А Игорь каков! Зубы непроизвольно скрипнули. Стоило увидеть старых приятельниц, стал милым, мне аж сплюнуть захотелось, таким приторным он был. Как можно с ними быть таким сладким, когда они разве что, ноги об меня не вытерли. Обращались как к блохе! Почему он их не осадил, не послал куда подальше. Неужели он не понимал и не помнил, как они ко мне относились в школе? Или он решил, что раз я приняла его, то должна принять и их? Но ведь он вел себя в разы приятнее чем эти курицы. Или он тоже хотел унизить меня? Может быть это какая-то затянувшаяся шутка? От всех этих мыслей начало подташнивать. Вдруг молнией резанула мысль, а если это всё, всё что было между нами, лишь игра. Искусная, красивая игра, призванная лишь для того, чтобы посмеяться надо мной.

— Сережа, домой, — жестко произнесли онемевшие губы.

Да это шутка, изощренная издевка, чтобы поржать в голос, над Машкой, собирающей осколки её глупого сердца. Как я вообще могла подумать, что Игорь, этот лощенный Игорёк Ершов, любимец публики, богатенький паяц, может мной заинтересоваться? Да денег у него нет, но подруженьки то остались, может они и денег ему с суживают.

Домой. В мою крепость. К тем, кто меня любит — к дочери и Ниночке, к тем, кому было всегда всё равно, как я выгляжу и сколько денег у меня в кармане, где я нужна такая какая есть! А Ершова забыть, выкинуть из головы, такие как он никогда не снизойдут до меня. Жизнь это уже объясняла несколько раз. Если мне нужен мужчина, я могу его купить, но к чёрту такого мужчину, другого и не будет, потому как сама я не продаюсь.

Игорь

Утро добрым не бывает. Сегодня в очередной раз всем своим естеством осознал правдивость этого высказывания. На работу я проспал, потому что пол ночи прокрутился, думая, как извинится перед Машей и в сотый раз прокручивая в голове вчерашний вечер. Как всё исправить? Решил, что современная флористическая промышленность меня спасёт. На большой букет денег не было совершенно, но уж одну-то розу я себе смогу позволить. Хотел прийти до начала рабочего дня и тихонько подложить её на стол шефине, она бы поняла, но день не задался, с кровати я вскочил аккурат, когда должен был выходить и даже не по задуманному плану, а просто если б не хотел опоздать.

Срочно покидав в сумку бритвенные принадлежности, я натянул костюм и выскочил из дома. Хорошо умудрился вчера не измять отглаженную к вечеру рубашку, у охраны в качестве униформы были черные костюмы, раньше я бывало пренебрегал внешним видом и заваливался на работу в задрипаном свитере, но с того дня как Маша признала во мне одноклассника, многое изменилось и чем дальше, тем сильнее. Скоро глядишь на работу как на праздник выряжаться буду, фыркнул я про себя, догоняя автобус. Маняша, что же ты со мной делаешь? Из глубины души начала подниматься такая теплота, что я даже замедлил шаг. Эти ощущения для меня были непривычны, подобные чувства я испытывал разве что к матери и то, в глубоком детстве, когда считаешь родительницу самой красивой и умной женщиной, когда говоришь отцу, что вырастешь и женишься на маме, потому что не знаешь, как ещё выразить переполняющие тебя эмоции. Я уж молчу о том, что мне никакого покоя, по ночам нет от снов, в которых Маша совсем не в том виде, в котором полагает быть леди, я начал чувствовать себя озабоченным подростком, а не взрослым мужиком, с притупившимися желаниями. Даже сейчас, лишь мелькнувшие мысли о снах, заставили почувствовать дискомфорт, в форменных брюках. От фантазий меня отвлёк автобус, подъезжающий к моей остановке и который надо было непременно догнать, в противном случае я точно опоздаю.

Офис встречал утренней суетой: прихорашивающимися секретарями, сонными сменщиками и ключом от кабинета шефини на стойке, значит ещё не пришла, и я увижу её. Может получится сказать пару слов…

Утро добрым не бывает. Секретарша Лиза, кокетничая с моим напарником, толкнула со стойки, за которой мы сидели, свою чашку с чаем, окатывая меня, хорошо хоть не кипятком, но явно неотстирывающимся, напитком. А кроме испорченной одежды придётся ходить мокрым пол дня, пока не высохну, сменной рубашки у меня здесь не было, ладно ещё чай пролился на уровне живота и можно будет застегнуть пиджак, дабы не очень сверкать свежеполученной отметиной.

