Собрав вокруг себя такое войско, предводительствуемое рыцарями, съехавшимися со всего христианского мира, Фердинанд выступил из Кордовы. Знамена знаменитейших испанских фамилий, их значки с девизами развевались óбок со знаменами и значками французских и английских рыцарей. Через старый мост Кордовы потянулось медленно войско. Латы, шлемы, щиты блистали на солнце, развевались знамена, веяли перья шлемов, пестрели разноцветные шарфы, ржали рьяные кони, чуя поход, играли трубы и литавры, и этим звукам вторило эхо соседних гор. А в середине, выше всех других знамен, веяло знамя христианское с крестом, не раз участвовавшее в крестовых походах.

Королевское войско, не доходя до Лохи, остановилось в прелестной долине, орошаемой быстрою и чистоструйною рекой, у подножия высокого холма, называвшегося холмом любящихся. В этом огромном стане всякий рыцарь разбил отдельно свой лагерь, так что его богато разукрашенная палатка стояла посредине, окруженная палатками вассалов и солдат. Немного поодаль, отдельно ото всех других, английский граф Райверс разбил свой лагерь в гордом одиночестве; его охраняли хорошо вооруженные солдаты; английское знамя высилось над ним и колыхалось, развеваемое ветром.

На всех языках говорили в стане испанском. Когда при закате солнца солдаты вели лошадей на водопой или садились ночью вокруг разведенных костров, то раздавались замысловатые французские куплеты, и воинственная, отличавшаяся гортанными звуками, песня Аллемана, и романс Испанца, и печальная протяжная баллада Англичанина. На холме, откуда можно было видеть весь лагерь, возвышался роскошный павильон — палатка короля Фердинанда, над которой развевалось кастильское и арагонское знамя. В этой палатке собрал Фердинанд всех рыцарей и держал военный совет. Было положено, что Лоху обложат с двух сторон. В особенности важно было занять опасный, но важный пункт на высотах Санто-Аль-Боасина, который оставили за собою испанские рыцари. Когда английский граф узнал, что есть особенно опасный пост, то стал требовать его на свою долю. Король отвечал ему:

— Наши рыцари в долгу у Мавров — они должны с лихвой отплатить им за прошлое. Оставьте их привести это дело к концу; если же война продолжится, то вам предстоит не один случай показать себя.

Город Лоха стоял на высоком холму на берегу реки Хениля, у подножия двух гор. Войска испанские должны были пройти через горы, в которых Мавры могли легко застичь их и истребить, как то случилось прежде, но в этот раз маркиз Кадикский, дон-Алонзо д’ Агвилар и дон-Диэго Кордуанский благополучно провели свое войско, вышли в долину и обложили Лоху, заняв все возвышенности.

Когда Боабдиль увидел многочисленное войско, он возмутился духом.

— О, Аллах! — воскликнул он: — ты видишь мое сердце. Ты знаешь, что я верно держался заключенного условия; я даже предлагал этому коварному королю стать его вассалом, но он предпочел врагом явиться пред Лохой. Пусть падут на его голову последствия разрыва и его коварство!

Негодование подавило в Боабдиле нерешительность и слабость. Он не был трусом, но, колеблясь долгое время, решался вдруг и тогда действовал безрассудно. И теперь Боабдиль, увидя испанское войско, стремительно вооружился, взял с собою 500 человек конницы и 400 человек пехоты и со всею своею свитой бросился на высоты Альбоасина, где еще не успел утвердиться маркиз Кадикский.

Дон Диэго Кордуанский, еще не успевший переправиться через реку Хениль, услышал воинский крик Мавров и увидел, как они бросились на место. Он узнал Боабдиля по его дорогому и изящному вооружению, по его богато украшенному коню и по блестящей его свите. Вскоре неровности почвы скрыли от него отряд мавританский, но он слышал крики, бой барабанов, звуки труб и стрельбу и понял, что сражение началось. Он рвался на помощь к своим, но не мог скоро перейти через долину; однако после неимоверных усилий ему удалось выбраться, и он поскакал во весь опор во главе своих войск и поспел вовремя.

Битва кипела. Боабдиль сражался в первых рядах, не помышляя о себе и опасности, которой подвергался. Он получил две раны при самом начале битвы. Его свита защищала его и дралась с львиною храбростию. Когда Боабдиль, обливаясь кровью, упал без чувств, свита вынесла его на своих плечах из свалки и продолжала биться. Маврский рыцарь на черном коне во главе храбрых бросился вперед и принял начальство вместо Боабдиля. То был суровый и мужественный воин Амет-эль-Сегри с остатками своей когда-то многочисленной и страшной армии. Одушевленные его примером, Мавры бросились неудержимо на Испанцев и лезли вверх по холму, оттесняя их. Многие знатные Испанцы были убиты. Граф Урено стал на место убитого отца и продолжал отчаянную битву, которая длилась с редким с обеих сторон ожесточением. Мавры понимали, что им необходимо было для спасения Лохи овладеть высотами, и послали за подкреплениями, которые пришли тотчас и окружили возвышенность Альбоасина. Положение маркиза Кадикского сделалось опасным. Мавры теснили его со всех сторон, бились с его войсками врукопашную, а издали стрелы крепости разили его отряд, находившийся на верху холма. Но в эту минуту показался в долине английский граф Райверс. Он еще никогда не видал сражений с Маврами и не мог не залюбоваться на зрелище, ему представившееся. Атаки кавалерии маврской, их чудные кони, неправильные, но густые и стремительные натиски пехоты, мавританские чалмы, перемешанные с христианскими шлемами, все в этой неистовой схватке поразило его. При громе труб и литавр, при воинственных кликах солдат, при стрельбе и гуле сражения кровь его закипела, дух взыграл. Он бросился к королю и просил позволения принять участие в сражении. Король дал его ему. Граф Райверс был в каске и в тяжелой кирасе, меч висел у бедра его; он потрясал тяжелою секирой и, оборотясь к своим йоменам (yeomen — вассалы) сказал им:

