- Принеси горячей воды, - велел юноша, и мальчик послушно вышел из палатки в ночь.

   - Что ты намерен делать? - поинтересовался царь. - Пустить мне кровь? Обычно мой придворный врач именно так и поступает, стоит мне захворать.

   Юноша посмотрел на него почти весело.

   - Мой друг хотел сделать именно это, - сказал он, - но я обойдусь без кровопускания.

   - Как хорошо, - заметил Иоаннис.

   Лекарь молча кивнул и принялся исследовать содержимое своей котомки. Отобрав какие-то сухие листья и корешки, он аккуратно убрал остальное и сел, глядя на Иоанниса темными пронизывающими глазами. Его взгляд беспокоил царя, и тот заговорил, чтобы как-то прервать тяжелое молчание:

   - У тебя нежные руки. Как ты стал лекарем?

   - Я воспитывался в монастыре.

   - Но не многие монахи знают толк во врачевании.

   - Это так. Уход за больными был частью моего послушания.

   - Откуда ты родом?

   Юноша не успел ответить: полог палатки откинулся, вошел мальчик с дымящимся котелком в руках, за ним просунулась голова стражника.

   - Все в порядке, - отмахнулся Иоаннис. - Ступай себе, и вели никому не тревожить меня.

   Солдат удалился.

   - Я намерен напоить тебя настоем трав, - проговорил юноша, бросая в котелок приготовленную смесь. Остро пахнущий пар поднялся над котелком, и лекарь размешал его деревянной палочкой. - Нужно время, чтобы питье немного настоялось.

   - А твой друг тоже из монастыря? - спросил Иоаннис, откинувшись на ложе.

   - Нет, он мой ученик.

   - Хорошенький мальчуган, - одобрил царь. - Такие обычно становятся менестрелями или бродячими артистами...

   - Он немой, - сказал юноша. - Так что менестрелем ему точно не стать.

   Мальчик низко опустил голову, глядя на стоящий на полу котелок с травяным настоем. В руках он вертел маленькую деревянную чарку, готовый по знаку лекаря подать царю целебный отвар.

   - Ну ладно, - улыбнулся Иоаннис. - Если твое искусство быстро вернет мне силы, я щедро награжу вас обоих, а хочешь - сделаю тебя своим придворным врачом. Мой мне порядком надоел... - Он закашлялся, растер грудь рукой и заговорил снова. - Вы оба не будете знать ни в чем нужды, а мальчик получит хорошее воспитание.

   Лекарь не ответил. Вновь наступило молчание, потом мальчик ловко плеснул из котелка в чарку пахучий настой и передал юноше. Тот вздохнул и протянул чарку Иоаннису.

   - Выпей.

   Царь послушно проглотил едко-горькую, со странным привкусом жидкость. На мгновение горло обожгло огнем, стало саднить, но вскоре все прошло. В желудок проникло тепло и начало медленно разливаться по телу.

   - Хорошо... - выдохнул Иоаннис, улыбаясь. - Давай поговорим еще немного. Ты так и не сказал, откуда ты родом.

   - Я давно оставил родину, - проговорил юноша. - У меня теперь нет отечества и нет никаких привязанностей. Скоро мы расстанемся, но прежде чем уйти, я хочу сказать тебе, чем была моя жизнь и во что она превратилась...

   Иоаннис удивленно посмотрел на него.

   - Если хочешь, я с удовольствием послушаю твою историю.

   - Она проста. Я был отдан в служение богу еще ребенком, а потом уже сознательно выбрал свою судьбу, думая, что облегчать страдания людей - лучшая участь для смертного. Жизнь у госпитальера не слаще, чем у рыцаря или крестьянина, но спасение чужой жизни является хорошей наградой и утешением. Я молился и работал, пока не появился человек, перевернувший для меня мир.

   Иоаннис улыбнулся, но тут же поморщился: желудок свело внезапной болью.

   - Говорят, некоторые проповедники бывают довольно убедительны, - с усилием сказал он.

   - Этот человек не был проповедником, - возразил юноша. - И праведником он тоже не был. Ты никогда не задумывался о том, почему люди порой теряют рассудок, забывая обо всем на свете, и святые погружаются в бездну греха, и закоренелые злодеи превращаются в смиренных агнцев?

   - Ты... влюбился? - Иоаннис чувствовал, что боль становится сильнее, но старался не поддаваться нарастающему страху.

   - Тебе больно, правда? - спросил вместо ответа юноша. Его глаза казались бездонными черными омутами, затягивающими в себя душу Иоанниса. - Мне тяжело смотреть на тебя, но я не обрету свободы, если не буду знать, что мое дело сделано до конца.

   - Ты отравил меня?! - в ужасе задохнулся царь. Он метнулся вперед, пытаясь дотянуться до лежащего на постели кинжала, но юноша легко толкнул его в грудь, и он упал назад, обливаясь холодным потом.

   - В память о человеке, которого ты убил, - холодно сказал юноша.

   - Я убил многих, - прошептал Иоаннис. Он вдохнул, собираясь позвать на помощь, но боль скрутила его с такой силой, что он до хруста стиснул зубы и скорчился, не в силах издать ни звука, кроме слабого стона.

   - Вспомни. - Юноша наклонился ниже. - Меня зовут Жан де Крессиньи, я был рыцарем госпиталя Святого апостола Иоанна, пока не полюбил человека, который заменил мне отца, господина и бога. Вспомни его!

   В его глазах плескалась ночь, и Иоаннис в отчаянии понял, что ночь будет вечной - и для него самого, и для этого странного юноши. На его грудь вновь опустилась мягкая рука, и тонкие, неожиданно сильные пальцы нажали на кожу.

   - Я чувствую, как колотится твое сердце, - сказал Жан де Крессиньи, - но очень скоро оно остановится. Я не жду исповеди и не стану отпускать тебе все твои грехи, которых, уверен, было предостаточно. Одно только имя, которое ты должен вспомнить. Вспомни знатного пленника, убитого тобой и оставленного без христианского погребения, того, кто кончил свою жизнь в мучениях по твоему приказу.

   - Но...

   - Их было много, не так ли? Тебе нужно вспомнить только одного. Посмотри на меня. Я все еще рыцарь, хотя от моей души остался лишь пепел. Я дал клятву верности, и эта клятва должна быть исполнена. Мой государь был предан всеми, а теперь и забыт всеми, кроме меня. Я рыцарь мертвого императора, и вскоре последую за ним, но теперь выполняю свой долг.

   - Бодуэн! - прохрипел Иоаннис, широко раскрыв глаза. Свет начал меркнуть, оставалась лишь всепоглощающая ослепительная боль. - Бодуэн Константинопольский...

   - Вспомни и еще одно имя, - раздался звонкий голос, и Иоаннис изумленно дернулся. Этот голос он узнал бы из тысячи других голосов, но меньше всего ожидал услышать его здесь и сейчас.

   - Ирина!

   - Больше нет. Отныне и до смерти - Айна. Или ты забыл? Ты отнял у меня имя, как отнял дом, семью, свободу и счастье. Теперь я возвращаю себе все. Я ненавижу тебя и счастлива, что ты идешь в ад, о котором столько толкует архиепископ! - Мутнеющим взглядом царь разглядел, как мальчик сдернул высокую шапку, и смоляно-черные локоны заструились на его плечи непослушными волнами. Да, перед ним была его красавица жена, любовь его жизни, его единственная привязанность. Боль тела показалась ничтожной в сравнении с болью души, пронзившей его при ее словах. Неужели она правда была здесь и сказала все это, или ему просто показалось в предсмертном бреду?!

   - Нет... - простонал Иоаннис, умоляюще протягивая к ней руку, но глаза его застлала уже смертная мгла. Его пальцы запутались в шнуровке ее кожаной куртки, бессильно пытаясь ощутить знакомое тепло... Он услышал ее смех - горький и презрительный, и тьма милосердно сомкнулась вокруг него вечным ледяным коконом.

   - Все кончено, - устало сказал Жан де Крессиньи, поднимаясь. Он равнодушно посмотрел на лицо мертвого царя, потом подобрал выпавшую из коченеющих пальцев мертвеца деревянную чарку, бросил в котомку, выплеснул на землю содержимое котелка с ядовитым настоем. Ирина - Айна - стояла неподвижно, глядя на распростертое тело расширенными глазами, точно не в силах поверить, что Иоаннис больше не поднимется и не заговорит. Затем, словно очнувшись, надела шапку, тщательно заправив под нее длинные волосы, и вновь превратилась в юного мальчика.