как роза в зубах Кармен!

На каждой щечке —

по черненькой точке.

Бусы на слабой груди.

Сами понимаете, это цветочки.

Ягодки впереди.

Дорогое девушки!

Это стихотворение —

о вреде курения.

Вредно курить сигареты,

сигары, цигарки.

Вредно крутить козьи ножки

и прикуривать их у цыганки.

Еще хуже

с карманным фонариком

ползать по тротуарам

за чьим-то чинариком!

Девушки,

чем в комнате душной,

над траурной пепельницей

плавать

в клубами клубимом дыму —

не лучше ли под руку с любимым

гулять в Крыму?

Нюхать настурции,

плавать кролем

в сторону Турции?

Девушки!

Здоровье всего дороже,

на остальное — плевать!

А тюльпаны в пепельницу —

в общем-то можно.

Правда, неудобно поливать.

Гена:

Мне любовь волнует кровь,

потому и праздную,

выпьем, выпьем за любовь,

хорошую и разную!

Эх, гэс, эмтээс,

кто не любит, тот не ест,

лучше мне не есть, ни пить,

чем ни разу не любить!

Идет девочка по шпалам,

платьице в горошину,

выпьем, выпьем за любовь,

разную, хорошую!

Эх, раз, еще раз,

целлулоид, плексиглаз,

лучше сорок раз под газом,

чем ни разу керогаз!

Отик:

А где-то умирают фонари.

Отмщенье, государь, отмщенье!

За что так тихо пили до зари

мы в этом непонятном помещеньи?

Наркоз пространства. Хирургия сна.

Охвачен мир ознобом хлороформа…

Я пью за ненависть! Ведь, в сущности, она —

любви диалектическая форма.

А.Б.:

Хочу быть синим!

Хочу — зеленым!

Хочу — любимым!

Хочу — влюбленным!

Я катерпиллер!

Я дебаркадер!

Мне надо крылья!

Мне кролем надо!

Любовь прекрасна!

Любовь чиста!

Устали черные уста.

Велика, необъятна наша страна;

в Киеве дядька, в огороде бузина.

А у меня в Киеве тетя Клара,

она верит, что в клубнике сидит рентген,

пишу стихи в манере юбиляра,

самого гениального из всех ген.

Потапов пишет на базе парадокса,

потому что вышел из БОКСа.

БОКС — была такая сатира,

заворачивалась в газету.

Рифмы: сортира, квартира, сыра, мундира.

Рифмы есть, а сатиры нету.

То же и — сыра.

А когда-то, еще до нашей эры,

мы с Геннадием были пионеры.

Были мы в лагере, были мы дети,

помню, бежали в одной эстафете.

Давно закончены наши этапы,

но мы бежим, и я, и Потапов.

Смотрим на всю планету —

некому передать эстафету.

Рифмы: Фету, буфету, марафету.

Рифмы есть, дураков нету.

Мы последние.

Сидим на Вторчермете.

Рядом сломана церковь в Елизавете.

Бога нет, но есть юбиляр.

Смотрю на него в окуляр.

Подвергаю его вопросам,

как попавшего в плен к татарам:

ты ли писал — «Не хочу быть взрослым!»

ты ли писал «Не хочу быть старым!»

Станем старыми — уйдем с татарами,

уйдем с хазарами, пойдем базарами,

уйдем с цыганами, станем хулиганами.

Снимем кино

про перестройку цен на вино.

А вот и оно!

Мой тост:

держи торс,

не будь толст!

Беги кросс,

не будь прост.

Зимой и летом

оставайся, как был,

гениальным поэтом!

Потапов Геннадий

сверкал, как ванадий,

лучился, как радий,

не вел он тетрадей,

а пел свои вирши, как песни —

и вот он допелся до пенсии.

Были, конечно, в жизни накладки,

одна на одну,

как Каменные палатки.

Когда-то с палаток Каменных

посредством пламенных слов

звал в революцию

товарищ Свердлов.

А товарищ Потапов —

глашатай иных идей:

«Меня примите в партию,

в партию двух людей!»

Потапов — физик, учитель,

а также дробильщик камней,

Потапов — киношник, кукольник, сторож,

но нам все ясней,

сомнений нет:

Потапов — поэт.

Слава, слава поэту Геннадию,

открывшему свою Элладу и свою Гренаду.

Эго всплеск дарования

и таланта баржа:

«Это правда трамвайная,

это правда ножа!»

Кто-то выращивал флоксы,

кто-то выделывал кокс,

кто-то показывал фокусы,

а мы выпускали БОКС.

Антресоли — родина талантов,

таких, как Потапов, атлантов!

Он нежный и чуткий, душа болит

за этот Шарташ, за тот Изоплит.

Сердце поэта Потапова мечется

в переживаниях за все человечество!

И что там пенсия — не стихнет песня!

Все в этом мире просто,

в юности спел ты недаром:

«Я не хочу быть взрослым,

я не хочу быть старым!»

Разлетайтесь, годы, в дым!

Оставайся молодым!

Давно ль, смахнув слезу украдкой,

тебе шептали мы, любя:

«Ты возвращайся кандидаткой,

мы верим, Галочка, в тебя!

Теперь тебе пути открыты,

наука ждет заветных дум…»

И вот пришла весна защиты,

идет-гудет московский шум.

Весна девятой пятилетки,

год, завершающий труды,

металлолом таскают детки

и звонко лопаются льды.

Пилотки выдали солдатам,

и воздух бродит, как вино…

Привет научным кандидаткам

и депутатам заодно!

Плывет сугроб, сверкает глина

на перекрестках всех дорог…

Ура, ура тебе, Галина,

большой советский педагог!

В образовании народа —

а в нем нуждается народ —

твоя научная метода

пространство нам перевернет.

Все плоское вдруг искривится,

кто был квадратом — станет куб,

кто был тупым — вдруг заострится,

кто темным был — помчится в клуб.

Леса, моря, хребты и недра,

страна моя, куда ни глянь,

повсюду люди — полиэдры,

одна сплошная многогрань.

Да я и сам твои законы

с большим усердием твержу

и, словно заново рожденный,

геометрически гляжу.

Вот мы в трехмерном помещеньи

вкруг дивной плоскости сидим,

на ней стоят тела вращенья,

на них мы ласково глядим.

Друзья, бокал да будет выпит

за счастье лучшей из подруг,

и этот параллелепипед

шарообразным станет вдруг!

Весна… Греметь апрельским ветрам,

мир сотрясая до основ…

Привет советским геометрам

от Пифагоровых штанов!

Ты классиков нам начитала —