Глава 2
После встречи с отморозками я заявилась домой в таком виде, будто меня избили или обворовали. Зареванная с растекшейся тушью под глазами в облезлой мокрой шубе, трясущая, как осиновый лист на ветру. Думала родители начнут с крика, возможно ударят, но мать, стоя наготове в прихожей, злая с кулаками, упертыми в бока, молча оглядела дочь, сделав соответствующие выводы, и прикрыла ладонью рот. Затем начала вспоминать господа Бога, при условии, что мама не сильно верующая.
И вместо покоя, одной рукой я стирала свои незаметные слезы, второй гладила маму по макушке. Прогнав отца, чтобы не подслушивал, мы заперлись в комнате для гостей и долго разговаривали.
- Меня не насиловали. Я просто упала в лужу и попала в метель, оттого расстроилась. Видишь, вся красота насмарку! – продемонстрировала полуразвалившийся мокрый колосок.
Я сидела на черном диване, а мать напротив на стуле, руки поставив на колени и в упор разглядывая меня на предмет синяков или ссадин.
- А это что? – трясущимся пальцем мама дотронулась до моих губ и подбородка.
- А что там? – повторила, прикасаясь к лицу.
Я ничего не чувствовала кроме дикого холода, от озноба зубы стучали друг об друга. Я настолько продрогла пока стояла зимой в одной кофте на улице, что другие эмоции и ощущения притупились. Возможно, когда согреюсь и остальные выглянут наружу.
Самое главное не изнасиловали и не надругались. Мало ли, какие у них существуют изощрения.
- У тебя царапины на губах и подбородке, - с подозрением поведала мать.
Я быстро убрала палец от губ, поняла, что это, наверное, раздражение. Когда бедняк облизывал рот было не только не приятно, но и физически больно. Щетина терлась о кожу и доставляла дискомфорт.
Чтобы скрыть смущение и ложь, я встала с дивана, прячась от осмотра матери и начала беспокойно топтать ковер. Прошла к стеклянному шкафу. Достала первую попавшуюся книгу, как оказалось сентиментальный роман. Бабушка обожала дамские романы, вот оставила нам наследие. Я повертела книгу с изображением влюбленной пары, сплетающейся на персидском ковре в страстной агонии любви. С трудом сдержалась чтобы не плюнуть на их губы, соединенные в поцелуе. До того мерзкими и слюнявыми показались эти поцелуи. Что в них возбуждающего и приятного?
- Я просто с мальчиком поцеловалась, - с трудом выдавила полуправду. Не стала рассказывать, что парень насильно забрал поцелуй. – Наверное, он меня уколол. Ничего не приличного.
Крепко вцепилась в корешок книги. Красивую обертку хотелось разодрать, порвать на много жалких кусков, хоть так убрать из себя гнев и ощущение тупика, паники, в котором пребывала в то время и откуда не выбраться и не уйти.
Мерзкие поцелуи и мужчины такие же!
- Смотри у меня! – погрозила мать пальцем. Этот жест отвлек мое внимание от просмотра книги. - Я надеюсь это не какой-нибудь взрослый женатый мужчина? Откуда борода-то такая? Смотри хвостом не крути, а то оторвут. И вообще вечно разоденешься, как девушка легкого поведения, тебя грех не изнасиловать. Вон какой вырез на кофте! Чтобы я больше…
Вот мама и успокоилась. Перестала беспокоиться за дочь. Я закрыла дверцу шкафа, сунула книгу под мышку и пошла на выход из комнаты.
- Я с тобой еще не закончила! – раздраженный тон матери вызвал разве что скуку. Бедняки страшнее в десятки раз.
- Мне надо согреться, я продрогла. Но если хочешь, чтобы я заболела, то разумеется продолжай! – развернулась и вновь присела на диван. Подняла бровь вверх и молча уставилась на мать в ожидании дальнейшей лекции, возможно оскорблений или нотаций. Сейчас мне только эти вещи нужны, только вынос мозга, а не тепло и объятия.
- Иди, - злобно пыхтя, кивнула мать на закрытую дверь. А весь вид просто кричал о недовольстве, хмурится, злобно поджимает тонкие губы, волосы в пучке всё время поправляет, боясь вероятно, что ее идеальность под угрозой.
На той же недели мать отвела к гинекологу проверять насиловали или нет. Хотя, думаю то была очередная попытка ненавязчиво разузнать обо мне побольше, узнать начала половую жизнь или нет.
