Гнедая лошадь... Я рассеянно огляделся, мой взгляд скользнул по двору, привычно отмечая детали. Собеседники Микелотто направились к конюшням, и я увидел конюшего, выводящего оседланную лошадь гнедой масти, а чуть погодя на ступенях дворца появился герцог Гандии, сопровождаемый четырьмя слугами. Он был одет в легкую белую рубашку, зеленые бархатные камзол и штаны, у пояса в ножнах висела шпага. Взяв у конюшего поводья, он вскочил в седло, блеснув на солнце золотыми шпорами, и не дожидаясь своей свиты, направился к воротам.

  У меня сжалось сердце. Разумеется, в Риме десятки гнедых лошадей... Но может ли это быть простым совпадением? Я стал вспоминать, что говорил Микелотто своим подручным, но в уме назойливо вертелись слова "его сиятельство". О ком шла речь - о заказчике или о жертве? Я должен был что-то сделать, чтобы расстроить планы убийц.

  В канцелярии я попросил перо и бумагу и написал:

  "Джованни! Я должен сказать вам нечто очень важное наедине. Прошу вас не возвращаться во дворец после ужина. Останьтесь в доме вашей матери, если будет возможно. Если же нет - я буду ждать вас у палаццо кардинала Асканио за час до полуночи. Во имя моей любви к вам, во имя вашей жизни, будьте осторожны".

  Монна Ваноцца жила неподалеку от церкви Святого Петра в Оковах, на Эсквилине. Я не слишком хорошо знал этот район, лишь однажды, выслеживая Джованни, пробыл у дома его матери довольно долгое время, которого хватило, чтобы запомнить его расположение. В конце концов, можно было спросить дорогу, но я полагался на свою память.

  Как обычно, я предпочел отправиться пешком, хотя и спешил. Всадники, как правило, привлекают к себе больше внимания, к тому же мне следовало подумать, что делать. От палаццо вице-канцлера Асканио Сфорца можно было уйти в центр квартала дворцов, где даже среди ночи полно стражников, а потом тихо перебраться в Трастевере и вернуться в Ватикан кружным путем. Только порой стражники не торопятся помогать жертвам убийц, напомнил я себе, или почему-то вдруг их не оказывается рядом в самый нужный момент... В конце концов, может быть, я просто иду по ложному следу, и "дело" Микелотто никак не связано с герцогом Гандии. В таком случае, мы посмеемся вместе над моими беспочвенными страхами, вернувшись в апостольский дворец.

  Когда я добрался до особняка монны Ваноццы, солнце уже клонилось к западу, путаясь в листве персиковых и вишневых садов. Надев маску, я представился дворецкому, как посланец одной знатной особы, доставивший письмо его сиятельству герцогу Джованни. Меня провели через крытый атриум в сад, где за накрытым столом ужинали гости. Я знал, что все это родственники папы Александра - трое его сыновей, племянники-кардиналы, двоюродный брат, комендант замка Святого Ангела. Я сразу же увидел Джованни: его глаза блестели, а лицо раскраснелось от выпитого вина, и это мне не понравилось. Заметив меня, он слегка вздрогнул, но не перестал улыбаться Ваноцце, которая в это время что-то говорила. Чезаре, сидевший рядом с ним, тоже обратил на меня внимание; холодея под его взглядом, я подошел к Джованни, склонил голову в поклоне и подал ему записку.

  - Извините, матушка, - проговорил он, развернув листок. Пока он читал, я с тревогой смотрел на него из-под полуопущенных ресниц. К моему облегчению, он все с той же улыбкой кивнул мне и коротко сказал вполголоса:

  - Я не заставлю себя ждать.

  Снова поклонившись, я пошел обратно, стараясь не выдать себя походкой или осанкой и чувствуя спиной пристальный ледяной взгляд Чезаре.

  Я порадовался, что выбрал для встречи место возле особняка кардинала-канцлера. Прежде этот дворец принадлежал кардиналу Родриго Борджиа, еще до того, как он стал папой. Теперь же он был подарен Асканио Сфорца, новому кардиналу-канцлеру, но в его облике еще чувствовались вкусы прежнего хозяина: испанская строгость постройки соседствовала с росписями в простенках и лепными украшениями. Как мне было известно, ворота охранялись круглосуточно. Сфорца, разумеется, не слишком жаловал семейство папы Александра, но никогда не позволил бы, чтобы под окнами его дома кого-то убили.

