Кончиком одного пальца он задел мой вход через влажные трусики.

— Такая влажная, ma chérie (прим. пер. фр. – моя дорогая), — он провел носом вдоль моей шеи, и в этот момент его палец нашел мой клитор. Я дернулась в его руках. Его грудь напряглась рядом с моей спиной. — Твое тело не лжет. Ему нравится это. Ему нравлюсь я.

— Я, может, и не могу управлять своими физическими реакциями, но не путай это с тем, что ты мне нравишься, — я полупропыхтела, полупростонала. — Не нравишься. Этого никогда не будет.

Он рассмеялся.

— Все еще полна решимости бороться? Прекрасно, - резко он схватил меня за затылок и вновь прижал к бильярдному столу. Наклонившись, он придвинул свой палец ближе к моей влажности. — Что это? — прошептал он.

Мои щеки покраснели, и я хотела быть далеко, далеко отсюда.

— Ответь мне, эсклава.

— Моя вагина.

Он захихикал, прижимаясь сильнее.

— Вновь неправильно, — опытными пальцами он сдвинул мои трусики влево, обнажая меня. Все внутри меня напряглось, заныло, сжалось. О боже.

Почему это происходило? Брэкс. Я не хотела заменять воспоминания о нем этим монстром, который думал, что владеет мной. Не думай об этом. Слезы тихо заскользили по щекам.

Запах сандалового дерева и цитрусов заполнил мой нос, когда Кью навис надо мной. Он не прикасался, что делало это положение еще хуже. Его пальцы были там; тепло его кожи обжигало мое бедро. Ожидание сводило с ума, также как убивало осознание того, что случится дальше.

Кью схватил мои волосы в кулак и наклонил на бок мою голову. Ртом он захватил мой, а языком приоткрыл мои плотно сжатые губы. В тот момент, как его язык проскользнул мне в рот, он вставил в меня палец, жестко и быстро.

— О боже, — я широко открыла рот. Я дрожала от натиска, пока он показывал, что владел мной. Он не был ласков, он не был мил.

— Это мое. Всё...

Я знала, чего он хочет. Слова балансировали на кончике моего языка, но я сглотнула их. Я никогда не скажу их.

— Мое, — прорычал он. Без предупреждения, он вставил еще один палец и трахал меня, погружаясь глубоко и быстро, а мое тело трясло от жажды. Мое дыхание стало прерывистым, слишком быстрым. Я никогда себя так не чувствовала. Кроме его пальцев внутри меня и неустанного ритма, который он установил, ничто не имело значения. Острая нить оргазма удивленно вспыхнула, и я застонала. Я не могла достигнуть кульминации. Это было бы настоящим предательством.

Я дернулась, пытаясь освободиться от его пальцев, но он прижался сильнее и потерся своим твердым членом о мою попу.

— Черт, ты такая влажная. Влажная для меня, — в его голосе проскользнуло удивление, почти благоговение. Он что, никогда прежде не делал женщину влажной? Это не могло быть правдой, так как он очень опытно растягивал во мне эту противную потребность. У меня не было стокгольмского синдрома; я ненавидела его, понимала, что то, что он делал, было неправильным, но моему телу, бл*дь, моему телу было плевать на это.

Кью дал мне то, в чем я нуждалась с тех пор, как начала мечтать об этих греховных вещах, как начала смотреть изображения мужчин, трахающих женщин на острой границе с насилием.

Кью вновь качнул бедрами, и в ответ я против желания толкнулась назад. Он втянул в себя воздух, щекоча мою шею. Как раз, когда я боролась, чтобы освободиться, моя плоть разрывалась от наслаждения. Его доминирование создавало нежеланный и сильнодействующий коктейль в моем мозгу. Я не хотела этого. Остановись!

Его пальцы протолкнулись внутрь, вытягивая из меня еще больше влажности.

Он тяжело вздохнул, просунув колено между моими ногами, раздвигая их еще шире. Я потеряла равновесие, и его пальцы выскользнули из меня, ухватившись за мое бедро.

Он согнул ноги, и провел своей эрекцией, скрытой брюками, по моей влажности. Он начал раскачиваться, твердый как сталь, и горячий как клеймо.

Маленькие звездочки вспыхнули перед моими глазами. Только ткань останавливала его от того, чтобы он взял меня. Я ненавидела каждый толчок.

