Жан улыбнулся.

   - Я так и не понял, понравилось тебе быть с той девушкой или нет.

   - Я и сам этого не понял. - Граф вздохнул. - Не скрою, это было действительно приятно, но я был слишком возбужден и зол тогда. Кроме того, меня смущал наблюдавший за нами Анри. В общем, я был немного разочарован, мне показалось, что это грязно и постыдно: неудивительно, что Анри так стремился скрыть свои похождения от отца. Тем не менее, порой я возвращался мыслями к той истории, чтобы возродить ощущения плоти...

   - Ты... ласкал сам себя? - спросил Жан, подняв брови.

   - Иногда. Мой отец готовил меня к тому, что однажды я стану сеньором Фландрии и должен буду продолжить наш род. Я надеялся, что мне не придется исполнять супружеский долг слишком часто, и втайне молил бога, чтобы Мари оказалась способной скоро зачать ребенка от моего семени. Разумеется, думать об этом было еще рано, ибо в ту пору она была семилетней малышкой.

   - Ты больше не искал женщин?

   - С того дня я начал по-другому смотреть на женщин. Мне не составило бы труда заполучить в свою постель даже дворянскую дочь, из тех семейств победнее, что принесли моему отцу вассальную присягу. Я умел нравиться женщинам, хотя сам не пойму, что именно их во мне привлекало.

   - Ты красив, - улыбнулся Жан. - Это было первое, что я подумал, увидев тебя.

   - Льстец. - Бодуэн засмеялся, привлек его к себе и поцеловал в щеку. - Но мне нравится, как ты это говоришь. Скажи еще раз.

   - Ты очень красив. У тебя удивительные глаза, я могу смотреть в них бесконечно... Я понял, что всю свою жизнь ждал твоего прихода.

   - Но я скоро покину тебя, Жан.

   - Я не хочу думать об этом. - Юноша положил ладонь на бедро графа и осторожно ощупал тугую повязку. - Ты еще слаб, чтобы уехать. Ты... не можешь оставить меня.

   - Мой ангел. - В голосе графа была печаль и бесконечная нежность. - Я так люблю тебя, но нам не суждено быть вместе. Судьба подарила нам лишь несколько коротких дней, давай будем жить ими сейчас, чтобы не забыть их до самой смерти...

   Жан почувствовал, как слезы подступают к его глазам.

   - Поцелуй меня, - прошептал он, зарываясь пальцами в густые волосы Бодуэна. Граф стиснул его в объятиях и начал целовать - страстно и глубоко, словно стремясь слиться с ним в единое существо. Жан с трепетом отдавался его ласкам, но его тело жаждало большего, в чем он боялся признаться себе самому.

   - Ты мог бы научить меня еще многому, правда? - спросил он, глядя в глубокую синеву глаз Бодуэна. - Я хочу узнать все.

   - Нет, мой мальчик. Я не имею права... Я не готов к этому.

   - Из-за меня? Ты думаешь, что растлеваешь меня?

   - Нет. - Граф покачал головой и закрыл глаза. - Я не могу.

   Жан прижался щекой к его груди.

   - Прости меня. Ты ранен и устал, и как я мог забыть об этом? Тебе нужно поспать.

   Граф улыбнулся.

   - Побудь со мной еще немного... вот так. Всего несколько дней назад я мог бы заниматься с тобой любовью ночь напролет, но теперь я чувствую страшную слабость. Когда искусство твоих братьев вылечит меня, я обещаю исполнить твое желание и научить тебя, какими способами один мужчина может доставить другому наслаждение. Твое тело будит во мне такие желания, что я стыжусь сознаться тебе в этом. Так мучительно и так сладостно чувствовать тебя рядом...

   Какое-то время они лежали, обнявшись, пока Жан по ровному дыханию графа не догадался, что тот заснул. Осторожно, стараясь не разбудить его, Жан провел пальцами по его щеке, коснулся густых темных волос. Этот человек ворвался в его жизнь, ослепив и ранив его душу, заставив испытать неведомые прежде муки и восторг. Он готов был вновь и вновь целовать эти губы, смотреть в эти фиалковые глаза, полускрытые длинными ресницами, повторять это имя...

