- В смерти Тибо нет твоей вины, так судил Бог... Что было потом?

  - Потом... Бланш разрешилась сыном, назвав его Тибо. Я уехал в Компьень, затем мы с графом Луи продолжали собирать отряды и разделили деньги, собранные Тибо Шампанским, между рыцарями в соответствии с его завещанием. А дальше - только бесконечные дороги, болезни, смерть и сражения, море и города, пустыня и сожженные деревни, храмы и сады - и кровь, повсюду кровь...

  Граф закрыл глаза и провел по ним ладонью.

  - Ты скоро поправишься, - сказал Жан, осторожно ощупывая его повязки, - и должен будешь вернуться ко всему этому.

  - Да. Это мало похоже на паломничество, верно? - Он горько усмехнулся и помолчал. - Мои раны ужасно чешутся.

  - Они затягиваются, - улыбнулся Жан. - Еще день-два, и мы снимем повязки.

  - Как тяжело видеть тебя таким, - прошептал Бодуэн, проводя пальцами по его щеке. - Но не видеть вовсе было бы пыткой...

  Он склонил голову и поцеловал юношу в шею, потом чуть ниже - в теплую ямку под ключицей, еще ниже - в грудь. Его губы отыскали маленький кружок соска, и Жан почувствовал, как в его теле вновь вспыхнуло желание.

  - Как ты прекрасен, - выдохнул граф, скользя руками по его плечам и груди. - Я люблю тебя, я восхищаюсь тобой. Ты так юн, но у тебя огромное сердце, которого хватит на всю Францию. Я вижу в нем смирение, верность, доброту и милосердие ангела... Удивительно, что в нашем развращенном мире есть такие чистые души. Наверное, именно благодаря им Бог не дает ему погибнуть...

  Его ласки становились все настойчивее, все бесстыднее, заставляя Жана трепетать всем телом. Дыхание юноши стало прерывистым. Бодуэн с силой притянул его к себе, целуя в губы.

  - Я хочу, чтобы ты сделал это, - прошептал граф, поворачиваясь и кладя руку Жана на свое бедро.

  - Да, моя любовь.

  Он не знал, все ли делает правильно, но что-то, что было сильнее его, придало ему уверенности, и Бодуэн застонал, когда Жан овладел им. Юноша задвигался, чувствуя жестокое, мучительное и неотвратимое приближение конца. Граф хрипло, тяжело дышал под ним, стиснув пальцами смятое покрывало. Движения Жана становились все быстрее, все глубже, пока он не излился с протяжным стоном, запрокинув голову и стиснув в объятиях своего возлюбленного. Граф вскрикнул, его тело напряглось, содрогнулось и расслабилось, он упал на постель, и Жан осторожно опустился возле него.

  - Боже, как хорошо, - пробормотал Бодуэн, переводя дыхание и целуя юношу в плечо. - За эти мгновения я без колебаний отдал бы вечность...

  Жан молча обнял его. Они лежали рядом, словно оберегая друг друга, пока граф не заснул, не выпуская руки Жана из своих ладоней.

  За окном ночь понемногу светлела; небо из бархатисто-черного стало густо-синим, на нем льдисто мерцали звезды, и белый тонкий серпик месяца висел над крепостной стеной. Преодолевая дремоту, Жан поднялся, надел рясу и сел к столу. Интересно, что случится, если бы он заснул, а утром мастер Франсуа или отец Гийом, придя проведать раненого, нашли его голым в постели графа? Еще интереснее, если его найдет Анри д"Эно... Взяв с полки новую свечу, он зажег ее от догорающей, потушил огарок и выбросил его. В комнате пахло вином, мужским семенем и потом, и Жану казалось, что это выдаст их обоих с головой. Он уснул, когда уже брезжил рассвет, и совсем вскоре мастер Франсуа разбудил его.

  - Жан, мой мальчик, тебе совсем не обязательно сидеть с графом всю ночь, - вполголоса, чтобы не разбудить Бодуэна, сказал мастер, положив ладонь на плечо юноши. - Я вижу, он выздоравливает. Сегодня мы попробуем снять повязки.

  Он втянул носом воздух и засмеялся.

  - Могу поспорить, ему снятся женщины, и он испачкал постель...

  Жан почувствовал, что краснеет.

  - Прости, я смутил тебя. Иногда мужчины видят сны, в которых плоть одерживает победу над разумом. Говорят, во Фландрии у него осталась жена, не удивительно, что он скучает по ней.

  Уши Жана пылали, как ломтики свеклы.

