Ах да, и не просто прийти, захватив с собою Ксению, но и быть так же сдержанным и вежливым в присутствии его дорогой невесты и её дочери. Сына, как выяснилось, они решили пока с Мишелем не знакомить, то ли во избежание последствий, то ли по случайности именно в это время отправив мальчика на первое занятие в школу при пажеском корпусе.

Быть вежливым? С ними?! О-о, отец, похоже, окончательно сошёл с ума, раз просил невозможного! Мишель уже без угроз попробовал спокойно поговорить с Гордеевым и убедить того, что будет гораздо лучше, если они с этой Алёной никогда в жизни не пересекутся, но Иван Кириллович остался глух к этим вполне здравым аргументам.

«Я за себя не ручаюсь», – сказал Мишель тогда, потому что он и впрямь за себя не ручался. И если Иван Кириллович думал, что его хоть как-то должны были сдержать Ксения и Катерина, то он очень заблуждался.

Поэтому Мишель решил не идти.

Он не хотел войны, не хотел возиться в этой грязи и тем более не хотел сидеть за одним столом с этими жалкими плебеями, убеждая их, а заодно себя, что он безумно счастлив долгожданному знакомству. И, наверное, вы уже достаточно хорошо узнали его, чтобы понять – Мишель ни за что в жизни не стал бы. Он слишком прямолинейным был для этого.

Но предсмертную записку всё-таки нужно было раздобыть. Не говоря о приват-беседе с отцом, раз кроме него никто не знал всей правды. Мишель сомневался, что это к чему-то приведёт, но попробовать, несомненно, стоило. Отец будет оберегать свои секреты до конца, но может проговориться, обронить какую-то фразу, да даже одно слово – если будет хоть одна зацепка, Мишель был уверен – он поймёт и докопается до правды.

– Пожалуйста, давай съездим! – Ксения ещё раз прочитала послание от будущего тестя и улыбнулась. – Здесь написано: в шестнадцать ноль-ноль, а значит, у меня есть ещё целых четыре часа, чтобы убедить тебя! А ты же знаешь, какой я могу быть убедительной? – проворковала она, вплотную подойдя к нему. Мишель взглянул на неё сверху вниз и кое-как улыбнулся.

– Прошу тебя, не заставляй меня хоть ты терпеть этот фарс! Ты не представляешь, как я от него устал.

– Но, дорогой, это неправильно! – Ксения поджала губки, изображая неодобрение, и положила руки на его плечи. – Не должно быть никаких недомолвок между вами, вы просто обязаны поговорить начистоту. И если этот обед – условие, что ж, прими его. Будь хотя бы ты выше этого, раз Иван Кириллович не желает!

– Поверить не могу, что слышу это от тебя.

– На самом деле, я просто очень хочу сходить и посмотреть на них, – призналась Ксения, хихикнув в кулачок. – Я представляю, как это будет выглядеть! Две деревенские курицы, не знающие, как обращаться со столовыми приборами… не обученные манерам… на званом обеде у князя! Боже, какой пассаж!

– Ты забываешь о том, что он – мой отец, – вздохнул Мишель. – И его позор, к сожалению, ложится на мои плечи.

– Ты здесь совершенно не причём! – заверила его Ксения. – Тебя все как раз понимают, поддерживают и жалеют. А вот он… Господи! Интересно, что это за женщина такая, как ей удалось околдовать его? А вдруг она ждёт ребёнка? Этим может быть вызван столь поспешный брак?

Вот уж чего не хватало, подумал Мишель с содроганием. А вслух сказал:

– Ты ведёшь пугающе откровенные разговоры. Слышал бы тебя твой отец!

– Прости, прости, я знаю, я ужасно испорченная! – она рассмеялась и, обняв Мишеля, прижалась губами к его губам. А затем, распахнув глаза, глянула исподлобья. – Но, Мишенька, быть может, всё же съездим? Мне так любопытно на них посмотреть! Да и тебе необходимо поговорить с отцом. Убьём двух зайцев одним выстрелом, а заодно и укажем им на их место, дадим понять, что им никогда не стать такими, как мы… Ведь не обязательно грубить им, можно сделать это и тактично. Ты можешь, я знаю! Тебя уважают и боятся. Ну, так что тебе стоит? Глядишь, отобьёшь желание у этой потаскушки соблазнять чужих мужей и отцов!

