- Что поделывает моя дорогая супруга? - осведомился он густым басом, подойдя к царице и коснувшись губами ее щеки. - Я слышал пение.

  Агнесса, вскочив на ноги, низко склонила голову.

  - Я развлекала царицу песней, мой господин.

  - Уверен, у тебя неплохо получалось. - Он подошел к девушке, взял ее за подбородок двумя пальцами и, приподняв ее голову, посмотрел в глаза. - Как-нибудь ты споешь и для меня, не правда ли?

  - Если мой господин попросит... - пискнула Агнесса, и царь, усмехнувшись, отпустил ее.

  - Попросит. Кроме того, я надеюсь, ты исполнишь и другие мои просьбы... в свое время. А теперь оставь нас наедине.

  Ирина молча наблюдала за ним. Она научилась терпеливо сносить его выходки и никогда не испытывала чувства, даже отдаленно похожего на ревность. Ей не в диковину было видеть мужчин, стремившихся обладать многими женщинами: в степи это было в обычае, ведь боги суровы, и для мужчины вполне нормально хотеть множества потомков, чтобы хотя бы некоторые из них выжили. У Иоанниса тоже были причины опасаться за свою жизнь: его старшие братья Асень и Петр были убиты заговорщиками, и хоть после их смерти прошло уже десять лет, царь был осторожен. Кроме того, после брата Асеня остались сыновья, а у Иоанниса детей не было, и это его тревожило, однако он никогда не говорил об этом никому, кроме жены. Однако Ирина была абсолютно уверена, что дальше простых заигрываний царь не пойдет ни с одной женщиной, и на то была веская причина, о которой знали они оба.

  Иоаннис медленно подошел к Ирине и, опустившись перед ней на колени, взял ее ладони в свои.

  - Все хорошо? - спросил он. Она молча кивнула, стараясь не отвести взгляда от изучающих ее лицо глаз мужа.

  - Сегодня я объезжал окрестности, - сказал Иоаннис, поглаживая ее запястья. - Разведчики доносят, что войско французов недалеко. Маркиз Монферратский готовится напасть на город с большими отрядами конницы... Что ж, видно, придется напомнить ему урок, который мы преподали императору Бодуэну под Адрианополем.

  - Говорят, в тот раз сама судьба была на нашей стороне, - осторожно сказала царица. - Бодуэн получил предсказание своего поражения еще за несколько лет до того.

  - Ты веришь в предсказания?

  - Мудрецы говорят, что все пути мира написаны в книге судеб, надо лишь научиться читать ее. Мой отец рассказывал, что знавал колдуна, способного видеть, что случится в будущем.

  - Вот как? И где же теперь этот колдун?

  - Его сожгли воины твоего брата Асеня. - Голос Ирины звучал безразлично. - Христиане не верят в пророчества, и его посчитали служителем дьявола.

  - Поделом ему. - Иоаннис усмехнулся, подался вперед и положил ладонь на грудь жены. - Если знать всю жизнь наперед, грош цена такой жизни. Во что тогда верить, на что надеяться? Подумай сама, если бы мне сказали, что я умру, не дождавшись наследника, стоило ли мне вообще жить и править своим народом? Я и без того боюсь, что рано или поздно люди восстанут против меня, и лишь война не дает им посадить на престол одного из моих племянников... Пока я способен контролировать армию и побеждать, они не посмеют этого сделать.

  Он схватил Ирину в объятия, прижал к себе, зарываясь лицом в ее густые волосы, и жарко зашептал:

  - Подари мне наследника! Ты должна родить его прежде, чем закончится эта война...

  Она судорожно вздохнула, когда он подхватил ее на руки и понес на постель. Уложив ее на покрывало, он начал нетерпеливо срывать с нее платье, едва не разорвав его у ворота. Ирина молчала, не сопротивляясь, но и не помогая ему, пока не оказалась перед ним полностью обнаженной. Сбросив с себя камзол и рубашку, Иоаннис быстро снял штаны и сел возле жены, нервно облизывая губы. Его руки легли на ее груди, и Ирина задрожала, почувствовав его жестокую и сладострастную ласку. Он сжал пальцами ее соски с такой силой, что она едва сдержала крик боли и закрыла глаза.

  - Посмотри на меня, - потребовал Иоаннис. Взяв ее ладонь, он властно положил ее на свой мужской член. - Ласкай его, пока я не почувствую, что готов войти в тебя.

