Издревле пытаются в моде отыскать целесообразность. Когда в моду входят макси-юбки, говорят, что они предохраняют женщину от простудных заболеваний; когда мини — что в них удобно водить автомобиль; когда миди — утверждают, что это — золотая середина. Мини, как известно, носили еще в Элладе, где об автомобилях знали куда меньше, чем об атомах. То же самое относится и к другим линиям и длине юбок. Когда в моду вошли большие карманы, утверждали, что это удобно для тысячи мелочей; когда маленькие — экономия материала. Приходится признать, что мода не всегда обусловлена целесообразностью, тем более в утилитарном аспекте.

Талантливые модельеры, следуя своему артистическому воображению, эстетическим принципам, чувству гармонии, создают новые модели. Скопированные на фабриках, в ателье и частными лицами, они теряют свою исключительность и, следовательно, свою ценность. Но в течение нескольких недель эти модели единственные, персонифицированные, а некоторые из них, бесспорно, ждет большое будущее. Именно из этого и проистекают их астрономические цены. Именно поэтому горстка парижских модельеров принимает бесконечное множество предосторожностей, чтобы избежать утечки информации. Два раза в год в Париже модельеры представляют новые коллекции весенне-летнего и осенне-зимнего сезона для своей клиентуры. Излишне говорить, что на показ мод приглашают строго определенное число лиц: дам из высшего света и торговцев готовым платьем, т. е. тех, без кого модели могут оказаться пыльным хламом. Среди приглашенных значатся и журналисты, которым полагается, как говорили прежде, подыскать красивые слова прекрасным нарядам.

Журналы и газеты, каким бы ни был их статус, имеют право публиковать фотографии только месяц спустя после премьеры. Это вызвано тем, что месяц считается достаточным сроком, чтобы получить прибыль от новой модели. Не зря парижские мастера утверждают, что новая линия имеет золотую цену в первые две недели, приравнивается к серебру в последующие три недели, после чего она быстро девальвируется. Может, в Париже и так, но мода имеет большой временной лаг, и нередко в «городе влюбленных» она успевает трижды смениться, прежде чем первая волна дойдет до Бангладеш или Огненной Земли. Необходимо отметить, что если новая мода как порождение цивилизации рано или поздно доходит до периферии, то многое другое остается для нее «за тремя морями», и в первую очередь духовные ценности.

В демонстрационный зал запрещено приносить фотоаппараты, магнитофоны, во время демонстраций нельзя делать рисунки, набрасывать эскизы. Хотя на демонстрацию мод и приглашаются высокопорядочные люди и респектабельные бизнесмены, всех и каждого держат под неусыпным контролем. По рядам открыто ходят специально обученные служащие, чтобы никто не набрасывал эскизы, не говорил в мини-передатчик или не записывал на магнитофон «репортаж» о демонстрируемых моделях.

И все равно секреты высшего пошива похищают. Мировые законодатели мод не знают, как остановить утечку информации, которая вместе с тайнами уносит к конкурентам вожделенные миллионы. «Существует настоящая шпионская сеть, — жаловался Жан Марк Депуа, «верховный модельер» всемирно известного Кристиана Диора, — нам это известно, но разоблачить их почти невозможно»². Это действительно трудно. К каким только ухищрениям не прибегают профессионалы похитители, чтобы завладеть секретами профессионалов модельеров. Специально обученные агенты текстильных корпораций под видом потенциальных покупателей или журналистов проникают на показ мод, они представляют солидные фирмы и занимают места согласно полученным приглашениям. Будучи профессионалами, они специализируются на деталях. Одна запоминает фасон воротника, другая — рукавов и бюста, третья — длину юбки и ее форму, четвертая — текстуру ткани и ее расцветку и т. д.

Задачи манекенщиц — поразить воображение публики, создать радужное эмоциональное пятно, заставить восторгаться нарядами и собой. Мимолетность и элегантная подвижность специально обученных жриц красоты не дают возможности аудитории в деталях запомнить быстро сменяющие друг друга наряды манекенщиц.