— Помните, что на вас обращены взоры чужеземцев. Вы сражаетесь на чужой земле во славу Бога, во славу Англии!

Громкий крик отвечал ему. Он взмахнул секирой над головой и воскликнул:

— Святой Георгий за Англию!

И помчался он вперед, и врезался в самую сердцевину кипевшей битвы; за ним с громкими криками помчались и его вассалы, но смолкли мгновенно, начав битву. Они сражались молча, подвигались медленно, разили Мавров и направо, и налево, и пролагали себе своими секирами широкую кровавую дорогу. Изумленные этою неожиданною атакой, пораженные падением Амета-эль-Сегри, которого унесли с поля сражения, тяжко раненого, Мавры принуждены были отступить и дошли до моста. Теснимые Испанцами, они вошли в предместья Лохи, но граф Райверс со своими вассалами вторгся за ними и туда; тогда Мавры вошли в город и заперлись в нем, а предместья оставили во власти подоспевшего Фердинанда.

Граф Райверс, хотя и раненый продолжал сражаться. Он достиг до ворот города, не обращая никакого внимания на град камней, которые на него летели со стен его. Наконец большой камень ударил его прямо в лицо, и он упал без чувств с лошади. Его вынесли, но он пришел в себя и приказал не заботиться о себе, а продолжать сражение. Передние зубы его были вышиблены, но он очень радовался взятию предместий, которые представляли печальное зрелище. Множество домов было разрушено; на улицах лежали тела убитых; самые дома были полны ими. Мавры умирали, отчаянно защищая родные очаги. Рассказывают, что во время битвы один бедный работник продолжал заниматься ремеслом своим в небольшом доме предместья. Жена умоляла его скрыться в крепости, но он не двигался с места и на ее просьбы отвечал холодно следующими безотрадными словами:

— Куда бежать? Куда скрыться? Везде я буду взят, продан в неволю или умру с голода. Лучше умереть от меча врага, чем умирать медленно в цепях и тюрьмах.

Сказав эти слова, он принялся опять за прерванную работу и был убит ворвавшимися солдатами.

В этот день Испанцы завладели только городскими предместьями, но самый город и крепость не были еще взяты. Не теряя времени, Испанцы принялись бомбардировать город и крепость; город загорелся, расшатанные стены рухнули; обезумевшие от страха жители выбегали из горевших домов и, осыпаемые градом пуль и ядер, падали раненые и убитые. Мавры отчаянно кидались в узкие улицы предместий и нападали на Испанцев с кинжалами, саблями и ножами, презирая смерть, воодушевленные одною местью и сознанием своего безвыходного положения. Эти страшные рукопашные, беспощадные битвы длились два дня и две ночи, но многие маврские военачальники были убиты; были убиты и храбрейшие из их рыцарей, и сдача крепости воспоследовала. Жители Лохи получили позволение унести с собою что в силах были захватить и могли поселиться в провинций Валенсии. Боабдиль-эль-Чико должен был признать себя вассалом короля Испанского и отказаться навсегда от трона гренадского. Понурив голову, униженные и скорбящие, вышли из Лохи маврские рыцари и воины, а за ними потянулись жители с женами и детьми, которые оглашали воздух плачем и стенаниями. Боабдиль Злосчастный, убитый горем, должен был преклонить колена перед Фердинандом, в знак своего ему подданства, и печально, после этого унижения, отправился в городок Приэгу, где и поселился.

Король Фердинанд не медлил и тотчас после взятия Лохи вознамерился взять другую, очень значительную крепость Маклин. Он обложил ее и послал просить королеву Изабеллу посетить его. Королева с инфантой, своею дочерью, и многочисленною свитой тотчас отправилась в путь и на дороге посетила Лоху, где раздала разоренным больным и бедным обильные вспомоществования. Маркиз Кадикский сопровождал королеву. Когда она подъехала к лагерю короля, все рыцари испанские, находившиеся там, в богатых одеяниях и убранствах, на чудно разукрашенных, великолепных конях, выехали к ней навстречу, с севильским знаменем впереди и командором рыцарей ордена св. Иоанна. Королева ехала на большом муле; седло ее, пунцового бархата, было вышито золотом, уздечка и сбруя обшиты атласом и украшены золотыми вензелями и бантами, а сама королева была одета в бархатное и парчовое платье, сверх которого была наброшена пунцовая мантия. Шляпа королевы из черного бархата была обшита золотым позументом. Рядом с нею ехала дочь ее, инфанта, в черном бархатном платье и черной шляпе, украшенной золотом.