- Пусти меня, - прохрипел я и, изловчившись, вывернулся из цепкого захвата его рук. От неожиданности он не удержал равновесия и упал на меня сверху; мы покатились по полу, продолжая бороться.

  Он начал срывать с меня камзол и рубашку, я услышал, как треснула ткань у ворота. Его ногти царапнули мою шею, и эта мгновенная легкая боль заставила меня застонать от нескрываемого более вожделения. Схватив обеими руками его голову, я притянул его к себе и начал целовать - грубо и страстно, глубоко проникая языком в его рот. Его тело еще сопротивлялось, но уже слабее, теперь я был его властелином, а он - моим послушным рабом, игрушкой, покорной моим рукам и губам.

  Его пальцы забрались мне под рубашку и гладили мою грудь, задерживаясь на сосках. Я торопливо принялся раздевать его, на ощупь ища завязки камзола и ослабляя пояс штанов. Моя рука скользнула ниже, сомкнувшись на его нетерпеливо напрягшемся члене. Он вздрогнул и застонал, впившись ногтями мне в грудь.

  - Что ты скажешь теперь? - задыхаясь, спросил я, слегка сжимая пальцы.

  - Джованни... О, да... Я подлец и убийца. Отомсти мне...

  Зарычав, я перевернул его лицом вниз и вздернул на четвереньки, а затем, лишь одним плевком облегчив себе задачу, овладел им сзади. Он чувственно вскрикнул, и его мышцы стиснули меня тугим кольцом. Порывисто двигая бедрами, я видел, как он ласкает сам себя, содрогаясь под моим натиском. Жар его тела, не мускулистого, но довольно гибкого и сильного, приводил меня в неистовство. Все это казалось каким-то лихорадочным безумием; охваченный страстью, я пронзал его упорными яростными толчками, пока не почувствовал близость конца. Он опередил меня: выгнувшись, его тело затрепетало, и я ощутил, как он сжимает меня в себе пульсирующими спазмами. Я вскрикнул, не в силах больше сдерживаться. Экстаз был долгим и мощным, подобным падению в сияющую бездну; мир разлетелся на мириады осколков, я беспомощно растворялся в невероятном, бесконечном наслаждении, полностью утратив представление о реальности.

  Опустившись рядом с кардиналом, я обнял его за плечи, задыхаясь от мучительного восторга. Мое сердце колотилось так, что готово было выскочить из груди. Он быстро коснулся губами моего вспотевшего лба и проговорил:

  - Ты умеешь мстить, Джованни.

  Наши пальцы переплелись, и я поцеловал его руку.

  - Монсеньор...

  Он усмехнулся, потом встал и поправил одежду.

  - Пойдем. Здесь холодно.

  Я тоже поднялся, только теперь осознав, что все произошло прямо на холодном каменном полу, едва прикрытом сухим камышом. Меня охватила запоздалая дрожь.

  Он вышел из комнаты, даже не оглянувшись. Я последовал за ним, прихватив со стола свечу. Мы шли по безлюдному коридору, то ныряя в густые тени, то скользя по дорожкам лунного света. Он молчал, и я, шагая следом, гадал, о чем он думает. Кардинал Савелли, мой господин. Монсеньор. Ченчо... В моей душе царило смятение, не отравленное больше ненавистью и презрением к себе самому: я осознал, что никогда еще в своей жизни не нуждался так ни в одном человеке. Мне хотелось быть с ним рядом, что бы ему ни вздумалось со мной делать. Наверное, я позволил бы ему даже избить меня до полусмерти - и это только невероятно обострило бы мое желание...

  У дверей своей спальни кардинал повернулся ко мне.

  - Входи, я должен еще кое-что сказать тебе.

  Я готов был не только войти, но и остаться с ним до утра; он пропустил меня вперед и затворил дверь, а затем прошел к столу и, открыв небольшую окованную железом шкатулку, вынул оттуда флакончик, искусно выточенный из цельного прозрачного кристалла.

  - Утром ты должен будешь найти Донату, Эвлалию и Франческу и дать им выпить по капле настойки из этого флакона.

  Я отпрянул в испуге.

  - Что это? Снова яд?

  - Совсем наоборот. Это противоядие от того, чем я угостил епископа Барди.

  - Монсеньор... Но ты... но вы говорили, что девушки в безопасности!

  - Верно. С ними все будет в полном порядке, если ты сделаешь так, как я сказал.

