что еще до появления Юли на этой работе,

      то есть еще года два назад, он с этим банком работал.

      Спорили, спорили и в результате вдруг оба от банка

      этого вмиг отказались, мол, принцип им важен, не деньги.

      Тане тогда предложили заняться заказом, но Таня

      им отвечала: ваш банк, разбирайтесь, кто будет работать

      сами, а я без того занята. Мне тогда предложили.

      Но отказался и я, мотивируя тем, что загружен

      тоже по горло и стал уговаривать Юлю иль Сашу

      бросить дурачиться и взять кому-то из них поскорее

      этот заказ. Наконец уболтать удалося мне Юлю.

      Только хотел я печатать одно резюме на главбуха,

      как дверь открылась, и в офис Аркадий вошел, однокурсник

      мой, что с утра мне звонил, обещая подъехать по делу.

      Дело его состояло из просьбы: помочь к его песне

      текст дописать. У него же всего три строки получились.

      Я был настроен скептически, но, чтоб его не обидеть,

      взялся помочь, говоря, что его может текст не устроить

      мой, потому что законы эстрады мне мало понятны.

      То есть, понятны они, даже их сформулировать можно,

      ибо и там образцы есть свои, но я тяжеловесен

      буду для них. Впрочем, это уже не сказал я, - подумал.

      Петь на эстраде задумал Аркадий, - с чего вдруг, не знаю.

      Вроде учился он на режиссера театра, во ВГИКе

      на режиссера кино обучался. И хоть не закончил

      он до конца обученье ни в ГИТИСе, ни позже в ВГИКе,

      но был способным студентом и мог стать вполне режиссером.

      В ГИТИСе выгнан он был со второго иль третьего курса

      за аморалку. История на мелодраму похожа.

      Впрочем, с какого угла посмотреть. А исторья такая:

      трахаться негде ему было с девушкой, тоже студенткой

      нашего курса, поскольку по два или три человека

      жили в общаге в одной комнатушке, и редко случалось,

      что кто-то комнату сам занимал, не имея соседей.

      Вот и ходил ночевать наш Аркадий к подруге, где жили

      кроме нее еще девушки две, однокурсницы наши.

      Тихо за шкафчиком ночью они на скрипучей кровати

      в радость себе занимались любовью, но девушкам это

      стало уж слишком вредить, так что те возражали приходам

      на ночь Аркадия, что и понятно, друзья, согласитесь.

      Но и Аркадий и дама его уговорам не вняли,

      а лишь смеялись, и стал тот конфликт разрастаться сильнее.

      Так что однажды две девушки с жалобой прямо к декану

      путь свой направили. Тот, возмутившись, к себе на беседу

      вызвал Аркашу и даму его. Что же дальше случилось?

      Трудно в деталях мне вспомнить. Лишь помню, что вел себя глупо

      в этой беседе с деканом Аркадий и даже к шантажу

      вроде прибегнул, мол, есть "голубые" среди педагогов

      на факультете ( а надо заметить, что время-то было

      строгое все еще, лишь "перестройка" была Горбачева)

      и коль его исключат, то молчать он не будет и факты

      в органы внутренних дел предоставит о сей аморалке.

      В общем, декан рассердился ужасно, он сам, полагаю,

      не собирался Аркашу отчислить за трахи в общаге,

      лишь пожурить, постращать, отпустив его с миром, но наглость

      и подловатость студента его возмутила безмерно,

      и сей конфликт получил продолженье на новом этапе.

      Помню, все курсом собрались мы, все педагоги,

      мастер пришел обсуждать поведенье сей парочки сладкой.

      Все понимали, в какое неловкое влезли занятье,

      но было жалко Аркашу и даму его, всем хотелось

      выстроить так разговор, чтоб их не исключили из вуза.

      Снова напортил Аркадий все. Он заявил, что невинен,

      а виновата во все его дама, она затащила

      бедного парня в кровать, потому пусть ее исключают.

      Он же к тому ж импотент. Если нужно, достанет и справки.

      В общем, все только махнули рукой. Педагоги решили:

      девушка пусть остается, Аркадий же будет отчислен

      за аморалку. Такая история. Я же с Аркашей

      хоть и не дружен был, но был приятелем, вот и доныне

      пересекаемся мы иногда по причинам различным.

      Есть обаяние в нем и какая-то детская кротость,

      так что он мне симпатичен, хотя и не так чистоплотен

      в нравственном смысле, как мне и хотелось бы. Помню, я в шоке

      был иногда от его поведенья, но ныне, когда уж

      не удивляюсь почти ничему, иронично спокойно

      воспринимаю его завихрения и уклоняюсь

      от предложений, идущих вразрез с моим жизненным кредо.

       ГЛАВКА ОДИННАДЦАТАЯ

      Хочется мне и о даме его рассказать вам. Тогда уж

      имя ей дам. Ну, пускай будет Катя, к примеру. В начале

      курса второго она к нам попала из города... впрочем,

      город назвать не хочу, из сибирского города, в общем,

      где в Театральном училище числилась. Помню картинку:

      только вошла она в класс, где сидели студенты, общаясь

      после каникул друг с другом с особым настроем, как взгляды

      все на нее устремились, поскольку она опоздала

      (что с ней в последствии будет особенно часто). Когда же

      низким грудным она голосом четко спросила, туда ли,

      мол, заглянула она, все студенты решили: "Ну, вот же

      и героиня на курсе теперь у нас есть". Не хватало

      нам героини как раз, чтоб играть хоть Островского, скажем.

      После любовь у нее закрутилась с Аркашей, но было

      в их отношениях что-то надрывное, трещина в чувствах.

      Думаю, это случается в парах, где оба партнера

      знают о фактах неверности в сексе своей половины.

      Или, что чаще бывает у женщин, любимый мужчина

      кажется им не таким уж талантливым, умным, как прежде.

      С Катей дружил я. Влюблен в нее не был. Хотя вспоминаю

      что-то похожее на увлечение было. Но все же

      дама другая мне сердце разбила, и мне не до Кати

      было в то время. А Катя однажды мне даже призналась,

      что влюблена в меня. Это случилось ужасно забавно.

      Шли мы однажды с ней вечером после занятий в общагу.

      Вспомнили детство. Я стал ей рассказывать как в пятом классе

      в пионерлагере летом играли мы после обеда

      в спальне, где мальчики были одни, вместо тихого часа,

      кто больше пукнет. Такую игру мы придумали сами.

      Всех побеждал постоянно один толстый парень. Я очень

      злился и жутко завидовал, что не могу даже в тройку

      этих... призеров войти. Раз четвертое место я занял,

      очень был счастлив и горд. Но однажды вошла в нашу спальню

      Алла, вожатая наша, - ей было тогда восемнадцать,

      я был влюблен в нее тайно, - и, носик поморщив, сказала:

      "Мальчики, что у вас запах такой?.. Вы хоть окна откройте..."

      Все рассмеялись, она, не поняв от чего все смеются,

      только плечами пожала и окна открыла сама нам.

      Я же тогда рассердился и, всех обозвав пердунами,

      стал возражать против этой игры, и она постепенно

      как-то скатилась на нет. Перестали играть постепенно.

      Так красота победила дурные наклонности наши.

      Катя смеялась, когда ей рассказывал я этот случай,

      после внимательно так на меня посмотрела и тихо

      мне заявила: "Я просто влюбилась в тебя после этой

      детской истории... Правда... Серьезно... Такой ты забавный..."