Едва демонстрация заканчивается, как в большой спешке шпионки покидают салон и собираются в предварительно снятом номере ближайшего отеля. Опровергая многочисленные инсинуации по поводу «девичьей памяти», они начинают по деталям восстанавливать всю модель. Л дальше, как говорят, дело техники. Эти шпионки в юбках работают на американские, итальянские или гонконгские пошивочные и торговые фирмы. Получить месяц форы — это в условиях конкуренции завалить магазины одеждой, сделанной, «как у Кристиана Диора», причем раза в четыре дешевле, чем в Париже.

Как же узнают парижские модельеры, что их ограбили? Чаще всего через своих клиентов, пишущих возмущенные письма со всех концов света о том, что платья, за которые они заплатили бешеные деньги, продаются по дешевке в американских Афинах или гонконгских лавочках.

Шпионов за секретами домов моделей нередко называют «бандами Кодак», не столько потому, что они пользуются фотоаппаратами этой знаменитой фирмы, а по той простой причине, что сделанные ими эскизы настолько точны, что они скорее напоминают фотографии, чем рисунки.

Одним из наиболее скандальных дел, связанных со шпионажем против французских модельеров, было так называемое дело Мильтона, принятое к рассмотрению манхэттенским судом в начале 60-х годов. От имени французских модельеров выступил профессиональный союз, который предъявил иск американскому гражданину Л. Мильтону в похищении и разглашении секретов знаменитых домов моделей. Мильтон спустя 10 дней после премьеры опубликовал в американских журналах лучшие модели таких элитарных домов Парижа, как «Кристиан Диор», «Бальмен», «Живенчи», «Пату», «Ланвин», «Дессе», «Гардин» и «Нина Риччи». Карандашные наброски из альбома Мильтона шли нарасхват и продавались за тысячи долларов.

Хотя профессиональный союз парижского высокого пошива и выиграл дело, убытки оказались столь значительными, что и речи не могло быть об их покрытии за счет сумм, выплаченных Мильтоном. Судебная тяжба обошлась парижским домам моделей в 250 тыс. фр. Лишний раз было доказано, что лучше всего не допускать утечки секретов, а если она все же произошла, то не доводить дело до суда, тем более до американского³.

Интересно отметить, что ни тогда, когда велось дело, ни после так и не удалось установить, каким путем Мильтон получил секретную информацию, столь тщательно оберегаемую парижскими модельерами. Очевидно, это так и останется тайной Мильтона, конечно, если он не оставит после себя мемуары, как это делают некоторые респектабельные шпионы. В довершение всех бед, едва призвали к порядку американские журналы, эти модели стали появляться во французской прессе, но с ними было бороться проще.

Франция — единственная страна, которая имеет хорошо разработанное законодательство против подделок и строго его соблюдает. Италия о таких законах и не слышала, а США имеют столь запутанные нормы, что разговоры об их эффективности вызывают у юристов только снисходительную улыбку. О Гонконге, Таиланде говорить и не приходится. Во Франции тот, кто скопировал новую модель, может подвергнуться штрафу в несколько тысяч франков и тюремному заключению от трех месяцев до двух лет. Но и это не остужает горячие головы.

Гонорары за воровство эскизов новых моделей столь впечатлительны, а затраты при удаче столь мизерны, что возможность легкого заработка постоянно привлекает к этому бизнесу и хорошеньких манекенщиц, и дам из высшего общества, и журналистов респектабельных изданий, и почетных гостей с высокими титулами, не говоря уже об асах экономического шпионажа. Поэтому перед каждой премьерой парижские дома моделей сдают на хранение судебным исполнителям специально снятый накануне демонстрации фильм о коллекции новых моделей. Фильмы служат эталоном для установления истины. Подделки обнаруживаются быстро, ибо тщеславие одних женщин, одетых по последней парижской моде, не может не заставить их посещать самые оживленные места, а зависть других — доносить на них. Мода — именно тот секрет, который женщины предпочитают хранить коллективно,