Поиск
У господ на ёлке*
Помню – господи, прости!
Как давно все было! –
Парень лет пяти-шести,
Я попал под мыло.
Мать с утра меня скребла,
Плача втихомолку,
А под вечер повела
«К господам на елку».
По снежку на черный ход
Пробрались искусно.
В теплой кухне у господ
Пахнет очень вкусно.
Тетка Фекла у плиты
На хозяев злится:
«Дали к празднику, скоты,
Три аршина ситца!
Обносилась, что мешок:
Ни к гостям, ни к храму.
Груне дали фартушок –
Не прикроешь сраму!»
Груня фыркнула в ладонь,
Фартушком тряхнула.
«Ну, и девка же: огонь! –
Тетушка вздохнула. –
Все гульба нейдет с ума,
Нагуляет лихо!
Ой, никак, идет „сама“!»
В кухне стало тихо.
Мать рукою провела
У меня под носом.
В кухню барыня вошла, –
К матери с вопросом:
«Здравствуй, Катя! Ты – с сынком?
Муж, чай, рад получке?»
В спину мать меня пинком:
«Приложися к ручке!»
Сзади шум. Бегут, кричат:
«В кухне – мужичонок!»
Эвон сколько их, барчат:
Мальчиков, девчонок!
«Позовем его за стол!»
«Что ты, что ты, Пелка!»
Я за материн подол
Уцепился крепко.
Запросившися домой,
Задал реву сразу.
«Дём, нишкни! Дурак прямой,
То ль попорчен сглазу».
Кто-то тут успел принесть
Пряник и игрушку:
«Это пряник. Можно есть».
«На, бери хлопушку».
«Вот – растите дикарей:
Не проронит слова!..
Дети, в залу! Марш скорей!»
В кухне тихо снова.
Фекла злится: «Каково?
Дали тож… гостинца!..
На мальца глядят как: во!
Словно из зверинца!»
Груня шепчет: «Дём, а Дём!
Напечем-наварим.
Завтра с Феклой – жди – придем.
То-то уж задарим!»
Попрощалась и – домой.
Дома – пахнет водкой.
Два отца – чужой и мой –
Пьют за загородкой.
Спать мешает до утра
Пьяное соседства.
* * *
Незабвенная пора,
Золотое детство!
Кто защищается*
Защищайте Учредительное собрание!
Защита? Чья? Кого? Откуда ждать похода?
Народной воле кто указ?
Она сама! Но каждый раз
Ей указать пути хотят, враги народа!
«Иди туда!» – «Иди сюда!»
* * *
Чьи исступленные мы всюду слышим вопли?
Кто «защищается»? Не барин ли? Не поп ли?
Кого хотят надуть все эти господа?
Какое нужно им «Собранье»?
На что надеются они?
И чьих «священных прав попранье»
Их огорчает в наши дни?
* * *
«Мир, воля и земля!» Но чьей минувшей властью
Народ был ввергнут в страшный бой?
Кто заграждал пути народу к воле, к счастью?
Кто барски помыкал его лихой судьбой?
Кто лучшие себе отмежевал угодья?
Кто села изнурял и нищи л города?
Куда ж девалися все эти «благородья»?
Куда?!
Все тут они, гляди: прикрывшись новой шкурой,
Свободолюбцы на словах,
В борьбе с рабочей диктатурой
Вопят о «попранных правах»!!
Предостережение*
Как хочется забыть недавний наш позор –
«Дни царские», когда, преступный теша взор
Венчанного короной идиота,
По полю Mapсову шла «гвардии пехота»,
Толпились вкруг царя вельможи-подлецы,
И зычно, голосом пропойным
Горланил царь колоннам стройным:
«Зда-ро-ва, ма-лад-цы!!»
Пред рожей выродка, безмозглого кретина,
Зло помыкавшего народною судьбой,
В шинелях серых шла под барабанный бой
«Святая серая скотина»[2].
По «рюмке водки» ей дарили палачи,
Несли рублевые «гостинцы».
– Ура, Семеновцы! – Спасибо, Москвичи,
Преображении и Волынцы! –
Мундиры разные и разные полки.
И вышибло совсем из царского понятья,
Что, различаясь «формой платья»,
Полки – единая трудящаяся братья,
«Одной деревни мужики».
Что от родной сохи оторванный бедняга
Не краскою петлиц свою окрасит цель, – –
Что мужику мила не серая шинель,
А серая сермяга.
Собаке – цепь, волу – ярмо, коню – узда!
Вот серая шинель была чем для солдата.
Шинели серой путь туда,
Куда ушло все то, чему уж нет возврата.
Не разные полки, а всенародный полк,
Ты обмануть себя не дашь в огне и в буре,
И не допустишь ты, чтоб злой твой враг, как волк,
Пролез к тебе в поддельной шкуре.
Не верь отравленным листкам клеветников,
Не верь словам лукавой лести.
Сквозь нежные слова ты слышишь звон оков
И шил змеиный тех, кто жаждет страшной мести?
Не вычерпать зараз сплошного моря зла,
Мир, воля и земля – их не получишь даром;
Наследья тяжкого проклятого узла
Не рассечешь одним ударом;
Еще не срыты до конца –
Работа рабских рук – темницы нашей стены.
Но торжества залог – в отважности бойца.
И пусть запомнят те, чьи робкие сердца
Отравит яд врага-льстеца,
Что робость их – сестра измены!
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: