- Надо было взять с них подороже, - сказал он, забираясь в постель.

   - О ком ты? - сонно спросила жена.

   - О тех мальчишках-наемниках. Проклятая война совсем испортила нравы. Все проститутки ушли с войском, так они довольствуются друг другом!

   Она тихо засмеялась, ткнув его локтем в бок.

   - Если б я знала, сама бы пошла к ним. Такие красавчики оба!

   Трактирщик выругался. Мысленно он был согласен с женой, парнишки действительно были симпатичные. Он вдруг попытался представить себе, каково это - обнять тонкую талию юноши и, овладев им, насаживать его на свой вертел... От этой мысли он неожиданно для себя самого возбудился и, задрав на жене рубаху, забрался на нее сверху, одной рукой сжав ее грудь, а другой ловко пристраивая свой поднявшийся орган между ее ног. Она снова засмеялась и быстро задула стоявшую на столике возле кровати свечу.

   Октябрь подходил к концу; ночи становились длиннее и прохладнее, солнце уже не жгло, как летом, все чаще шли дожди, и дыхание моря теперь не освежало, а холодило. К неудовольствию Иоанниса, греки не собирались впускать в Фессалонику ни латинян, ни болгар, ни кого бы то ни было, несмотря на грозную армию, пришедшую под городские стены. Что там неудовольствие - он впал в настоящую ярость! Ведь он считал Фессалонику своей, и засланные им провокаторы утверждали, что благодаря их усилиям среди населения болгарский царь пользуется полной поддержкой благодаря их усилиям. Теперь же оказалось, что он не может войти в город! Он готов был держать осаду до тех пор, пока голод и зима не заставят греков смириться с поражением, а если подкрепления из Тырнова подоспеют в срок, то ждать не понадобится - он просто возьмет Фессалонику штурмом. Впрочем, он надеялся решить дело без кровопролития: высланные накануне в город парламентеры пообещали грекам полное прощение и неприкосновенность, а также - в случае покорности его, Иоанниса, власти, - защиту от подступающих отрядов императора Анри. Если удастся захватить под свою власть Фессалонику, он вышвырнет латинян туда, откуда пришли, или пусть убираются в Сирию. Фессалоника... Второй по величине город после Константинополя, не зря же маркиз Монферратский так настойчиво требовал его себе за отказ от императорской короны! Здесь торговали вином и тканями, кружевами и оружием, золотыми украшениями и благовониями, лошадьми и посудой, птицей и кожами; на этих широких улицах слышались голоса итальянцев, французов, руссов, болгар, германцев, испанцев, египтян, персов и мавров... Заполучить этот город означало взять в свои руки торговлю и власть в землях к северу от Константинополя.

   Он будет терпеливым и дождется победы, сколько бы ни потребовалось ждать.

   А ведь все могло бы сложиться иначе, не окажись латиняне такими строптивыми! Он сделал все, чтобы добиться мира и справедливости, даже покорился духовной власти Рима, что вытянуло из его казны немало золота. Римский понтифик благословил его на царство и назначил патриарха в Тырнове - хорошо хоть, не своего прихвостня, а человека надежного и впрямь благочестивого. Оставалось только заключить союз с рыцарями и венецианцами против греков, а после победы просить себе земли, которыми владели его дед и прадед. Но все пошло не так, как он рассчитывал: его предложение альянса отвергли с насмешкой, не восприняв всерьез, или, может быть, латиняне хотели все заполучить себе. Причина не важна, важен лишь результат. Таких оскорблений Иоаннису не наносил еще никто. Им пренебрегли и выставили вон, в одночасье разрушив долго лелеемые планы. Так пусть же теперь платят сполна!

   Махнув рукой почтительно склонившемуся перед ним слуге, Иоаннис дал понять, что ему ничего больше не нужно, сипло закашлялся и, кутаясь в плащ, направился в свою палатку на пологом берегу реки. Отряды его армии продолжали прибывать: кто в ладьях по Вардару, кто посуху, верхом или просто пешком; наемники рассчитывали на хорошую плату, и, разумеется, они не будут разочарованы. Царь высоко ценит преданность своих воинов...

   Прошло уже два дня, в течение которых войско раскинуло лагерь и выставило караулы. Первым делом были перекрыты дороги, ведущие в город, и теперь солдаты пытались протянуть цепь через реку, чтобы задерживать торговые суда.