Утро добрым не бывает. Стеклянная дверь холла распахнулась и в офис зашла Маша, яркая, необыкновенно красивая. Ветерок играл её светлыми локонами, а солнечные лучи из окна создавали мистическое свечение вокруг неё, делая её не просто красивой, а божественно притягательной. Слева шел Серёга, нагруженный какими-то папками, справа Саныч, что-то ей негромко втолковывающий. Её появление напоминало кадр из фильма, триумфального появления главной героини, как говорится на зло всем врагам.

Я улыбнулся, ища её взгляда, но она, лишь, мазанув по мне ледяным взором, заставляя поёжится, поздоровалась со всеми, взяла ключ от кабинета, слегка склонившись для этого над стойкой, и уверенным шагом удалилась в свой коридор. Обиделась. Но на что? По большому счёту это я должен был оскорбиться, ведь это она бросила меня с теми курицами и ушла, но что-то подсказывало, что, если я выберу эту тактику, буду чертовски не прав. Почему? Да кто ж его знает то, седьмое чувство? Надо было всё же как-нибудь просочится и поговорить, раз уж сразу не получилось.

Надо поговорить, легко сказать, не легко сделать. К Маше нескончаемым потоком шел народ: то подрядчики, то сотрудники с отчётами, а стоило мне попытаться навострить лыжи в ту сторону, когда наконец поток страждущих утих как она собралась и уехала. Начальница появилась только когда сотрудники, спеша домой, покидали здание.

— До свидания, Мария Степановна, — придержал ей дверь вихрастый программист, в вечно заляпанном свитере. Меня всегда удивляло как Маша, так трепетно относящаяся к внешнему виду сотрудников, позволяла ему появляться в таком виде на рабочем месте.

— до свидания Виталик, — улыбнулась она в ответ и, устало потирая глаза, ушла в свой кабинет.

Очень скоро те, кто хотел уйти вовремя, покинули стены родного офиса, и я решил, что — пора. Сменщик втыкал в какой-то тупой сериал, уборщица возила старой застиранной тряпкой по светлому кафелю холла, не обращая ни на что внимания, кажется явись перед ней сейчас Иисус, она лишь потребовала бы, чтобы он не мешал ей работать, хотя дамой вроде бы была очень набожной.

— я в туалет, — бросил напарнику, он лишь угукнул отмахнувшись, видимо в сериале было очередная переломная сцена, коих в подобных шедеврах киноиндустрии с сотню на каждую серию.

Крадучись и непонятно от кого прячась, я дошел до кабинета шефини, ладони неожиданно вспотели, во рту пересохло, будто я не отношения шел выяснять, а предложение делать. Я мотнул головой и решительно взявшись за ручку распахнул дверь. Маша подняла лицо от бумаг, окинула меня с головы до ног уничижительным взглядом и уткнулась в папку. Это меня так взбесило, я, значит, к ней прихожу поговорить, наладить отношения, а она всем своим видом показывает как сильно заинтересована в этом!

— Привет, — даже слишком громко процедил я. Маняшка даже не подумала ответить, лишь саркастически приподняв левую бровь и посмотрела на меня, — не хочешь объяснить, что это вчера было?

— вчера закончилась ваша игра с дурой Машкой, — не поднимая головы, вернувшись к изучению бумаг, ледяным голосом произнесла женщина.

— какая игра? Ты белены объелась? — я решительно подошел к столу и уперся в него руками.

— ага, вчера угощали, — всё так же пытаясь не обращать на меня внимание, ответила она. Меня уже потряхивало от бешенства, что это за спектакль? Она вчера ушла без объяснения причин, а тут ещё делает вид, что я её оскорбил до глубины души.

— Так! Ты не желаешь мне объяснить, что происходит в твоей дурной голове? Я, например, ни черта не понимаю! Ты вылетаешь пулей из ресторана, а сегодня корчишь из себя оскорблённую невинность. Ресторан для тебя слишком дёшев?

Больше она стерпеть не смогла, в мановение ока подскочила со стула и её лицо оказалось чуть ли не прижато к моему:

— Дёшево? Тебе не надоело надо мной измываться? Ненавижу! — она выкрикивала слова, люто сверкая глазами, казалось ещё чуть-чуть и она вцепится мне в лицо, — долго вы эту игру с твоими швабрами придумывали? Думаешь я всё проглочу? Думаешь, позволю надо мной смеяться? Ищи другую дуру! Оставь! Меня! В покое! Не хватило вам школьных лет? — её трясло мелкой дрожью, из глаз лились слёзы, а я понимал, что ни черта не понимаю. О какой школе говорит это красивая женщина, почему у неё бегут солёные капли по щекам и настолько несчастные глаза? Неужели из-за меня? Я что-то упустил?