Я удивился тогда. До чего же загадочны дамы!

      Путь к их сердцам так причудлив. Вы можете быть суперменом,

      быть соблазнителем как Казанова, но это не значит,

      что завладеете сердцем вы женщины; телом, быть может,

      да, но душою гораздо сложнее, поверьте. Душою

      тот завладеет, кто сам простодушье проявит вначале.

      Или Бог весть что... Не знаю... Загадочны женщины, право...

      Вышли с Аркашей на улицу мы и направились, после

      кратких раздумий, куда нам пойти побродить сейчас, чтобы

      ноги размять, на пруды Патриарши, где сев на скамейку,

      заговорили о деле. Точнее Аркадий мне начал

      планы свои излагать и все то, что хотел от меня он.

      Текст написать - это раз, а потом режиссером стать клипа.

      Я согласился. Потом мы еще поболтали о разном,

      я рассказал ему новости об однокурсниках, после

      мы с ним обратно пошли, ибо мне на работу вернуться

      нужно еще до пяти. Проходя через рельсы трамвая

      возле прудов Патриарших, мы вспомнили о Берлиозе

      и, оглядевшись с опаской вокруг, перешли эти рельсы.

      Надо заметить, что после прочтения этого места

      в книге Булгакова, стал я с особым вниманием рельсы

      пересекать, что в Москве попадаются часто, тем паче

      жил я на Рижской, где ходят трамваи. Вот сила искусства.

      Случай простой оно делает мифом, что всем интересен.

      Да и сам случай ведь выдуман, но матерьяльней с годами

      он все становится, как бы собой доказав ту идею,

      что мысль первична и плотью потом обрастает, и значит

      прав и Платон и пророки, и есть у природы Создатель.

       ГЛАВКА ДВЕНАДЦАТАЯ

      В офис вернувшись, я сел резюме поскорей напечатать,

      чтобы отправить сегодня же в банк и, возможно, дождаться

      сразу ответа. Тут в офис вошел посетитель, мужчина

      под пятьдесят. Он сказал, что звонил, и его пригласили

      просто заполнить анкету и если появится место

      в банке, ему подходящее, то позвонят ему. Юля

      сразу анкету дала и потом принялась с ним общаться.

      Он был совсем не похож на сотрудника банка, поскольку

      грязно и бедно одет, с бородой и лицом недовольным.

      Видно, что был удручен положеньем своим и сердился

      то ль на себя, то ль на нас. Краем уха я слушал беседу

      Юли с ним и встрепенулся, когда он сказал, что писатель,

      в Литинституте учился, работал в различных журналах,

      связи с печатными СМИ он имеет и вот предлагает

      опыт свой банкам, желая работать в рекламном отделе.

      Я удержаться не смог от общения с ним и поведал,

      что сам учился два года лишь в Литинституте и бросил,

      смысла не видя в учебе отчасти, отчасти от лени

      и недостатка свободного времени, но мне приятно

      встретить писателя. Он оживился, спросил, у кого я

      в Литинституте учился, в каких это было годах, и,

      выслушав те же вопросы уже от меня, отвечать стал.

      Он называл мне фамилии тех, у кого он учился,

      мне было стыдно, что я их не знал, потому что советский

      плохо период я знаю, точнее все то, что мне близко

      в этой эпохе за рамки ее выходило, конечно.

      Те же, что преподавали в то время, а это начало

      семидесятых, вполне респектабельны были, но нынче

      их не читают совсем или мало, поскольку в эпохе

      прошлой остались они. Я такое сказать не решился

      гостю, поскольку не к месту бы было, да мало ли что я

      думаю о той эпохе, важнее, что вот предо мною

      тоже писатель и, как все писатели, собственной шкурой

      знает, что это за труд и какая шиза это дело.

      Мне захотелось помочь ему. Вспомнил о старом заказе

      из небольшого стабильного банка как раз на такого

      специалиста по связям со СМИ и, оставив компьютер,

      начал в тетрадках своих телефоны искать того банка,

      вскоре нашел, позвонил туда и, убедившись, что место

      это вакантно, отправил туда ободренного гостя,

      прежде оформив по правилам с ним договор об оплате

      наших услуг, если фирма устроит его на работу.

      После опять за компьютер уселся, печатать продолжив.

      Я торопился, поскольку без четверти пять уже было

      и день рабочий к концу приближался. Когда же спешишь ты,

      то обязательно делаешь больше ошибок, рукою

      нервной не те нажимая значки на панели, стирая

      их и печатая дальше, порой чертыхаясь невольно.

      Ерзал на стуле я от неудобства: компьютер так плотно

      к стенке приставлен был боком, что стул, упираяся ножкой

      в стенку вплотную, не мог все ж сравняться с экраном, поскольку

      был чуть правее компьютера, и приходилось на левый

      край все тесниться седалища, спину левей выгибая.

      Чуть закололо в боку, но менять своей позы не стал я.

      Есть у меня свои бзики. Что я не могу на работу

      так опоздать, уж сказал. Но еще неприятней с работы

      позже уйти хоть на десять минут, - настроенье надолго

      портится вдруг у меня и мне жалко минут этих лишних.

      Хоть, если здраво подумать, ну что мне спешить, если дома

      нет никого, впереди же еще целый вечер? Не знаю...

      Бзик, да и только. Пожалуй, тут психоанализ помог бы.

      Видимо, все оттого, что в моем подсознанье работа

      та, что веду, не является значимым чем-то и время

      жаль убивать на нее, лишь желанье себя обеспечить

      деньгами мной управляет, и распределяю я силы

      ровно на время работы, а после в момент выключаюсь,

      чтобы скорее вернуться в другой мир, что более значим.

      Таня ушла уж с работы, и Юля уже собиралась,

      Саша кроссворд все разгадывал: ручкой порою макушку

      или висок почесав, что-то вписывал в столбики, снова

      ручкой макушку чесал, устремлял в потолок взгляд, блуждая

      взглядом невидящим там, рот при этом чуть-чуть открывался.

      Юля ушла, попрощавшись; я тоже закончил работу,

      текст резюме, сохранив в базе данных, пустил через принтер

      и отпечатанный лист поскорее по факсу отправил;

      после накинул пальто и взглянул на часы: две минуты

      переработал. Ну ладно. "Пока", - сказал Саше и вышел.

       ГЛАВКА ТРИНАДЦАТАЯ

      Выйдя на улицу после работы, вдохнув полной грудью

      воздух, хотя загрязненный, но все же весенний, окинув

      взглядом кругом, я пошел, не спеша, в направленье привычном

      мимо палаток торговых по левую руку, желая

      лишь одного: так идти, как иду, наслаждаясь моментом.

      Тени ложились от зданий до самой средины проезжей

      части, но там, где я шел, было солнечно и ощущалось

      левой щекою моею тепло от вечернего солнца.

      Мимо афиш театральных пройдя, прочитав в сотый раз уж

      репертуар Моссовета театра, зевнул безразлично.

      Впрочем, глухая во мне неприязнь шевельнулась к театру.

      В целом театры пошлы, и ходить в них не стоит, конечно,

      чтоб не плеваться потом и не быть удрученным сознаньем,

      что режиссер и актеры тебя низвели до плебея.

      Если же дух, что возвышенный строй придает твоим мыслям,

      напрочь иссяк, и осталась лишь память о чувствах прекрасных,