– Мм? А, точно. Так и есть.

После печального состояния Уинфилда постоянная суета, царящая в Кербе, выглядела еще приятнее. Для всех, кто живет торговлей, нет более сладкого зрелища, чем бурлящий рынок.

– О да, а кажется, что мы вместе путешествуем уже очень долго.

– Хмм?

Хоро прищуренно огляделась, потом сцепила руки за спиной и зашагала вперед.

– И каждый раз, когда мы оказываемся в новом городе, происходит что-нибудь достойное того, чтобы над этим смеяться лет пятьдесят.

Фигурка Хоро вдруг показалась Лоуренсу очень одинокой, и он был уверен, что не только показалась. Если Хоро через пятьдесят лет будет смеяться над этими воспоминаниями, его рядом не будет, чтобы к ней присоединиться.

– …

Когда Лоуренс не смог придумать никакого ответа, Хоро повернулась к нему лицом.

– Ну так что, добавим еще одно счастливое воспоминание о нашем путешествии?

Лоуренс глянул мимо Хоро – там под навесом торговой палатки жарили угрей.

***

Оставив пожитки в здании гильдии, Лоуренс подошел к Киману, написавшему для него рекомендательное письмо, и в достаточно осторожных выражениях пересказал произошедшие в монастыре Брондела события.

Рассказ явно позабавил Кимана; вместо ответа он протянул письмо, пришедшее в гильдию несколько дней назад из далекого южного города, знаменитого своими мехами.

Письмо содержало единственную фразу: «Мы с прибылью». Лоуренс не сомневался, что если поднесет бумагу к носу, то ощутит запах волчицы – причем не Хоро.

Не было нужды спрашивать, от кого это письмо.

– Торговец картинами? О, скорее всего, ты имеешь в виду Торговый дом Хьюга.

– Да, я хотел бы встретиться с Хафнером Хьюгом.

– Если выйдешь отсюда и пойдешь прямо, он будет по правую руку. Там висит вывеска с изображением бараньего рога, так что промахнуться трудно.

Услышав эту подробность, Лоуренс криво улыбнулся. Довольно смелая вывеска, если учесть, что Хьюг – сородич Хаскинса.

– Однако довольно неожиданно было узнать, что у тебя дела с торговым домом Хьюга.

Искусство – привилегия тех, кто обладает богатством и властью, поэтому бродячие торговцы вроде Лоуренса нечасто заглядывают к продавцам картин. Киман, которого беспокоила репутация Торговой гильдии Ровена, явно тревожился, не впутался ли Лоуренс еще во что-то странное.

Полностью рассеять эту тревогу Лоуренс был не в состоянии, но Киман мог знать что-то полезное, и Лоуренс ответил, хоть и не рассчитывал на что-то серьезное:

– Я надеюсь пообщаться с серебряных дел мастером по имени Фран Бонели.

Это имя Лоуренсу дал Хаскинс. Сейчас, когда Киман его услышал, его лицо стало живым воплощением изумления.

– Ты ее знаешь? – спросил Лоуренс.

Киман потер лицо, чтобы убрать потрясенное выражение, потом еле заметно улыбнулся.

– Она знаменита. Причем известность ее нехорошая.

Что бы это могло значить? Лоуренс быстро огляделся и жестом предложил Киману пояснить свою мысль.

– Дело в ее покупателях.

Судя по глазам Кимана, он больше беспокоился о Лоуренсе, чем о том, что плохо говорит о Фран Бонели.

– Она известна тем, что в столь юном возрасте имеет столь высокопоставленных покупателей; однако все эти покупатели разбогатели недавно, и почти у всех темное прошлое. И она пропускает мимо ушей все вопросы о том, где и у кого она училась. Очень загадочная особа.

Источники, откуда Киман черпал сведения, были подобны раскинувшейся по земле паутине, и, скорее всего, он говорил правду.

Что же она за человек?

Пока Лоуренс размышлял, Киман добавил еще одну фразу:

– Мне кажется, тебе лучше держаться от нее подальше.

Разница в положении Кимана и Лоуренса в гильдии была как между небом и землей. Если Киман что-то советовал, это следовало понимать как приказ. И все же уже после того, как перо Кимана затанцевало по гроссбуху, он вполголоса промолвил:

– А, кажется, я снова начал думать вслух.

