Толя не утерпел и спросил у Ивана Федотовича про порожняк: что это такое?
— А это пустые вагонетки, порожние, — ответил парторг.
Потом Иван Федотович попросил показать ему все заметки, взял карандаш и начал их читать, кое-что в них поправляя.
Тем временем в кабинет сошелся народ: кто в комбинезоне, кто в ватной куртке, кто в форменном кителе работника Метростроя.
Когда Иван Федотович кончил поправлять заметки, он объявил:
— Заседание проведем в шахткоме: свой кабинет я уступил пионерам. Так что, товарищи, попрошу туда. А вам, ребята, наказ: если меня будут спрашивать по телефону, отвечайте: он на заседании партийного бюро в шахткоме. Не напутаете?
— Не напутаем! — хором ответили ребята.
— Иван Федотович, — вспомнил вдруг Леня, — а какое название дадим газете?
— Какое? Давайте назовем ее «За первый поезд».
— А я, — сказал Вася, — нарисую этот первый поезд.
— Дельное предложение, — подтвердил Иван Федотович. — Нарисуй.
Друзья расстелили на столе бумагу и примерили на ней заметки, после чего Гафур вооружился линейкой и карандашом и принялся писать название, а Вася взялся за поезд.
Толя и Леня приступили к переписыванию заметок. Изредка они советовались, где лучше поставить точку, а где — запятую.
Когда Гафур кончил заголовок в карандаше, друзья поглядели — как будто хорошо, можно начинать и раскрашивать.
— Вы думаете, красками? — спросил Вася.
— Конечно. А чем же?
— Погодите, — и Вася выбежал в коридор. В коридоре он приоткрыл дверь в шахтком и тихо позвал: — Иван Федотович!
Парторг сидел недалеко от дверей. Он тут же встал, извинился перед выступавшим и вышел к Васе.
— Что случилось? Может, бумага неподходящая?
— Бумага-то подходящая, слоновая. А вот не можете ли вы достать сырое яичко?
— Сырое яичко?! — изумился парторг.
— Ну да. Не вареное, а сырое.
— Нет, вы меня уморите, — вздохнул Иван Федотович и улыбнулся. — То медовые краски, то колонковые кисточки, думал, бумагой угодил, слоновая все-таки оказалась, а теперь подавай еще сырое яичко! Да на что оно вам?
— Бронзу развести. Если по правилам, то бронзу надо в яичном белке разводить. А мы вам хотим все по правилам сделать.
— Ну, а как-нибудь не по правилам можно?
— Можно, конечно. Если на клее...
— Так постарайтесь уж без правил! А клей у меня в шкафу.
Бронзу развели на клее и покрыли ею заголовок.
Несколько раз звонил телефон, и Толя важно отвечал:
— Иван Федотович на совещании партийного бюро в шахткоме.
У Васи не ладилось с поездом: получались и крыши у вагонов, и окна, и двери, и лучи от фонарей, а вот колеса не получались.
Смеркалось. Гафур зажег настольную лампу, и свет от нее уютным кольцом охватил четырех пионеров, склонившихся над листом стенгазеты.
Во дворе строительства, по-прежнему не смолкая, гудели моторы грузовиков и автопогрузчиков, звякал цепями подъемный кран, слышались голоса людей.
Вдруг дверь в кабинет отворилась, и ребята увидели на пороге знакомую художницу в меховой жакетке, Валентину Семеновну.
Она подошла к столу и взглянула на стенгазету:
— Заглавие написано хорошо. Но будет еще лучше, если вокруг золотых букв навести зеленый контур.
— А у нас и тушь зеленая имеется, — с радостью сказал Гафур.
— Поезд тоже нарисован неплохо, — продолжала разглядывать стенгазету Валентина Семеновна. — Только где же колеса?
Вася вздохнул и сказал:
— Я их пятый раз стираю, все кривые какие-то...
— Кривые не годятся. — Валентина Семеновна сняла жакет и положила на стул. — Дай-ка я попробую! Может, у меня они получатся не кривые.
Вася с готовностью протянул Валентине Семеновне карандаш, и она быстро и точно нарисовала колеса. Потом Валентина Семеновна помогла расположить заметки и написать к ним заголовки.
Затем она показала ребятам всевозможные линеечки, концовки, буквицы, шрифты.