— Пожалуйста... не надо, — заплакала я. Слезы бежали неудержимо, присоединяясь к остальным пятнам на сукне.

Он изо всех сил старался говорить резко и мучительно:

— Ты выбрала первый вариант. Помнишь?

Прижав свой локоть к моей спине, он начал возиться с чем-то позади меня. Его бедра исчезли, пока он копошился с молнией на своей ширинке. Звук расстегивающейся молнии напугал меня, и я начала вырываться. Мое тело, возможно, и хотело этого, но я-то точно нет.

Я попыталась выпрямиться, игнорируя боль от его локтя. Я сделала обманный маневр, отклоняясь в бок, и пнула его по коленной чашечке. Его нога подогнулась, но он схватился за край стола.

— Не борись. Ты только сделаешь все еще хуже.

Сколько раз я уже слышала такое? И каждый раз это, казалось, было правдой. Но я не могла не бороться. Я бы не смогла потом ужиться сама с собой.

Я дышала так тяжело, что легкие начали болеть. Я отчаянно высматривала лестницу. Где, черт побери, находилась гребаная лестница?

Я собралась бежать, когда Кью пришел в себя. Он покачнулся и обернул руки вокруг моей тяжело вздымающейся груди, утаскивая нас на пол. Мы упали на пол сплетенными ногами и руками, ребра взорвались криком боли. Ширинка Кью была расстегнута, брюки сомнительно болтались на бедрах. Мои трусики были отодвинуты в сторону, гиперчувствительная плоть сжалась, нуждаясь в освобождении. Нет! Я не возбудилась. Я не сломалась. Еще нет.

Безумная одержимость вспыхнула в его глазах, и я влепила ему пощечину. Кью отстранился, скривившись. Рассвирепев, он толкнул меня на спину и навис надо мной.

Я застыла, сжимая колени вместе, чтобы он не смог разместиться между моих ног. Он схватил меня за подбородок, заставляя встретиться с ним взглядом.

— Чья ты?

Я извивалась, ненавидя голод в его голосе, который, расцветающей нуждой, отражался в моем. Я была неадекватной, когда думала, что хочу чего-то подобного с Брэксом. Но я никогда не хотела такого с Брэксом. Я хотела легкую ролевую игру, связывание рук, ничего похоже на это. Хотела, но не такого.

Кью меня немного удивил, когда поцеловал мое горло. Он задержался, глубоко вдыхая. Когда он отстранился, в выражении его лица застыл шок, будто он не хотел быть таким нежным.

Конфликт эмоций пронесся в его глазах, успокаивая откровенную жажду и превращая ее во что-то другое. Он, казалось, сожалел.

— Скажи это, и я отпущу тебя. Я не причиню тебе боли. Я не буду насиловать тебя. Не сегодня.

Я прикусила губу. Если я скажу это, то вызову его милосердие, если не скажу, то он изнасилует меня, и я не справлюсь с этим. Не после этого эмоционального шока. Не после того, как весь мой мир рухнул. И особенно не после того, как собственное тело стало моим врагом номер один.

— Эсклава, скажи это, — его рот вновь пощекотал мое ушко, а слова послали вибрацию по моей коже.

Моя борьба исчезла, желание неповиноваться переросло в покорность.

— Твоя, — выдохнула я, а живот скрутило желание вычистить свой рот.

Он поцеловал меня так нежно, и ощущался, как мята и страсть, если у страсти, конечно, был бы запах.

— Еще раз. — Я покачала головой, пытаясь высвободиться. Кью еще крепче обнял меня, и прижался своей твердо-каменной эрекцией. — Не испытывай меня. Моя сила отпустить тебя почти на исходе. Пошевелишься еще раз, и я не смогу остановиться.

— А зачем сомневаться? Разве не это тебе хочется сделать? Сломить меня. Держать пленницей. Секс-рабыней. Обращаться со мной, как с каким-то животным, которое можно использовать и мучить? — прошептала я, но мой голос был пропитан гневом и яростью.

— Я не хочу причинять тебе боль. Я не хочу ничего отбирать у тебя, — прошептал он. Мое сердце остановилось. Тон его голоса намекал на раскаяние.

— Чего ты хочешь тогда? — я озадаченно приподняла бровь.

Кью сделал паузу, лаская пальцами мою руку, лишая свободы, затем замер, будто делал это неосознанно.