  Это было обычным делом: Ирина знала, что ее муж не способен обрести силу, пока она руками, а часто и ртом не доведет его до нужной твердости. Он стыдился своего бессилия, оно и было главной причиной, по которой он не завел себе любовницы. Лишь Ирина знала, но она никому не сказала бы. Сейчас и она, как и всегда, ненавидела и его, и себя саму за эту противоестественную слабость, но ее пальцы привычно сомкнулись и задвигались, повинуясь желанию мужа. Наконец, Иоаннис застонал; его член поднялся и затвердел. Убрав руку жены, он перевернул ее лицом вниз и порывисто овладел ею сзади, с силой рванув ее на себя, словно насаживая на кол. Ирина тихо вскрикнула, но ладонь Иоанниса зажала ей рот. Он задвигался, проникая в нее глубоко и яростно; она убеждала себя, что все женщины вынуждены терпеть это, и многие даже счастливы... но не чувствовала ничего, кроме усталости и отвращения. Наконец движения Иоанниса ускорились, дыхание сбилось, потом он протяжно вскрикнул и повалился на постель, закрыв глаза. Ирина села, ощущая липкую влагу его семени на своих бедрах, и нашарила в складках покрывала кинжал. Пальцы удобно сжались вокруг рукояти. Как просто было бы сейчас покончить разом со всем этим!

  - Я уезжаю завтра, - проговорил Иоаннис, не открывая глаз. - Мне жаль, что я не могу проводить с тобой больше времени. Дороже тебя у меня никого нет. Но я должен воевать, пока не истреблю всех французов до последнего, потому что они покушаются на мою землю. Осталось уже немного... Мы отправимся под Фессалонику, а оттуда в Адрианополь, чтобы отбросить войско старого маркиза Бонифация, а там перебить оставшихся крестоносцев не составит особого труда.

  Ирина молчала. Царь взял ее левую руку и прижался щекой к ладони, не зная, что правая рука ее напряженно сжимает смертоносный кинжал. Она растерялась, смущенная его внезапной искренней лаской.

  - Прости меня, - тихо сказал Иоаннис. - Я мало думаю о тебе, мало дарю тебе подарков, почти совсем не знаю, чем ты занимаешься, пока меня нет. Ты не похожа на других женщин. Ты словно дым, ускользающий между пальцами, как безмолвный утренний туман, я любуюсь тобой и не могу удержать тебя, ты моя тайна и мое сокровище. Почему ты так молчалива? Что я делаю не так?

  "Я не люблю тебя! - хотела крикнуть Ирина. - Дело не в том, что ты делаешь или не делаешь для меня, я просто не могу заставить себя относиться к тебе иначе. Ты ничего не добьешься ни подарками, ни ласками, ни подвигами в мою честь. О, как ты жалок, мой царь! Фанатик и палач, не способный даже ревновать. Твои мысли полностью заняты убийствами, войной и истреблением твоих бесчисленных врагов! Именно поэтому ты слеп, или просто так наивен? Не делай мне таких признаний, потому что тем самым ты признаешь, что слаб. Рано или поздно мы должны будем расстаться, и, если тебя не убьют французы, германцы или заговорщики из собственных прихвостней, когда-нибудь я сделаю то, на что мне не хватило решимости сегодня".

  Оставив кинжал под шелком покрывала, она положила руку на грудь Иоанниса и медленно улыбнулась.

  - Отдохни, мой повелитель. Тебя ждет поход и битва. Степные женщины знают, что такое война, почти так же хорошо, как мужчины. Сейчас тебе нужен покой. - Нагая, она поднялась с ложа и принялась гасить свечи одну за другой, обходя комнату под внимательным взглядом Иоанниса.

  - Как ты прекрасна, - прошептал царь, и она гибким движением полуобернулась к нему, озаренная теплым трепетным светом свечей. Ее гладкая кожа сияла, волосы цвета полночи густыми волнами спускались по плечам и спине. Улыбнувшись, Ирина потушила оставшиеся свечи, и горница погрузилась во мрак.

  - Иди ко мне, - позвал Иоаннис.

  Она легла возле него, и его могучие руки сжали ее бедра. Она была уверена, что он не сможет овладеть ею еще раз, но хочет вновь насладиться ее телом, принадлежащим лишь ему одному. Раздвинув ноги, она позволила ему ласкать себя. Чувствуя его пальцы внутри себя, она готова была кричать, потому что не ощущала от его нетерпеливых движений ничего, кроме боли и отвращения. Как всегда, ей понадобилось сделать над собой усилие, чтобы изобразить удовольствие. Она завозилась под ним, потом отстранила его руку и отвернулась, чтобы он не заметил выражения ее лица.