- Андреа, - прошептал он и взял мою руку. Я догадался, чего он хотел. Иногда ему была приятна такая ласка; обычно мы делали это более привычным способом, но сейчас я просто стал ласкать его двумя пальцами, подстраиваясь под ритмичные движения его бедер. Лукреция вскрикивала и металась, я видел ее запрокинутое лицо и остро торчащие алые соски. Чезаре размеренно двигался, все быстрее пронзая ее, и я чувствовал, что скоро один из них не выдержит. Наконец она выгнулась, как тетива взведенного лука, мягкие волны судорог сотрясли ее гибкое тело, и ее долгий мучительный вскрик был полон сладострастного наслаждения.

  - О, Чезаре... Как хорошо!

  Он хотел продолжать, но она оттолкнула его, и тогда он, оставив ее, притянул меня к себе. Я лег перед ним, и он тут же овладел мной. Его движения стали неистовыми; я кричал, чувствуя боль и удовольствие, и он шептал мне слова любви, рукой быстро лаская мой мужской орган. Я кончил, изливаясь в приступе невероятного наслаждения, и Чезаре тут же выскользнул из меня. Сев мне на грудь, он придвинулся ближе, и я коснулся губами набухшей алой головки. Он протяжно застонал, стиснув мои руки, и белая густая жидкость брызнула мне в рот и на лицо.

  Я закрыл глаза, тяжело дыша и слушая гулкий стук собственного сердца. Надо мной склонилась Лукреция, ее шелковистые кудри щекотали мое лицо. Мягкие теплые губы нежно касались моих щек, губ, век. Она слизывала с моей кожи семя брата, а потом стала целовать меня в рот.

  - Довольно, - сказал Чезаре. - Удели и мне немного внимания...

  Открыв глаза, я увидел их над собой. Они целовались, и я несмело положил ладонь на грудь Лукреции. Ее шелковистая кожа была теплой и чуть влажной. Чезаре перехватил мою руку и засмеялся, а потом наклонился и поцеловал меня в губы. Я любил его, любил их обоих в этот момент, в скользящих полуденных тенях начала лета, в теплом золотом свете, ложащемся на наши обнаженные тела, в ленивой сладостной неге утоленной страсти.

  Мы оставались в монастыре до самой ночи. Когда Лукреция удалилась на вечернюю молитву, мы с Чезаре пили вино и разговаривали, а затем его сестра вновь присоединилась к нам, и после ужина мы опять занимались любовью втроем. Я уже знал, что Лукреция беременна, и был вдвойне осторожен, когда она предложила мне себя. Мне казалось, что мой член, погружаясь в ее лоно, может побеспокоить маленькую жизнь, зародившуюся внутри ее. Почему-то я был уверен, что отцом ребенка был Чезаре; это заставляло меня содрогаться от желания и одновременно от ужаса. Мой господин пристроился позади меня, его ласки сводили меня с ума, я задыхался и кричал, не в силах справиться с запредельным наслаждением, впиваясь пальцами в бедра Лукреции, и она билась подо мной, насаживаясь на мой извергающийся орган. Последним кончил Чезаре, я принял в себя его семя, как делал это много раз, и мы упали на ложе, переплетаясь в страстном объятии.

  Наутро Чезаре простился с сестрой.

  - Передавай привет отцу, Джованни, Хофре и Санчии, - сказала Лукреция, провожая брата в монастырском атриуме. - Я уже скучаю по ним, но хочу отдохнуть здесь от суеты, которая неизбежно затягивает меня при дворе.

  - Тебе стоило бы поберечь себя. - Чезаре улыбнулся. - Мне хочется увидеть своего ребенка здоровым...

  Она засмеялась, поцеловала на прощание его и меня, и мы отправились в обратный путь, пообещав вернуться в самом скором времени.

  - Проклятье, я до сих пор не уверен в своем отцовстве, и она играет со мной! - пробормотал он, когда мы выехали за ворота. - Я знаю, что она продолжает спать с нашим отцом, потому что у нее появляются все новые наряды и драгоценности, а ни один из ее любовников не может позволить себе такие подарки. Не скажу насчет Джованни и Хофре, но и они вполне могут навещать ее. Почему нет, ведь они ее братья...

  - Вы не можете неотлучно быть при ней.

  - Это верно. Но попомни мои слова - в конце концов она будет принадлежать только мне.

  Я рассеянно кивнул, вспоминая легкую улыбку Лукреции, ее золотистые локоны и гибкое тело. Она будет внушать мужчинам желание до самой старости, и даже Чезаре не в силах ничего с этим поделать. Что же касается его обещания - оно могло быть исполнено, и я знал способы, которыми Чезаре мог устранить самых безрассудных своих соперников. Что до остальных - у них, вероятно, хватило бы ума отступиться...

