– Ну, уж как-нибудь.

Оба мы знали: дома нам достанется. На гуляньях у реки часто тонут; конечно, и моя мама разволнуется, если я не вернусь засветло, будет стоять у калитки и ждать. Но думал я больше о том, каково сейчас миссис Кристо: ведь Джули не умеет плавать, а она знает, он в любую минуту может выкинуть что-нибудь безрассудное. И еще за другое ее жалко: наверно, она огорчается, что Джули участвует в таком греховном развлечении.

Мы стали искать грузовик, который отправлялся бы прямо сейчас. Как раз уезжал мистер Пулин, владелец гаража, но в его грузовике уже яблоку было негде упасть.

– Попытайте счастья у мясника Морни, – посоветовал кто-то.

– А где он? – крикнул я вслед отъезжающему грузовику Пулина.

– Где сосисками торговал, – отозвался кто-то.

У мистера Морни были лучшие в городе сосиски и колбасы. Был он к тому же наилучший мясник – человек богобоязненный, очень порядочный, он не просто торговал самым лучшим мясом, но был к тому же великодушен и честен; ходил он всегда в войлочной черной шляпе, так как был единственным в городе квакером. Жена его умерла, а свою дочь Бетт он считал самой добродетельной девушкой на свете. Про городских наших нечестивцев всегда говорили, что одной ногой, они уже в аду, так вот про Бетт говорили, что ее косички уже в раю. Она у нас была замечательная, умница-разумница, самая примерная – во всей школе самая первая ученица, чистая душа, не кривляка, правдивая, бесхитростная, самая хорошенькая и всеми любимая. Потому-то мы держались от нее подальше. Ни один мальчишка не рисковал связываться с таким воплощением всевозможных добродетелей.

Однако в тот день прихоть случая связала с ней Джули. Мы искали мистера Морни и его грузовик, и тут за грудой сложенных столов, которые должны были погрузить на автомобиль, поднялся какой-то переполох.

– Пошел вон! Вон! – пронзительно кричал кто-то.

Потом яростно залаял и зарычал пес, мы кинулись на шум, и, когда подоспели, там уже в страхе визжали и плакали пять или шесть девчонок. Одна из них, Бетт Морни, прижалась к грузовику, а на нее наседал свирепый пес с оскаленными зубами и жесткой, ощетиненной шерстью.

– Да это ж Скребок! – крикнул я.

Скребок, бездомный, вечно запуганный, всеми гонимый, казалось, вот-вот вцепится девочке в горло. Еще никто из нас не видал бедолагу Скребка в такой ярости. Он всегда ходил, поджав хвост, старался ко всем подольститься, сейчас я подивился: какому дурню пришло в голову притащить его на гулянье? А может статься, он сам сюда приковылял?

– Ударила его чем-нибудь, наверно, – сердито сказал Джули, а Скребок все лаял на Бетт, все рычал. Таким я видел его впервые и впервые заметил, какой он огромный и странный зверь – причудливая помесь колли, динго, восточноевропейской овчарки и австралийской овчарки.

– Шестом его! – гаркнул Пэт Бизли.

Пэт Бизли был в нашем городе и сам вроде Скребка – из отверженных. Совету его никто не последовал, он сам схватил длинный шест, размахнулся и стукнул не успевшего увернуться Скребка по крестцу. Тот взвыл от боли.

И тут Бетт сглупила. Кинулась удирать. Обежала грузовик, взлетела на невысокий бугор. Рыча еще свирепей, Скребок кинулся за ней, а мы – на почтительном расстоянии – за ним, все, кроме Джули: не обращая внимания на оскаленные зубы и рычание, он отчаянно пытался ухватить Скребка за хвост, за шею, за уши.

– Назад! – кричал он на Скребка. – Назад!

Они со Скребком были старые друзья, но всем нам слепая вера Джули в их дружбу казалась чистым безумием. Скребок нацелился огромными своими клыками на лодыжки Бетт, но тут Джули кинулся на пса всем телом, сумел обхватить его за шею и удержал.

– Они ж убьют тебя, – говорил он Скребку. – Убьют, понимаешь? Угомонись лучше! Угомонись!

На мгновение мне показалось: Скребок вопьется зубами ему в горло. Их сейчас было не расцепить. Но Скребок замер, лапы его одеревенели, в страшной гримасе он оскалил пасть уже у самого лица Джули, а потом нехотя покорился и позволил Джули оттащить себя в сторону.

