— Следующее, —  говорю я и заканчиваю на этом наблюдение. —  Я думаю, что должен существовать своего рода портал. Путь, чтобы перейти из сказки в реальный мир. И в реальном мире, Раскуллио, ты мог бы каждый день проводить за охотой на бабочек, как это возможно только в самых заветных мечтах.

— Почему я должен это делать? —  говорит он. —  Тоже самое я мог бы и здесь делать.

— Но ты сказал, есть только пятьсот шестьдесят один вид...

— До сих пор, —  возражает Раскуллио. Он теснит меня в сторону и хватает своей костлявой рукой картину за моей спиной, которую я не замечал до сих пор. Хатем берет наполовину готовый портрет Морин, и заменяет его новой картиной.

Это превосходная копия помещения, в котором мы стоит. На ней стоит мольберт.

И на мольберте стоит превосходная копия этого помещения. И так далее и так далее. Пристальный взгляд на картину вызывает головокружение, такое чувство, будто окно, открылось перед моими глазами.

— Вау, —  говорю я пораженно. —  Вероятно, тебе стоит повесить свою карьеру злодея на гвоздь и вместо этого стать художником.

— Посмотри сюда и научись кое-чему, мой друг, —  говорит Раскуллио. Он берет свою палитру и погружает кисть в малиновый цвет.

Затем рисует тщательными, тонкими чертами великолепную бабочку на холсте, которая непосредственно парит над письменным столом. С несколькими желтыми и черными точками, затем делает последнюю штриховку, затем отступает, чтобы рассмотреть произведение.

— Вуаля, —  говорит он, и я становлюсь свидетелем, как бабочка постепенно исчезает с полотна.

И как она снова появляется на расстоянии десяти сантиметров от моего носа, прежде чем она вылетает через дырку в стене скалы.

— Так создаются пятьсот шестьдесят два вида, —  замечает Раскуллио.

В предисловии сказки мы узнаем, как Раскуллио сделал так, чтобы дракон погрузил королевство в страх и ужас и убивает короля Мориса.

Вместо того, чтобы отправиться на охоту на дракона, где эти животные живут согласно сказаниям, он сотворил одного из них с помощью магического холста. Все, что он на нем рисует, выбирается оттуда, становясь живым, как ты и я.

Я не могу понять, как мог забыть об этом?

— Подожди-ка, —  говорю я ошарашено. —  Ты можешь сотворить все что захочешь, всего лишь нарисовав это, даже если никто не читает книгу?

Вместо ответа он берет другую кисть и рисует дымящийся бокал на письменном столе картины. И в тот же момент он появляется в его руке.

— Чаю? —  предлагает он мне.

— Раскуллио, это великолепно. Это даже больше чем великолепно. В самом деле, ты можешь все, что захочешь, принести в историю?

— Выглядит так, —  соглашается он. — Я не знаю, почему это работает, если книгу не читают в это время. Или почему я могу оживить что-то еще кроме Пиро на своих рисунках. Но я должен согласиться, что это довольно практично.

— Ты рисуешь еще что-то кроме бабочек?

Раскуллио смотрит в пол. —  Последнюю неделю мне очень хотелось шоколадный пудинг с ягодами, так что я нарисовал полную миску, и ел до тех пор, пока я почти не лопнул.

— Если ты можешь что-то принести в сказку, —  говорю я медленно, пока я размышляю, —  это значит, что ты можешь и вытащить отсюда?

Он открывает рот и собирается ответить, но лихорадочный голос Фрампа перебивает его, который звучит как из громкоговорителя.

— Все по местам! Книга открывается!

Мы видим слабый свет на краю, люди! И не забудьте: будьте готовы выступить оскороносно!

И тогда внезапно меня тянет обратно, и я лечу кувырком, до тех пор пока я не приземляюсь как кошка на странице сорок три, где я цепляюсь за отвесную скалу.

 Во время тренировки по плаванию я как всегда оказываюсь последней, кто выходит из раздевалки. Меня ожидает час пытки, поэтому я особо не тороплюсь.

Все равно, какой сталь плавания, из двадцати пяти пловчих я всегда финишировала двадцать пятой. Тренер вздрагивает каждый раз, когда зовет меня приготовиться к старту.