   Склонившись над миской остывающей мясной похлебки, Иоаннис подумал, что неплохо было бы подкатить под стены города баллисты и начать штурм под прикрытием темноты, но сегодня он устал и чувствовал себя разбитым: мучительный кашель раздирал грудь, от холода и сырости ломило кости, начинался жар. Больше всего царю хотелось сейчас поскорее улечься на топчан, завернувшись в медвежьи шкуры, и забыться сном.

   Отставив в сторону недоеденный ужин, он лег, натянув до подбородка меха и отчаянно борясь с ознобом. Не время сейчас болеть, ой не время. Надо бы позвать лекаря, пусть заварит трав или натрет целебными мазями... Иоаннис снова закашлялся и завозился, устраиваясь поудобнее на жестком ложе. Лекарям не стоит доверять, все они шарлатаны и продажные душонки, но лучше отдать себя в руки такого проходимца, чем потом сгинуть от лихорадки.

   - Эй, человек!

   Тут же в палатку просунулась голова слуги.

   - Что желает мой повелитель?

   - Поищи мне лекаря.

   - Государь нездоров?

   - Не твоего ума дело. Делай, что я сказал.

   Слуга исчез. Какое-то время царь лежал с закрытыми глазами, прислушиваясь к звукам лагеря снаружи - ржанию коней, звону сбруи и оружия, перекличке часовых, хохоту и песням ужинающих солдат. Ветер хлопал пологом шатра, теребя толстый холст и завывая снаружи. Иоаннис начал задремывать, точнее, погрузился в странное состояние горячечного полусна, наблюдая переливы кроваво-красного цвета под сомкнутыми веками, порождаемые пламенем стоящей возле постели свечи.

   Наконец послышался шорох у входа в палатку, полог откинулся, кто-то вошел. Приоткрыв глаза, Иоаннис с удивлением обнаружил юношу лет двадцати в черной одежде и длинном тяжелом плаще в сопровождении черноволосого мальчика, одетого в одежду степного народа. Царь приподнялся на локте, с любопытством и подозрением глядя на вновь прибывших. Лицо мальчика показалось ему смутно знакомым, но он не мог припомнить, где и когда видел его прежде. Мальчуган был красив, как девушка, его щечки, раскрасневшиеся от холодного ветра, казались бархатистыми, как персик, черные глаза смотрели серьезно.

   - Ты лекарь? - хрипло спросил Иоаннис, обращаясь к высокому юноше.

   - Да. - Его бесстрастное лицо на мгновение дернулось, словно от боли.

   - Я тебя не знаю. - Иоаннис подумал, что парень слишком уж молод, чтобы разбираться во врачевании. - А может быть, этот мальчуган - лекарь?

   Он засмеялся собственной шутке и зашелся кашлем, но юноша даже не улыбнулся.

   - Он мой помощник, - сообщил он царю, подходя ближе. Пламя свечи выхватило из темноты его лицо - суровое и прекрасное лицо ангела. Иоаннису вдруг вспомнились мозаики и иконы в церкви Апостолов в Фессалонике: святой Димитрий, покровитель города, юный воин с копьем и в латах, с темными глубокими глазами, таящими смерть для врагов.

   - Делай свое дело, - буркнул Иоаннис, избегая пристального взгляда лекаря. Юноша взял его за руку, потом положил ладонь на лоб царя. Его прикосновения были легкими и осторожными, и Иоаннис немного успокоился: похоже, парень кое-что смыслил во врачевании.

   - У тебя лихорадка, - сказал юноша, не спуская глаз с лица царя. - Я должен сделать свое дело, как ты и сказал.

   Он вытащил из дорожной котомки какие-то склянки и мешочки с сухими травами. Мальчик подошел ближе, остановился за спиной старшего товарища и склонил голову. Должно быть, оробел перед царем, внутренне усмехаясь, подумал Иоаннис и устало прикрыл глаза, доверяясь лежащей на его лбу прохладной мягкой ладони.

   - Нет, - услышал он голос юного лекаря, - это не нужно. Я справлюсь сам.

   С любопытством приоткрыв глаза, Иоаннис успел увидеть лишь, как мальчуган прячет что-то в сумку на поясе, но так и не разглядел, что именно.