- Здесь так спокойно, правда? - нарушив молчание, шепотом спросил Лодовико. Его тонкие пальцы небрежно легли на перила, и он вопросительно взглянул на Фабио. - Иногда я прихожу сюда слушать ночь.
Он снова умолк, но продолжал разглядывать художника. Стоя рядом с ним, Фабио вдруг остро почувствовал исходившие от него спокойную уверенность, силу и доброту. Он был так юн, так прекрасен и мечтателен, что порой можно было забыть, что он герцог - этот высокий синеглазый юноша с гордо поднятой головой.
- Я привел вас сюда, - негромко проговорил Лодовико, - чтобы сказать здесь то, что не решался сказать раньше, потому что это место для меня свято. Надеюсь, вы не назовете меня глупым ребенком, друг мой. Вы... с тех пор, как вы приехали, моя жизнь переменилась. Вы даже не представляете, что я чувствую, когда вижу ваши рисунки. Мне не нужно большего счастья, мои мечты и сны сбываются. И вы сами... Я хотел бы построить для вас замок, чтобы вы расписали его по своему вкусу и жили там до конца своих дней.
- Ваше сиятельство...
- О нет, - горячо воскликнул герцог, - пожалуйста, я давно хотел попросить вас: зовите меня просто Лодовико.
- Лодовико, я поистине очарован и не могу найти слов. Я ехал в Урбино расписывать дворец знатного вельможи, а нашел великодушного человека и прекрасного друга. Вы вырвали меня из нужды и забвения, подарили мне надежду и вернули вкус к жизни. Имею ли я право...
- Нет, молчите.
Он порывисто взял руку Фабио в свои и бережно поднес к губам. В этом жесте было столько восхищения и любви, что художник затрепетал.
- Ваши руки, - прошептал герцог завороженно. - Дайте мне возможность просто прикасаться к вашим волшебным рукам! Я могу бесконечно смотреть, как вы рисуете, Фабио, как из-под ваших пальцев рождаются чудесные, сказочные картины...
- Лодовико, - начал Фабио, и вдруг юноша опустился перед ним на колени, не выпуская его руки. Его ясные глаза взглянули на художника снизу вверх, и в них отразилось бездонное ночное небо.
- Останьтесь со мной, Фабио. Прошу вас, не покидайте меня. Мне так тяжело жить в окружении людей, не понимающих меня. А я не могу понять их, снизойти до их уровня. - Он помолчал, глубоко вздохнул и продолжал. - Когда я вижу, как быстро продвигается работа в замке, мне становится страшно, что вы уедете, когда закончите последнюю фреску, и тот день наступит скорее, чем я ожидал. Фабио... То, что я хочу вам сказать, я никогда еще никому не говорил... Отнеситесь к этому не как к детскому капризу. Вы для меня ближе всех на земле. Вы подарили мне сказку и сделали ее явью. Я часто вижу во сне вас, ваше лицо, ваши руки, вот уже больше года... Только тогда я не знал, что это вы. А теперь, когда вы приехали - вы снитесь мне почти постоянно. Я полюбил вас еще прежде, чем узнал. Как я жил без вас всю свою жизнь? Фабио, мой Фабио...
Потянув художника к себе, Лодовико слегка откинул назад голову. Фабио наклонился к нему, все еще не веря; герцог подался навстречу, и их губы встретились. У Фабио закружилась голова, шаткий мостик, казалось, готов был вот-вот уйти из-под ног. Бездна разверзлась под ними, они словно вот-вот должны были упасть в эту пропасть, на мокрые валуны под водопадом среди высоких елей на дне ущелья, в безвременную и непостижимую темноту ночного леса под молчаливыми звездами.
"Мой Лодовико, мой герцог, мой светлый апостол"...
Его губы были прохладными и мягкими, как у юной девушки. Мгновенное болезненное желание охватило Фабио, но он слишком хорошо понимал, что не может претендовать на большее. Удивительно, никогда прежде он не мечтал о любви мужчины. В его жизни были красивые женщины, кроме того, он был женат и считал свой брак счастливым, но теперь все словно перевернулось с ног на голову. Эта ночь, эта огромная луна над горными вершинами, сказочный дикий край, живущий собственной тайной жизнью, и этот красивый царственный юноша, признающийся в любви престарелому живописцу, вытащенному им из отчаяния и нищеты, - все это буквально сводило с ума.