Тонкая улыбка возникла у него на лице. Судя по всему, его предупреждение действительно служило не более чем искренним советом.

Лоуренс поклонился Киману и направился прочь из здания гильдии – снаружи его ждали Хоро и Коул.

Не отрываясь от гроссбуха, Киман проводил его последней фразой:

– Дай мне знать, когда будешь делить прибыль.

Считать Кимана другом было бы преждевременно, но Лоуренс чувствовал, что какая-то дружеская связь между ними все же есть.

– Конечно же, – с улыбкой ответил он и вышел на улицу.

– Ну как прошло? – встревоженно спросил Коул. И неудивительно – в обычной ситуации было бы противно даже просто взглядами встречаться с человеком, чья жадность доставила им столько проблем.

Но во всем мире никто не отличался такой готовностью отложить старую вражду и выпить с прежним врагом, как торговцы.

Лоуренс похлопал Коула по голове.

– Похоже, они получили письмо. Там написано: «Мы с прибылью».

Коул просиял. Ему всегда нравилась Ив, и он беспокоился за нее. И, похоже, Ив тоже любила Коула.

Недовольна была лишь Хоро.

– Буду молиться, чтобы для нас это все не обернулось новыми бедами.

Вне всяких сомнений, она имела в виду как Ив, которая однажды попыталась убить Лоуренса, так и Фран Бонели, о которой их предупредил Киман.

Судя по тому, что они узнали, с этой женщиной будет непросто.

Лоуренс одарил Хоро взглядом, без всяких слов сказавшим: «Кто бы говорил».

Хоро раздраженно фыркнула.

– Ну и где живут эти торговцы картинами?

Ее раздражение было столь явственным, что стало ясно: на самом деле она вовсе не злится. Когда Лоуренс зашагал прочь, она тут же последовала за ним.

Едва увидев вывеску, свисающую с крыши Торгового дома Хьюга, она с трудом подавила кривую усмешку.

– Даже не знаю, трусы они или смельчаки.

– Думаю, причина та же, по какой ты видишь столько орлов на гербах аристократов, – произнес Лоуренс, открывая дверь лавки. Дом выглядел просто, но был украшен тонкой резьбой, которая явно обошлась в круглую сумму. Тут же нос Лоуренса окунулся в запах краски.

Эта лавка была мелковата по сравнению с другими на этой улице, но Лоуренс поразился, какой преуспевающей она, похоже, была. Стены были увешаны картинами, и у всех этих картин было кое-что общее.

Громадный размер.

Как правило, стоимость картины определяется не темой и не именем художника. Самое дорогое в картине – сама краска, и потому цену определяет в первую очередь размер картины и насыщенность цвета.

В этой маленькой лавке все картины были большими и очень яркими. Вне всякого сомнения, они стоили громадных денег.

– Хоо…

На некоторых картинах были изображения Единого бога и Святой девы-матери, на других – различные святые отшельники в горах, в лесах, в пещерах, возле озер. И всякий раз фон был прорисован лучше персонажей, словно художников он заботил больше, чем Единый бог или Святая дева-мать.

– Похоже, хозяев нет на месте.

Хоро часто дышала – она явно впечатлилась. Коул молчал. Лоуренс шагнул вглубь помещения – но сперва строго предупредил Хоро:

– Не прикасайся к картинам.

Хоро тут же раздраженно надулась – ей не понравилось, что с ней обращаются как с ребенком, – но ведь она и вправду успела уже поднести палец к одной из картин. Если бы она притронулась к картине и оставила отпечаток, им всем пришлось бы поспешно покинуть лавку.

– Прошу прощения! Тут есть кто-нибудь? – позвал Лоуренс, и тут же в глубине лавки раздался стук двери. Там явно кто-то был.

Услышав невнятный ответ, Лоуренс в ожидании продавца принялся разглядывать одну из картин. На ней была изображена группа пилигримов. Они шли вдоль берега реки; за рекой расстилался буйный лес, а вдали виднелся горный хребет.

Появившийся из глубины лавки мужчина больше походил на свинью, чем на барана.