Но никто не приходит, сколько бы Тея не умоляла, сон не проходит, сколько бы Тея не щипала себя за руку. Она чувствует, что ей не хватает воздуха, что она задыхается.

— Эй, — слабо просит девушка, — эй, ты… кто бы ты ни был… прекрати это, я же умру.

— Нет, — вдруг отвечает ей неизменный голос. — Пока в тебе живет чужеродная сила, ты не умрешь, глупая девчонка.

Тея слышит его не в воздухе, а совсем рядом, слева, как будто хозяин этого голоса стоит в темном углу зала и наблюдает за ней. Девушка с трудом поворачивает голову и краем глаза отмечает какое-то движение: сейчас ей трудно пошевелиться, и на поверхности прозрачного кокона теперь отпечатывается ее жаркое дыхание, что мешает рассмотреть и зал, и незримого наблюдателя.

От стены отделяется тень, ползет к Тее и заранее пугает. Нет ничего страшнее темноты, в которой воображение девушки способно нарисовать ей любого монстра; и, кажется, хозяин равнодушного голоса знает это. Вот почему он появляется в самый последний миг перед тем, как прозрачная клетка Теи перестает уменьшаться:

Высокий, в темно-серых одеждах с золотой кожей и длинными-длинными руками, с золотыми глазами, губами и подобием волос на вытянутой голове. За его спиной волочится тяжелый плащ из такой же темно-серой одежды.

И его вид пугает куда меньше его монотонного голоса.

— Ты разочарована, — заключает он по виду Теи.

— Разочарована? — пыхтит девушка. — Да я в бешенстве! Что ты такое? Что тебе надо?! Нет, постой… — она делает заметную паузу, чтобы перевести дыхание. Воздуха в этом коконе становится все меньше и меньше. — Я знаю, что тебе надо. Могу отдать это. Только выпусти меня отсюда.

Полностью покрытое золотой кожей существо вскидывает бровь, хмыкает. Для инопланетянина у него поразительно схожая с человеческой структура тела. Впрочем, едва ли Тея видела многих инопланетян, чтобы делать такие однозначные выводы.

— Зачем? — спрашивает этот гуманоид. — Я вытащу из тебя это, и мне не нужно для этого твое позволение. Ты не заметила, но все то время, пока ты моталась по бесконечно повторяющимся циклам одной и той же капсулы, анулакс медленно просачивался сквозь твои поры и возвращался в единственно правильное место, где ему положено быть — в родовую капсулу. Ты ослабла, верно? Твоя защитная реакция дает сбои. Все потому, что анулакс тебе больше не подчиняется, ты более не его хозяйка. Ты всего лишь воровка чужого.

— Чего? — хрипит Тея. — Я не поняла ни слова…

Гуманоид злорадно улыбается.

— А тебе и не нужно, смертная.

Внезапно кокон вокруг Теи вытягивается, сплющивается, заключая ее абсолютно прямое тело, скованное по рукам и ногам, в действительно капсулу. И тут каждую клеточку тела Теи пронзает резкая боль.

***

Следующие пару часов Тея запоминает, как самые болезненные в ее жизни. Она кричит, но прозрачный кокон поглощает любые звуки, так что все ее силы уходят в никуда. Ее руки, ноги, ребра, позвоночник, затылок, грудную клетку и даже горло пронзают тонкие золотые иглы, сквозь которые из ее тела утекает важная часть ее самой, та энергия, которая питала и поддерживала, защищала Тею на протяжении нескольких лет. Осознание этого становится таким же болезненным фактом, как физическое вторжение в ее организм.

— Когда я высосу из тебя все силы, смертная, ты умрешь, — говорит золотокожий гуманоид, наблюдая за мучениями девушки. — Потерпи еще самую малость. Скоро вся твоя боль пройдет.

«Нет, — думает Тея, пока в глазах стоят слезы, — я не хочу этого, только не так!»

Все происходящее кажется огромной несправедливостью, чем-то нереальным: она не знает, как попала сюда и не знает, в чем провинилась, и можно ли решить конфликт интересов мирным путем, никого не убивая, Тея тоже не знает. Поэтому предчувствие скорого конца ее тревожит не столь сильно, как должно бы — Тея в него не верит.

Поэтому, как только из ее тела вытягивается последняя ярко-желтая нить и иглы пропадают из ее пор, Тея почти не удивляется, когда видит рядом с гуманоидом ту самую родовую капсулу. Скованную многочисленными золотистыми проводами, похожую на песочные часы.