Почему не рассказала матери? А о чем рассказывать? Как издевались надо мной? Нет уж, я похороню эту тайну с собой. Никто не должен знать об этом позоре. Вспоминать противно, меня будто испачкали и оставили грязный след во мне. Ноги вытерли, плюнули в лицо, размазали и ударили. Что-то похожее ощущала первое время после происшествия, но потом мысленно отгородилась, сделала заслон в памяти, куда замуровала то событие. Я будто посмотрела фильм, где была лишь сторонним наблюдателем. По сути со мной ничего не сделали, да, испортили губы, но не более. Я жива, здорова и всё забудется со временем.
По вечерам не выходила на улицу, пряталась за стенами дома. Стала вести одинокий образ жизни, потому что девочки из класса предлагали периодически погулять, но я отказывалась, боясь встретить вечером тех «людей». Я ведь их обманула, не дала денег, не пришла на встречу с тем парнем в капюшоне… И какое будет наказание неизвестно.
Смутно помнила Его лицо, оно было слишком сильно закрыто тканью куртки. Виднелся только квадратный подбородок с ямочкой и черные глаза, похожие на горький шоколад.
Едва вспоминала Его, как от беспомощности и паники внутри поднимался шторм, буря эмоций взрывалась и начинали разъедать мое мнимое с трудом приобретенное спокойствие. В такие минуты у меня был взгляд маньяка, карие глаза сужались в одну маленькую точку. И сама я сжималась, горбилась, будто хотела исчезнуть. Стержнем ручки делала дыры в тетрадях, а потом рисовала в местах дыр - голову и глаза. Представляя, что это его карие глаза.
***
Мама и папа из бедняков, пять лет назад им подарили статус богатых. Что это означало? Родители накопили достаточно активов, чтобы считаться богатыми, ну и конечно заимели хорошие связи, чтобы провернуть все дела по поднятию статуса и переезду на богатую половину города. С тех пор жизнь полностью поменялась, прежде мы были семьей Романовых, а стали Роман. Смена фамилии - тоже требование по статусу. Новая школа. Старые друзья остались в другой, прошлой жизни.
Получается я недочеловек и не бедная, и не богатая.
Прошло четыре года после той ночи. Я почти забыла события минувших дней и даже кошмары не мучили. Училась в школе, занималась танцами. Жизнь наладилась, но больше не ходила в шубах, предпочитала короткие куртки и кроссовки или сапоги без каблука для удобства бега. Мало ли встречу кого-нибудь из них.
- Ты выглядишь НЕ как женщина! - в очередной раз заметила мама, оглядела меня снисходительно, сделала неутешительный вывод и вид, что НЕ со мной.
Вот и пойми этих родителей, то я слишком откровенно одевалась, теперь я оказывается не женщина. Если ты ходишь не в шубе и в платьях, то ты не девушка.
Мама вышла вперед, на сгибе локтя красная сумка, фигуру скрывает красное пальто, ноги в сапогах на шпильке, волосы собраны в высокий темный пучок. Сестра у нее под крылышком и идут две кумушки впереди обсуждают, куда нам отправиться и в какой отдел первым? Обуви, лифчиков или платьев?
От перспективы таскаться по магазинам субботним утром, я горестно вобрала воздух в рот, надула щеки и выдохнула в сторону. Дунула на какого-то парня, тот аж взбрыкнулся, как кот, на которого попала вода. Головой затряс из стороны в сторону.
- Простите, - шепнула ему и пошла за спиной проводниц.
Марина-сестра немного полновата, грудь огромная и бедра широкие, но невероятно симпатичная на лицо с сексуальной мушкой над губой (ну в точности Мерлин Монро), а еще умная и очень обаятельная собеседница.
Сегодня гуляли в центре города, в одном из самых огромных магазинов для богатых, где вряд ли встретишь бедных людей, если только в качестве продавцов в бутиках или обслуживающего персонала. Бедняки живут на своей половине. На нашу сторону приезжали разве что на заработки и то кому повезло устроиться.
Итак, после долго и нудного шопинга, когда ноги начали нестерпимо гудеть, зашли в ресторан, с красными тяжелыми портьерами на массивных окнах, сели в центр помещения за столик с красными скатертями. В процессе нудного ожидания заказанной еды я засмотрелась на соседний столик. На красивые ноги девушки(женщины?) выставленные в проход и запакованные в ярко-оранжевые лабутены. Девушка ко мне боком, но ярко-рыжие волосы до лопаток хорошо видно. Шубку дамочка сняла, оставшись в коротком оранжевом платье на толстых бретельках.