– Чем это она тебя стукнула? – возмущенно говорил Джули и все тащил пса за шею, и ясно было: он куда больше тревожится о Скребке, чем о Бетт, которая совсем побелела и притихла от страха. В ее широко раскрытых глазах застыл ужас, и казалось, она просто не в силах оторвать взгляд от сплетенных воедино Скребка и Джули.

– Ну, иди, иди… – все уговаривал Джули рычащего пса, держа его за шею и не обращая внимания на всех нас, столпившихся вокруг перепуганной Бетт.

– Проклятый дворняга, – сказал Пэт Бизли. – Вечно путается под ногами. У меня в машине пистолет, и сейчас самое время прикончить этого пса.

Но Джули отвел уже Скребка подальше и теперь спокойно подтолкнул его и сказал:

– Пошел домой. Пошел, а то тебя пристрелят. Пошел. Пошел! – прикрикнул он.

Скребок, наконец, понял. Он прижал уши, коротко прорычал и неуклюже затрусил к густым зарослям.

А мы все тем временем вслух сочувствовали Бетт, которая медленно приходила в себя.

– Я ничего, – твердила она. – Он меня не укусил. Ничего со мной не случилось. Это все пустяки.

Подошел Джули и сердито бросил ей:

– Что ты ему сделала? За что ударила? Бетт посмотрела на него круглыми глазами.

– Я ничего ему не сделала, Джули, – возразила она.

– Уж наверняка что-нибудь да сделала, – настаивал Джули. – Наверно, пнула его ногой.

– Отвяжись от нее, – обозлился Пэт Бизли. – Виноват во всем паршивый пес, вечно он пакостит, это все знают.

Мы пытались убедить Джули, что виноват Скребок: ведь наша Бетт просто неспособна никого задеть или обидеть.

– Он сунул нос в корзину, в которой отец привез колбасу, – огорченно сказала Бетт, – и я велела ему уходить. Вот и все, Джули. Я только сказала ему: «Уходи».

– А не покормила почему? – спросил Джули. – Он просто хотел есть.

Виноватая, озадаченная, испуганная Бетт принялась кусать губы. Потом у нее из глаз выкатились две огромные прозрачные слезы. Кажется, Джули всегда заставлял женщин проливать вот такие, с горошину, слезы – и тут он с отвращением пошел прочь; Бетт – за ним, она даже схватила его за руку.

– Я ж вовсе не хотела его обидеть. Вот честное слово, Джули…

Я не мог удержаться от смеха. Только Джули способен был вот так обернуть невинность в вину, пусть даже и невольно. Но Джули все еще не остыл от гнева и не отвечал ей, и тут появился сам мистер Морни – он шел от реки, где мыл огромные черные сковороды. Он сразу же принялся расспрашивать нас, что случилось.

Последовали объяснения, но я уже не слушал, мне хотелось только одного: поскорей добраться домой. Я даже не очень-то защищал Джули и Скребка, когда девчонки и Пэт Бизли рассказали мистеру Морни, как было дело.

– Ну, ладно, – сказал он, – теперь уже все позади…

– Можно, мы с Джули поедем в город в вашем грузовике, мистер Морни? – поспешно спросил я.

– Хорошо, Кит. Только сперва придется вам погрузить столы. А я сложу палатку, положу ее у заднего борта, и вы сможете на нее сесть.

Две сестры Каррингтон, которые на праздниках неизменно разливали чай, старые девы с вечно красными ушами, должны были ехать в кабине вместе с мистером Морни, а значит, Бетт поедет с нами в кузове.

Всю дорогу Бетт беспокойно поглядывала на Джули, озадаченно хмурилась, словно молча просила простить ее или хотя бы выслушать. И в этом взгляде отразились все их будущие отношения. Сколько лет потом я видел – так смотрела Бетт всякий раз, как они оказывались вместе. И в тот день Бетт всю дорогу почти не сводила с Джули глаз, а он вовсе не замечал ее, он впитывал прерывистую, судорожную тряску старого грузовика, словно дрожь эта была ближе его истинным чувствам и его музыкальной алгебре, чем миловидное, встревоженное, простодушное личико Бетт.

В ту пору Бетт уже превращалась из ребенка в девушку и, как бывает с девочками, физически опередила и Джули и всех других своих сверстников-мальчишек. Но ненамного: мы тоже взрослели рано. Приходилось, такова была жизнь в тридцатые годы; она встречала нас не свершением всех надежд, но угрозой. Да и в самом деле, что нас ждало?