Прошло более двух часов. Газета была уже почти закончена. Неожиданно широко растворились двери, и в кабинет вошел Иван Федотович, а с ним все члены партийного бюро. Они окружили стол с газетой.
Всем понравился и раскрашенный золотом заголовок, и поезд, и буквицы, и шрифты, которыми были написаны названия заметок.
— А в газете есть одно упущение, — вдруг сказал Иван Федотович.
— Какое? — заволновались ребята и Валентина Семеновна.
— А вот какое: не указано, что в выпуске стенгазеты принимали участие московские школьники.
— Правильно! — согласились члены партийного бюро. — Это обязательно нужно указать.
«ПЕРОМ ПО ЗАТЫЛКУ»
Раздался телефонный звонок. Антошка снял трубку.
— Алло! Ты, Ефим? Нет, он меня не взял. Сказал, что спешит на экзамен и что вообще наша затея — телячий бред. Но ничего. Собирай всех! Живо! Встречаемся, где договорились. Захватите редпортфель! — И Антошка, скатав лист ватмана в длинную трубку, выбежал из дому на улицу.
... В коридоре литературного института на стеклянной двери висела табличка: «Идет экзамен». Но Антошка и без таблички догадался, что именно здесь идет экзамен: сомкнув головы, в замочную скважину стремились заглянуть сразу два человека, причем весьма солидного и положительного вида — один из них курил даже трубку. Потом из дверей вышла девушка, подняла высоко руку и растопырила пальцы. Антошке сразу стало понятно: она получила «пять»!
В коридоре зазвучали радостные возгласы на многих языках мира:
— Фюнф!
— Цинди!
— Файф!
Антошка тронул за руку высокого чубатого студента.
— Простите, где поэт Владимир Славин?
— Поэт?.. — и чубатый со вздохом кивнул на стеклянную дверь. — Поэт тянет билет. А тебе он зачем?
— Срочно нужен. Я его брат. Младший.
— Заметно.
— Что заметно? — не понял Антошка.
— Что младший. — И чубатый, щелкнув по бумажной трубке, сказал друзьям: — Клянусь мандрагорой, Володька забыл этот рулон с цитатами. Ну, теперь поэту крышка!
Друзья засмеялись. Антошка тоже засмеялся.
— Только это не цитаты, — пояснил он, — а стенгазета.
— Чего? — в свою очередь, не понял чубатый.
— Макет стенгазеты. А я ответственный редактор. — И Антошка, волнуясь и сбиваясь, рассказал, что среди школ Москвы объявлен конкурс на лучшую стенгазету, посвященную Всемирному фестивалю молодежи и студентов. И вот поэтому он принес черновик школьной юмористической газеты студентам на обсуждение.
— Юмористическая, говоришь?
— А ну, показывай!
Антошка раскатал трубку.
— Да-а!.. — протянул чубатый, прочитав заголовок. — «Пером по затылку».
Студент-поляк попросил девушку, которая получила «пять», объяснить ему название газеты.
— Ну, понимаешь, «пиоро» — перо, «карк» — затылок.
— Да вот, Доминик, — и какой-то студент вытащил самопишущую ручку и ударил концом ee себя по затылку. — Понятно?
— Достепни, — закивал Доминик.
— А тебе, Сенгэ, нравится?
Сенгэ выразительно поднял большой палец.
— Други! Идея! — воскликнул студент в клетчатой ковбойке. — Заголовок надо написать на разных языках, а?
— Верно, Григареску. Пиши первый!
Григареску взял карандаш и написал на макете по-румынски название стенгазеты.
— Тодор! Где Тодор?
— Здесь я.
— Иди теперь ты пиши.
— А Космач куда девался?
— Сейчас найдем.
— И Кристанга найдите. У него, кажется, стихи подходящие есть. Вася Прохоров недавно перевел.
— Да, да, — обрадовался Антошка. — Я с редколлегией хотел просить у вас стихи, заметки, ну, пожелания всякие.
— А где же редколлегия?
— Редколлегия во дворе.
Студенты глянули в окно. На скамье, не доставая ногами до земли, сидела молчаливая, выжидающая редколлегия. Перед редколлегией стоял огромный желтый портфель, закапанный чернилами. К портфелю издали с любопытством принюхивался дворовый пес Боря.