Записка, записка, думал Мишель. Как достать записку? Как заставить отца рассказать всё, что ему известно? Существовала вероятность того, что Иван Кириллович вообще не захочет разговаривать, если Мишель не примет правила игры и не явится сегодня. Записку-то можно будет забрать и так, проигнорировав этот дурацкий обед и приехав к вечеру, но вот разговор действительно должен состояться, тут Ксения права.

А времени в запасе было пугающе мало, и отсутствие Дружинина в городе уже начинало казаться подозрительным.

Решено, подумал Мишель, скрепя сердце. Но только ради дела. Исключительно ради этой чёртовой правды, которую он поклялся узнать! Он поедет и встретится с ними, и вытерпит целый час в их обществе – или сколько там отец планирует трапезничать? Но, увы, он не обещал, что будет вести себя хорошо. Это было бы выше его сил.

– Хорошо, – на радость Ксении, Мишель наконец-то сдался. – Я попробую.

Обрадованная, она нежно поцеловала его в губы в очередной раз, а затем сообразила, что для званого обеда ей придётся изысканно одеться, чтобы произвести неизгладимое впечатление на эту деревенщину!

Такой подход требовал немедленного отъезда: четыре часа – малый срок, чтобы успеть, но Ксения пообещала себе постараться. Пришлось признаться, что Мишелю её поспешный отъезд стал только на руку: за время, остававшееся до этого проклятого обеда, нужно было обязательно сделать ещё кое-какие дела. Война приучила его не терять времени попусту.

И поэтому, для начала он послал своего слугу на Остоженку, с просьбой привезти к нему Семёна, отцовского управляющего, известного своей фанатичной преданностью отнюдь не хозяину, а как раз Юлии Николаевне.

Там тоже была какая-то история, но Мишель её плохо помнил, поскольку был совсем ещё мальчиком, когда Семён перешёл на службу к его отцу. Но, кажется, раньше он работал на его деда, мужа генеральши Волконской и отца Юлии Николаевны. После смерти князя старая генеральша отчего-то не захотела видеть Семёна в своём доме, и чтобы не давать расчёт хорошему специалисту, Гордеев взял его к себе, по протекции самой Юлии Николаевны.

Она с детских лет считала Семёна едва ли не вторым папенькой и очень любила его. Он платил ей тем же, да и сына её просто обожал, поэтому у Мишеля имелись веские основания полагать, что Семён захочет помочь ему и сделает это по мере возможностей. Хотя, безусловно, Гордеев мог заткнуть ему рот. Угрозами, шантажом, обещаниями уволить и вышвырнуть на улицу – чем угодно. Оставалось надеяться, что не все друзья покойной матушки были такими же продажными, как Викентий Воробьёв – а в том, что он подделал заключение о смерти, Мишель уже не сомневался.

Вот почему вторым пунктом в списке его дел значился визит в Басманную больницу, куда Викентий Иннокентьевич уехал ещё вчера, если верить информации Фёдора.

Проводив Ксению, Мишель послал за Семёном своего человека, а сам вышел из апартаментов и направился на Басманную, пешком. От его дома до больницы идти было не более десяти минут, брать карету не имело смысла, если только он не хотел громко и помпезно заявиться к Воробьёву – здравствуйте, Викентий Иннокентьевич, а вот и я!

А Мишель не хотел. Он хотел наоборот, поговорить тихо и мирно, с глазу на глаз, но всё же очень сомневался, что получится. И даже если Воробьёва не предупредят о его визите, и подлый предатель не успеет сбежать, то откровенничать по-хорошему он наверняка не станет. Ясно же, что Гордеев ему заплатил.

А может, и не из-за денег даже, размышлял Мишель по дороге. Скорее всего, из одного лишь страха перед тем, что может сделать и непременно сделает с ним министр за разглашение их маленькой тайны. А значит, этот визит заранее не имел смысла. Но не попытаться Мишель не мог.

«Не получится с Воробьёвым – хоть Владимира навещу» – подумал он оптимистично. А Владимира стоило навестить. Ещё в первый день своего приезда в Москву Мишель навёл справки о боевом товарище, который сейчас должен был быть где-то в столице. Если, конечно, его довезли до города живым…