   Что будет со мной, когда он уедет, в смятении спросил себя Жан, и взгляд его остановился на простом деревянном распятии на стене. Бог не ответил ему. Что ж, Он никогда не отвечает грешникам. Тихонько выбравшись из постели, юноша сел к столу и открыл молитвенник. Слова расплывались перед его глазами, превращаясь в бессмысленную путаницу букв. Он не мог молиться, не мог думать ни о чем. Задув свечу, он оделся, плотнее укутал графа одеялом, чтобы защитить его от ночной прохлады, поцеловал в лоб и уселся на табурет у кровати, глядя на мирно спящего Бодуэна, пока самого его не сморила дремота.

   Разбудил его топот ног по лестнице и громкие голоса. Еще не открыв глаза, он услышал слова:

   - ...так-то этот ленивый щенок заботится о высокородном сеньоре!

   Он помотал головой, прогоняя остатки сна, протер глаза и увидел возвышающегося над ним графа Анри д"Эно.

   - Проклятье, он тут спит, а между тем моему брату не помешал бы завтрак! Ступай на кухню, да поживее, не то я поучу тебя расторопности!

   - Спокойнее, Анри, - раздался голос Бодуэна. - Ты не в своем праве здесь, а этот юноша - дворянин по рождению, а не твой холоп.

   - Можно подумать, он тебе родным стал, - проворчал Анри, усаживаясь на скрипнувший под его весом табурет и положив на стол огромный меч. - Его дело - ходить за тобой, а не спать, иначе он не был бы тут.

   - Вам действительно не мешало бы позавтракать, ваша светлость, - поспешно обратился Жан к Бодуэну. Их взгляды встретились, и граф улыбнулся краешком губ. - Как вы себя чувствуете?

   Бодуэн взял его руку и на несколько мгновений удержал в своей.

   - Мне немного лучше, Жан. Я не могу приказать тебе остаться со мной, поэтому можешь послать кого-нибудь из братьев, чтобы принесли нам с Анри перекусить.

   - Я... скоро вернусь, - пробормотал юноша и быстро вышел, провожаемый насмешливым взглядом графа Анри.

   Уже спускаясь по лестнице, он расслышал замечание брата Бодуэна:

   - Ты прямо героем стал для этого мальчишки! Он смотрит на тебя, точь-в-точь как ты сам смотрел на дядюшку Ричарда когда-то...

   Ответа Бодуэна Жан не расслышал. Анри доводил его до бешенства. Угрозы этого заносчивого солдафона не могли напугать его, но Жан боялся, что он увезет Бодуэна силой, если тот не согласится ехать добровольно в ближайшие день-два.

   Солнце уже поднялось довольно высоко, но не успело накалить землю. Влажные после ночного дождя камни струились легким парком, пахло жасмином и сыростью. Жан посмотрел в чистое лазурное небо, глубоко вздохнул и улыбнулся, сам не зная чему.

   Сбегав на кухню, он распорядился насчет завтрака для графа и его брата, затем пошел к себе, переоделся в чистую рясу и отправился в собор. Народу во дворе прибавилось - легко раненые и идущие на поправку солдаты и рыцари гуляли теперь по крепости, оглядываясь и ища, чем бы развлечься. Возле приземистого келейного корпуса человек десять состязались в стрельбе по мишеням из боевых луков, азартно споря и делая ставки, а заднего двора доносился перезвон мечей и громкий смех.

   Скоро все эти люди покинут Маргат, крепость вновь вернется к прежней размеренной жизни, и только рыцари ордена будут тренироваться на этих площадках, оттачивая свое мастерство, которое, даст Бог, лишь однажды или дважды пригодится в настоящем бою...

   В прохладном сумраке собора царила тишина. Запах ладана и свечной копоти витал под высокими сводами, и двое послушников убирали оплывшие огарки перед большим распятием.

   - Отец Гийом, - негромко позвал Жан, приблизившись к алтарю. Пожилой монах вышел ему навстречу, ласково улыбаясь.

   - Жан, дитя мое, ты пришел помолиться? - Добрые карие глаза отца Гийома, окруженные сетью морщинок, казалось, могли понять и простить любой грех.

   - Я хочу исповедаться, отец.

   Монах, казалось, не удивился, только серьезно кивнул.

  - Что ж, пойдем.

   Они вошли в исповедальню, и Жан уселся на скамью, стиснув руки на коленях. Он не знал, с чего начать. Его охватило смятение и ужас.

   - Я согрешил, - пробормотал он сквозь зубы, и у него перехватило дыхание. Он понял, что не сможет продолжать.