- Я люблю вас, - прошептал Лодовико, обнимая его за шею. - Когда-нибудь мы все уйдем в вечность, но до того момента я буду всегда вас любить, что бы ни случилось. Там, далеко на севере, есть затерянный в горах замок Монсальват, где хранится Грааль, сокровище мира. Я верю, что однажды найду туда дорогу... Вы пойдете со мной?
- О да, мой прекрасный рыцарь, - улыбнулся Фабио, и его пальцы переплелись с пальцами герцога. - Я буду с вами до конца и сделаю для вас все, что в моих силах. Вы непременно найдете дорогу, потому что лишь чистые сердцем могут отыскать ее, а ваше сердце - самое благородное из всех, что я знаю...
Лодовико снова поцеловал его.
- Да, так хорошо, - проговорил он задумчиво. - Я хотел бы быть с вами постоянно. Когда вы так близко, странное чувство... Никогда не думал, что простое прикосновение может доставлять столько радости...
Герцог умолк, нежно поглаживая ладонь Фабио, потом встал и посмотрел на него сияющими темными глазами.
- Пишите еще, дарите мне себя, свой талант, свое искусство. Быть с вами... О, как это чудесно.
Да, это было чудесно и слишком похоже на сказку: потрясающая сила чувств, разделенное одиночество, восторг и робость первой любви... Дрожа, Фабио сомкнул пальцы вокруг теплой ладони герцога. Они молча стояли на мосту под высокими звездами, а их руки почти бессознательно ласкали друг друга. Казалось, время исчезло, остались лишь ночь и бесконечность застывших гор.
- Вы не сердитесь на меня? - спросил наконец герцог.
- За что, Лодовико?
- Может быть... то, что я делаю, непонятно или даже неприятно вам. Прошу вас, не избегайте меня. - Его глаза влажно блеснули. - Пусть эта ночь никогда больше не повторится, но я сказал вам правду. Обещайте, что не уедете, Фабио.
- Я не уеду. Вы смутили меня... и я чувствую себя счастливым. Но вы так молоды и прекрасны, что все это кажется сном. Я не имею права на вашу любовь, Лодовико.
Герцог отпустил его руку и закрыл глаза.
- Вы не верите мне. - По щеке Лодовико скатилась одинокая слеза. - Боже, что же я должен сделать, чтобы вы мне поверили?
- Дайте мне время, мой герцог. Вы заменили мне сына, которого у меня никогда не было, я полюбил вас, но никогда не думал, что между нами может быть что-то большее...
- Хорошо. Я ничего от вас не требую. Что бы вы ни решили, я навсегда останусь вашим преданным другом.
Он зябко обхватил руками плечи и улыбнулся сквозь слезы.
- Наверное, я выпил бы сейчас немного теплого вина с пряностями. А вы?
Фабио кивнул, и они направились обратно в замок. Лес погрузился во тьму, и художник зажег прихваченный с собой факел. По дороге Лодовико говорил о своем кузене Гвидо, который унаследовал богатство и титулы старшей ветви рода и был вынужденным союзником папского Рима, о восстании в Ареццо, о своих опасениях за участь Монте Кастелло в случае, если влияния Гвидо не хватит, чтобы защитить владения родственников от притязаний Чезаре Борджиа и папы. Он вел себя так, словно ничего не произошло, но его голос звучал взволнованно. Время от времени Фабио пытался разглядеть выражение его лица, но мерцающий свет факела не позволял этого сделать.
В замке Лодовико приказал слуге принести подогретого вина в свою комнату, куда и отправился вместе с художником по опустевшим безмолвным коридорам. Потом они какое-то время беседовали, с наслаждением потягивая вино, пока Фабио не почувствовал легкую сонливость.
- Я вот-вот усну, - пробормотал он, поднимаясь. - Лодовико, вам придется простить меня, потому что я намерен вас оставить.
Герцог улыбнулся. От тепла и выпитого вина его щеки порозовели, в темно-синих глазах вспыхивали и гасли искорки.
- Где мои манеры! Вы, должно быть, так устали сегодня. - Он подошел к Фабио вплотную и замер, глядя на невысокого художника сверху вниз. Его голос понизился до шепота. - Я не хочу отпускать вас, но я обещал. Можно ли мне еще раз поцеловать вас на прощание?