  - Когда он проснется, я поменяю постель, - торопливо сказал он, пряча глаза.

  - Да, хорошо, но я думаю, тебе вовсе не нужно делать это самому. Я попрошу послушников, а ты иди к себе, поешь и выспись как следует. Эти дни измотали всех нас, но ты даже похудел немного. Мне кажется, ты слишком уж переживаешь за графа Бодуэна.

  - Он хороший человек.

  - Не сомневаюсь. - Тон мастера Франсуа стал ледяным. - О его отваге в бою против христиан ходят легенды. Он и его доблестный брат, граф Анри, славные воины, настоящие убийцы неверных...

  - Неправда! - вырвалось у Жана. - Он не такой, как Анри...

  - Вот как? Не знаю, что он порассказал тебе, но его дела говорят сами за себя.

  - Его дела? - недоуменно переспросил Жан.

  - Полагаю, впрочем, тебе не стоит знать о них. - Мастер Франсуа отвернулся, подошел к окну и задумчиво посмотрел во двор, где уже собирались монахи, рыцари и оруженосцы. - Сегодня или завтра все эти люди уедут отсюда, и, по правде сказать, я буду рад их отъезду. Вчера я говорил с графом Анри д"Эно, он настаивает на том, чтобы гарнизон Маргата отправился с ними в Константинополь...

  - Я мог бы пойти с ними, - сказал Жан.

  Мастер Франсуа рассмеялся.

  - Нет, дитя мое. Должно быть, ты видишь в них героев... но это отчаявшиеся люди, жестокие - и по-своему несчастные. У них впереди лишь смерть, и смерть несут они с собой. А такие, как этот рыцарь, - он кивнул на спящего графа, - жаждут золота и власти, и у них совсем мало времени, чтобы получить все это. В этой стране их ненавидят и презирают, так что только их безоглядная храбрость и отчаяние ведут их вперед. Ты хочешь разделить их судьбу?

  Жан промолчал. Мастер был прав, и теперь он осознал, что видел в сапфировых глазах Бодуэна, что так пугало его и вызывало безотчетное сострадание - боль одиночества, обреченность и бесконечную, невероятную усталость. Граф был еще молод, но его душа была душой старика. Он знал наверняка, что скоро умрет, и шел к своей судьбе покорно и неотвратимо. Останется Жан с ним, или их пути разойдутся навсегда - это ничего не изменит. Он подошел к постели и тихонько коснулся руки Бодуэна кончиками пальцев.

  - Помолись за него, - сказал мастер Франсуа, - ибо грехи его велики. Ступай, мой мальчик.

  Весь день Жан пытался занять себя каким-нибудь делом, но из головы у него не шел утренний разговор с мастером Франсуа. Выйдя к колодцу за водой, он посмотрел в окна комнаты графа и от удивления едва не выронил из рук тяжелую бадью: граф Бодуэн стоял у окна и смотрел на него. Поймав взгляд юноши, граф улыбнулся и помахал ему. Лицо его, несмотря на улыбку, было бледным и усталым. Жан коротко махнул в ответ, подхватил бадью, наполнил ведра и направился к кухне.

  После вечерни, когда уже начинали сгущаться сумерки, он вернулся в свою келью, переоделся в штаны и рубашку из тонкого беленого холста и, поразмыслив, аккуратно сложил на кровати две рясы, молитвенник, небольшое деревянное распятие и маленький кинжал с острым тонким лезвием - единственное оружие, которое, как он полагал, мог позволить себе монах-госпитальер. Ему очень хотелось обзавестись настоящим оружием - пусть не мечом, но хотя бы настоящими боевыми кинжалами.

  Оглядев свои скромные пожитки, Жан обулся в мягкие кожаные сапожки и покинул келью. Теперь он был готов отправиться в путешествие, хотя бы и наперекор всему ордену. Во дворе уже зажигали факелы, в прохладном воздухе пахло дымом, сыростью и цветами. В крепости царило необычайное оживление: солдаты и рыцари наводнили двор, и Жан, проходя мимо, слышал обрывки разговоров:

  - ... готов выехать завтра, а граф Бодуэн...

  - ... слышал, что скоро мы начнем голодать. Если бы граф был чуть понапористее...

  - Если граф не уедет завтра сам, его брат увезет его силой!..

  Послышалось непристойное замечание и раскатистый смех. Жан поспешил дальше. Из тени галереи навстречу ему шагнула высокая плечистая фигура, и он явственно услышал шорох стали. Доспехи? Оружие?