  Темнело; на Рим опускалась короткая и душная летняя ночь. С реки тянуло нечистотами, рыбой и сыростью, дым от зажженных факелов стелился в неподвижном воздухе. Время от времени мимо проезжали всадники, и я каждый раз напрягался, проверяя, легко ли кинжалы вынимаются из ножен, но это оказывались просто какие-нибудь солдаты, охранники или незнакомые мне состоятельные горожане. Я старался не привлекать к себе внимания, держась в стороне от дороги в тени дома напротив дворца. Тут же был небольшой навес, под которым днем мелкие торговцы раскладывали свои товары, и он представлял собой хорошее укрытие.

  Вытащив из кармана кусок хлеба с сыром, я быстро съел его, почти не чувствуя вкуса, и запил водой из фляжки, затем поправил маску и снова стал ждать. Понемногу вечерняя жизнь затихала: в палаццо гасли окна, запоздалые прохожие торопились поскорее попасть домой. Где-то вдалеке пели и смеялись; мимо меня проскрипела телега старьевщика, возвращавшегося к себе после работы, пробежал мальчишка-слуга, и вскоре на улице стало совсем пусто, лишь молчаливые охранники прохаживались у дверей дворца Асканио.

  Я переступил с ноги на ногу, чувствуя, как затекают мышцы, и вдруг услышал приближающийся перестук копыт. Всадники ехали неторопливо, их было семеро, и я понял, что это те, кого я ждал. Они остановились, не доехав до меня десятка шагов.

  - Надеюсь, ты извинишь меня, Чезаре, - услышал я, - но здесь я хотел бы тебя оставить.

  - В чем дело, Джованни?

  - Я не могу открыть тебе имени той особы, которую собираюсь навестить. Надеюсь, ты понимаешь...

  Чезаре Борджиа тихо засмеялся.

  - Это связано с посыльным, что принес тебе письмо за ужином?

  - Да, и...

  Я выступил из темноты и поклонился.

  - Ах, он уже ждет. - Джованни соскочил с седла. - Поезжай дальше без меня, брат.

  - Надеюсь, ты оставишь при себе слуг?

  - Разумеется.

  - Что же, счастливо повеселиться, братишка. - Чезаре слегка пришпорил коня и вместе с Никколо и двумя гвардейцами продолжил путь. Звук подков гулко разносился в темноте, отражаясь от стен, пока всадники не завернули за угол.

  Джованни повернулся к сопровождавшим его слугам.

  - Антонио, поезжай во дворец, ты мне не понадобишься. Я не слишком задержусь. А ты, Бенито, подожди в стороне.

  Он повернулся ко мне и шепотом спросил:

  - В чем дело? Что такого важного ты хочешь мне сообщить?

  - Вы напрасно отпустили Антонио, ваше сиятельство.

  - Почему? Что ты знаешь?

  - Я не пришел бы просто так. Вам грозит серьезная опасность.

  Он вздрогнул, сжав мое запястье.

  - Мы должны уходить отсюда, - продолжал я. - Скажите вашему слуге, что мы возвращаемся на площадь Джудекки. Вы доверяете ему?

  - Да, пожалуй. Он не храбрец, но сделает все, что я прикажу. Садись впереди меня и расскажи, что знаешь.

  Он вскочил в седло и помог мне взобраться на лошадь. Его руки обняли мою талию, и страх немного отступил, вытесненный нахлынувшим желанием.

  - Бенито, езжай впереди нас до площади Джудекки и смотри по сторонам. Итак, - проговорил он мне в ухо, когда слуга обогнал нас, - почему мы возвращаемся?

  - Потому что впереди нас ждала засада. Мы вернемся другой дорогой.

  - У тебя дрожит голос.

  - Да. Я почти уверен, что теперь все будет в порядке, и все же никак не могу избавиться от чувства тревоги. Я тревожусь за вас, Джованни.

  Он легонько прижал меня к себе и скользнул губами по моей щеке под черным шелком маски.

  - Знаешь, я думал о тебе... Наверное, иногда Бог испытывает нас, искушая запретными радостями. Я держался так долго, как мог, но провалил испытание. Я хочу тебя... Это грех, который никогда не будет прощен, но я не могу уехать, оставив все как есть.