Она вдруг распахивается, облако пара в нем загорается ярко-желтым сиянием. Из капсулы в зал шагает силуэт, покрытый ореолом света, такого же, каким покрывалась Тея.

Силуэт тускнеет, обретая человеческие черты. Он похож на девушку.

Он похож на Тею.

— Добро пожаловать в мир, Ева, — говорит гуманоид и внезапно кланяется только что выращенному гибриду неизвестно чего. Тея тяжело, рвано дышит, смаргивая слезы, и смотрит в лицо ярко-желтого силуэта. Он, вернее, она, полупрозрачная, внутри ее нового тела перетекают из формы в форму желеобразные субстанции.

Она склоняет голову на бок. Смотрит в ответ на Тею.

Она взмахивает рукой, и капсула вокруг Амидалы раскалывается на части той силой, которая ране защищала саму Тею. Похоже, анаптаниум, нет, анулакс, вернулся к своему хозяину. Вернее, к хозяйке.

========== Прыжок в никуда ==========

Тея падает на гладкий, как стекло, пол и ловит в нем свое отражение — вымученное, искаженное от боли лицо с покрасневшими глазами и тонкой струйкой крови, тянущейся от носа к уголку губ. У нее дрожат руки и ноги, и вся она. Тея с трудом дышит, медленно поднимает голову и смотрит на возвышающийся перед ней женский силуэт.

Весь сияющий золотым, с проявляющимися чертами лица — лица Теи, определенно, даже если бы она не была в этом интуитивно уверена.

— Что же, — растягивая слова, говорит золотокожий мучитель Амидалы, — спасибо за работу, смертная.

Он заносит руку над головой Теи и вот-вот дернет пальцами, чтобы острые иглы из золота впились Тее в сердце, в живот, в щеки; она жмурится, и… Ничего не происходит.

Тея открывает глаза, вскидывая голову: на нее внимательно смотрит ее копия, вся покрытая золотой кожей и золотыми одеждами — футболка и рваные джинсы, такие же, как на Амидале, только золотые, — и удерживает руку пришельца.

— Госпожа Ева, сосуд выполнил свою задачу и подлежит уничтожению, — удивленно объясняет он. Копия Теи мотает головой.

Если бы Тея могла, она все равно не решилась бы сказать это вслух: анаптаниум, который из нее вытащили и преобразовали в живую форму, перенял не только ее черты, но и что-то внутреннее — сострадание, милосердие, понимание, что-то человечное, чего изначально в пустой материи не было, но росло и крепло в самой Тее. Анаптаниум, который защищал Тею все эти годы, учился у нее и стал теперь… самостоятельной личностью?

Это кажется сущим бредом, неправдоподобной фантастической чушью, какую обычно показывают кинофильмы. Покажись на корабле Хан Соло, Тея и то удивилась бы меньше, но, вот она, сидит на коленях напротив своей копии и точно знает, что та не даст убить Амидалу и не убьет сама.

К сожалению, золотокожего пришельца она убить тоже не позволит.

«Дай только прийти в себя, — думает Тея, стискивая потные пальцы рук, — дай только восстановить силы, ублюдок, и ты пожалеешь, что вообще поднял на меня руку…»

Она кашляет, жмурится, силясь отогнать болезненные ощущения из тела — то как будто налилось тяжестью, заменив отсутствие анаптаниума в мышцах лишними килограммами или другим металлом, вытянутым из пола, стен и потолка ее странной, неземной тюрьмы. Кружится голова. Хочется есть и пить. Сколько времени она провела здесь? Сколько часов ее пытали?

Сколько часов выпало из ее жизни?..

Тея поднимает глаза как раз в тот миг, когда ее золотокожая копия протягивает ей руку. С гаснущим недоверием к ней девушка принимает помощь.

— Госпожа Ева пощадила твою никчемную оболочку, смертная, — цедит сквозь зубы явно недовольный раскладом пришелец. — Тебе стоит благодарить ее, умолять о…

— Ты вернешь меня на Землю, — выдыхает Тея, прерывая его хриплую речь, — и тогда, быть может, я не стану сворачивать тебе шею, мерзкий вор.

Пришелец вспыхивает, но ему не дает двинуться с места копия Амидалы. Она становится прямо напротив Теи и закрывает собой, мешая похитителю дотянуться до девушки своими длинными руками.

— Как смеешь ты!.. — ревет он. — Как ты смеешь говорить со мной в таком тоне, ты!.. Помяни мое слово, ты не доживешь до возвращения на свою жалкую планету, ее разнесут в пух и прах задолго до того, как мой корабль окажется в солнечной системе!