  - Но...

  - Я не вполне уверен, как действует яд на жидкости тела. Епископ был уже отравлен, когда...

  Я бессильно скрипнул зубами.

  - Что случится, если девушки не примут противоядие?

  Он пожал плечами.

  - Скорее всего, ничего страшного.

  - Скорее всего?

  - Ну, может быть, слабость, недомогание, тошнота... но не более.

  - Если бы было так, вы не дали бы мне это. - Я встряхнул флакончик.

  Он посмотрел на меня и мягко проговорил:

  - Я знаю, как дорога тебе Франческа. Думаешь, если бы я был таким негодяем, то меня заботила бы ее судьба? Почему я должен беспокоиться о ней, если мне нужен только ты? Я позволил бы ей умереть, а может быть, намеренно отправил ее на тот свет заодно с Барди... и ты никогда не узнал бы, что стало причиной ее смерти.

  Я завороженно смотрел в его черные глаза, холодея от ужаса. Он говорил правду. Я видел его ревность, его темный гнев, его сомнения и страсть. Спасая Франческу, он терял меня. Без слов я спрятал флакончик за пазуху, избегая смотреть ему в глаза, но он взял меня за подбородок и заставил поднять голову.

  - Я знаю, о чем ты думаешь.

  - Зачем вы мучаете меня? - прошептал я с горечью. - Почему вы меня выбрали?

  - Не задавай бессмысленных вопросов. Какой ответ ты надеешься услышать?

  Некоторое время он вопросительно смотрел на меня, затем отвернулся и пошел к своей кровати под пологом, стоявшей в дальнем конце комнаты.

  - Я должен остаться здесь? - спросил я, когда он начал раздеваться.

  - Ты ничего не должен, Джованни. На сегодня твоя служба окончена. Уйти или остаться - выбор за тобой.

  Он лег в постель, и я, сняв оружие и одежду, скользнул к нему под покрывало. Его улыбка была мимолетной, но я понял, что он вновь одержал надо мной победу. Мое тело горячо отзывалось на его близость, и - какого черта! - я быстро позабыл о Франческе и о грозящей ей опасности.

  - Мой долг - заботиться о вашей безопасности, монсеньор, - сказал я, коснувшись губами его уха. - Наверное, это самый лучший способ выполнить его.

  - Ты прав, - отозвался он, обнимая меня за шею и зарываясь пальцами в волосы.

  Через мгновение наши губы слились в поцелуе. Потом он резко схватил меня за волосы и с силой отогнул мою голову назад, одновременно левой рукой до боли вцепившись мне в грудь. Его грубый напор всколыхнул во мне такое жаркое желание, что я застонал и выгнулся, потянув его на себя. Придавленный его тяжестью, я стал гладить его спину и бедра, а затем оплел ногами его поясницу, чувствуя, как он упирается в низ моего живота своим горячим и твердым членом.

  - Ты не слишком-то почтительно себя ведешь, - прохрипел он мне в ухо, прижимая мою голову к постели, и его ногти впились в мою кожу. - Сегодня ты посмел обвинять меня и даже назвал подлецом...

  - Монсеньор, я...

  - Заткнись. Не думаешь ли ты, что можешь остаться безнаказанным за такую дерзость?

  - В вашей воле наказать меня, монсеньор.

  Он еще сильнее рванул книзу мои волосы, склонился и укусил меня за нижнюю губу, а потом с яростным стоном проник языком мне в рот. Он прижимался к моим губам с такой силой, что я ощутил вкус крови. Мои бедра непроизвольно вскинулись вверх, и когда он оторвался от меня, я прошептал, задыхаясь:

  - Ченчо... О, Ченчо... Возьми меня...

  Он приподнялся, потянулся к столику возле ложа, взял маленький глиняный сосуд и, открыв его, вылил себе на ладонь немного маслянистой густой жидкости.

  - Это церковный елей? - спросил я, вдохнув мягкий, терпкий аромат.

  - Нет, просто кедровое масло. Ну же, Джованни...

  Я подался ему навстречу, когда он раздвинул мои ягодицы и замер, упершись туда головкой члена, словно не решаясь двинуться дальше. Я был готов к боли, но не ожидал, что она будет такой сильной. Закусив губы, я почувствовал, как что-то во мне растягивается и будто разрывается, и Ченчо проникает туда с уверенной осторожностью.