  Во дворе возле апостольского дворца нас встретил капитан личных охранников папы.

  - Монсеньор, его святейшество просит вас срочно явиться в консисторию, - сказал он, беря под уздцы жеребца Чезаре. - Заседание начнется совсем скоро, и ваше отсутствие беспокоит его святейшество. Он уже трижды спрашивал о вас.

  - Я уезжал по делам. - Кардинал спешился и обернулся ко мне. - Ступай, Андреа, на сегодня ты свободен. Похоже, до самого вечера.

  Он быстро взбежал по ступеням и скрылся во дворце. Я отдал лошадь подошедшему конюху и направился следом за Чезаре. Мне не нужно было торопиться, ведь меня никто не ждал. После дня, проведенного с Чезаре и его сестрой, я не осмеливался явиться к Джованни, хотя желание увидеться с ним было нестерпимым. Я не смог бы смотреть ему в глаза, потому что одного его взгляда было достаточно, чтобы заставить меня раскаиваться в своей пагубной чувственности.

  Весь день я провел в своей комнате, читая Горация и умирая от любопытства. По-видимому, папа вознамерился, наконец, объявить о новых назначениях, которыми он почтил своих сыновей. Джованни, герцог Гандии, синьор Сессы, должен был получить во владение Террачину и Беневенто, а Чезаре - чрезвычайные полномочия папского легата в Неаполе.

  Мы пообедали с Никколо, а затем я все же решился отправиться к Джованни. Мне безумно не хватало его, и тишина пустой комнаты давила почти ощутимо. Надев плащ и взяв маску, я вышел в приемную и неожиданно для себя обнаружил там Микелотто. Этот молчаливый испанец был тайным душителем, цепным псом моего господина; Чезаре прибегал к его услугам, когда требовалось отомстить особенно жестоко. Я никогда не расспрашивал о его методах, но когда в городе находили разрезанные на части или исколотые кинжалами трупы людей, вставших на пути у папы или его сына, я знал наверняка, что без Микелотто здесь не обошлось. Чезаре достаточно было сказать лишь несколько слов, чтобы Микелотто начал действовать. Человек этот вызывал у меня отвращение и ужас, и одновременно я восхищался его мрачной уверенностью. Если он брался за дело, смерть врагов была неизбежна.

  Сейчас Микелотто сидел в приемной кардинала Борджиа и со скучающим видом разглядывал большой портрет Лукреции, висевший на стене. Я смущенно поприветствовал его.

  - А, малыш Андреа. - Его непроницаемо черные глаза скользнули по мне. Шрам, рассекавший лицо, делал его поистине страшным, и я избегал смотреть на него прямо. - Что, решил немного пройтись?

  Я через силу улыбнулся, стараясь выглядеть как можно беспечнее.

  - Пожалуй. Монсеньор вернется поздно.

  Микелотто лениво кивнул, помолчал и, когда я уже собрался выйти, проговорил:

  - Не хочешь, чтобы я немного развлек тебя?

  Задохнувшись от потрясения, я молча вцепился в дверную ручку, и он рассмеялся:

  - Не бойся, ты не в моем вкусе.

  Я выскочил в коридор, все еще слыша за спиной его презрительный смех. Микелотто знал обо мне больше, чем я думал. Сам же я не знал о нем почти ничего. Он появлялся и исчезал, как тень, исполняя приказания Чезаре, и это была другая, тайная сторона жизни моего господина. Что он делал в приемной кардинала? Явился с докладом или выполнял очередное поручение? Кого еще завтра найдут на римских улицах с перерезанным горлом?

  Мои ладони вспотели, и я вытер их плащом, но страх после встречи с Микелотто все не проходил. Медленно идя по коридору, я размышлял, куда направиться. Ноги сами несли меня к покоям герцога Гандии, однако я чувствовал, что не имею права появляться там. Остановившись у окна в галерее, я рассеянно водил пальцем по линиям свежей росписи проема и смотрел в темноту поздней июньской ночи. Мне оставалось сделать лишь несколько десятков шагов, чтобы оказаться у дверей комнат Джованни. Я мог бы сделать их... Войти в его спальню, увидеть его лицо, коснуться его руки; несмело поцеловать в губы, наслаждаясь теплом и смущенной отзывчивостью его стройного тела, лечь рядом, ласкать и смотреть, как он вскрикивает от наслаждения и кончает, отчаянно сжимая зубы, чтобы сдержать стон...