Но сегодня у меня совершенно другое чувство.

Возможно, это из-за разговора с Оливером, во всяком случае, я думаю, что сегодня, возможно, не буду последней во время наших псевдо-соревнованиях.

И все-таки кажется ли это достаточно убедительным, что я могу совершить невозможное, ну, а почему я не должна верить в это?

— Девочки, по местам! —  кричит тренер, и плыву к крайней правой дорожке и цепляюсь за край бассейна, чтобы приготовиться для плавания на спине.

Пока надеваю плавательные очки и проверяю местонахождение шапочки, я бросаю взгляд на ряд моих коллег из команды. Мое место рядом с Холли Бишоп, которая заняла третье место в плавании на спине в региональных соревнованиях. Жестко.

На следующих дорожках находятся несколько новичков, и с самого краю Элли МакЭндрю, черлидер, которая, как мне кажется, посещает тренировку по плаванию, чтобы показаться в купальнике и пофлиртовать с парнями из юношеской команды.

Звучит электронный сигнал, я ныряю, отталкиваюсь от стены и извиваюсь под водой, преодолевая первые метры.

С самого начала я чувствую себя по другому, как будто я была морским животным, морской нимфой, как в книге Оливера, с настолько мощным хвостом, что я могла бы обогнать лодку, не говоря уже о Холли Бишоп. Я выныриваю на поверхность, смотря на люминесцентные лампы плавательного зала, и скольжу как слепая по волнам.

Я —  машина. Я непобедима.

Когда я снова выныриваю после разворота, то слышу,

как мои конкуренты выкрикивают проклятия , и тренер выкрикивает мое имя. Итак, я смогла оторваться, все растеряны, что у Делайлы Макфи наконец наступил большой день.

Теперь я в любой момент могу почувствовать целевой удар, от которого остановится мое время, и объявят мою победу. Вода подо мной кружится, и мои руки упираются во что- то жесткое за моей спиной...

— Аааууу!

Когда я разворачиваюсь, разбрызгивая брызги и срываю очки с лица, я вижу Олли МакЭндрю, которая держится за нос. Кровь потоком бежит в бассейн. —  Ты жульничаешь? —  кричит она.

Я пристально смотрю на нее в ужасе, затем смотрю на девушек, которые вытаскивают Олли из воды. —  Всем вылезти из воды, —  шумит тренер. — Загрязнено телесной жидкостью.

— Ээ... Мне очень жаль, —  заикаюсь я и задаюсь вопросом, что Олли МакЭндрю делала на моей дорожке. Но тогда осматриваюсь.

Как-то я умудрилась пересечь пять дорожек до совсем левой к Олии. И моим убийственным ударом со спины я, наверное, сломала ей нос.

— Как прошла тренировка? —  спрашивает мама, когда я влезаю на пасажирское сидение.

— Я заканчиваю с плаванием, высшей школой, с жизнью, в общем.

— Что случилось?

— Я не хотела, бы говорить об этом, —  мой мобильный пискнул. Джулс прислала сообщение, но у меня нет желания сообщать ей о моей новой катастрофе. Она узнает об этом так или иначе в понедельник в школе, где меня будут задевать хуже, чем прежде.

Моя мама смотрит на меня со стороны. —  Ну да, что бы это ни было, определенно двойной шоколадный молочный коктейль из ресторана Ридгели сможет немного сгладить ситуацию. Давай поедим там.

Я знаю, что это значит очень много для моей мамы. Мы не часто едим не дома. Мы не можем позволить себе это. —  Спасибо, —  бормочу я. —  Но мне больше хочется домой.

— Делайла, —  говорит мама, нахмурив лоб.

— С тобой правда все в порядке?

— Все отлично, мама. У меня просто... целая куча домашнего задания.

На оставшемся обратном пути я успешно избегаю любой беседы. Когда мы останавливаемся на въезде, я сразу несусь в дом и поднимаюсь в свою комнату. Книга все еще лежит на кровати, где я ее положила.

Я открываю ее на сорок третьей странице, где она открывается практически самостоятельно, корешок книги, наверное, уже переломился на ней, и нахожу Оливера у подножия скалы. Он одаривает меня сияющей улыбкой. —  Тренировка по плаванию была прекрасной?