- Мой господин, - шептал я, извиваясь в его руках, - о, мой дорогой господин...

  Раздевшись, он уселся мне на грудь, и его напряженный член оказался у моих губ. Я жадно принялся ласкать его, а он, схватив меня за волосы, направлял мои движения. Он действительно хотел меня; прекрасно понимая, что именно мне нужно, он намеренно причинял легкую боль, не переходившую в страдание. Казалось, он так тонко чувствовал мои ощущения, что мог управлять ими одним движением пальцев. Его член входил в мой рот ритмично и так глубоко, что я стал задыхаться, но ни он, ни я не могли прекратить эту пытку. Наконец он замер и затрясся в агонии сладострастия, изливаясь. В мое горло ударили солоновато-сладкие струи, заставляя меня судорожно глотать. Стыд, радость, любовь и желание разрывали мою душу.

  - Ченчо, - прошептал я. Он наклонился, поцеловал меня и погладил по щеке, все еще горевшей от его пощечины.

  - Я был жесток, - сказал он, - но знаю, что тебе это нравится. Беда в том, что и мне это нравится тоже...

  Я стал молча целовать его, потом сел перед ним, и его голова оказалась у меня на коленях. Я рассеянно запустил пальцы в его волосы, когда он начал дарить мне те же ласки, какие только что получал от меня.

  - Порой мне хочется, чтобы ты мучил меня еще сильнее, - проговорил я, отдаваясь во власть его рук и губ. - Это странно... Когда ты бьешь меня, я чувствую такую похоть, что не могу себя контролировать. Боль делает ощущения сильнее. Мне не хватает этого с Франческой. Она не понимает, да и не сможет понять, если я попытаюсь объяснить ей...

  - Не нужно. Просто будь с ней таким, каким она хочет тебя видеть. Неужели ты правда думаешь, что она согласится избивать и оскорблять тебя, чтобы ты получил удовольствие? Для нее это слишком сложно. - Его голова вновь склонилась. Я гладил его плечи, понимая, что скоро неотвратимо наступит конец.

  - Ты почти готов, - прошептал он, быстро двигая рукой.

  - Да... не останавливайся... О, как хорошо!

  Я буквально взорвался ему в лицо. Наслаждение было таким мощным, что я вскрикнул, на несколько долгих мгновений ослепнув от безмерного сияющего блаженства. Мягким толчком в грудь Ченчо опрокинул меня на кровать и лег рядом, покрывая поцелуями мое содрогающееся тело.

  Когда мы покинули таверну, уже смеркалось. Пора было возвращаться домой.

  - Мы больше сюда не вернемся, - сказал кардинал, когда мы выехали из проулка на улицу, ведущую к центру города. - Найдутся люди, которым небезразлично, где я бываю.

  - Со мной вам нечего опасаться, монсеньор.

  Он засмеялся.

  С тех пор мы с Ченчо еще дважды покидали дворец, чтобы насладиться запретной любовью в трущобах Рима. Один раз нам пришлось заниматься этим в грязной подворотне. Когда я, охваченный страстью, яростно всаживал в него свой пылающий клинок, он повернул голову и указал мне на двух чумазых худеньких мальчишек лет восьми-десяти, наблюдающих за нами из-за угла раскрыв рты. Бросив на них почти равнодушный взгляд, я вцепился в его плечи и пронзил его так глубоко, что он закричал. Я усмехнулся, прочитав ужас в распахнутых глазах детей, и, больше уже не останавливался, пока не достиг высшего блаженства, рыча от страсти и сжимая руками бедра моего господина. Он кончил почти одновременно со мной, порывисто развернулся ко мне лицом, и мы стали целоваться, прижимаясь друг к другу. Все это время мальчишки продолжали таращиться на нас во все глаза, пока Ченчо не повернулся и не посмотрел прямо на них. Тогда один из них схватил другого за плечи и подтолкнул, и оба, словно опомнившись, пустились наутек.

  - Почему ты не прогнал их сразу? - спросил я с упреком. - Они еще слишком малы, чтобы знать о том, как люди занимаются любовью...

  - Я узнал об этом, когда был еще младше, - небрежно сказал он. - Как видишь, я не умер и не сошел с ума. Эти мальчики будут вспоминать об этом еще долго, а потом... Вероятно, им тоже захочется попробовать сделать это.

  - Боже, Ченчо...

  - Если тебе так дорога их невинность, почему же ты не перестал делать то, что делал, и позволил им наблюдать до самого конца?

  - Я предпочел бы не говорить об этом.

  - Хорошо. Сегодня ты должен будешь дежурить ночью. Надеюсь, ты уже излечился от своих глупых предрассудков и не выращиваешь крылья?

  Я помолчал, потом признался:

  - Франческа говорит, что была бы не против ночевать вместе со мной в комнате рядом с вашей спальней, монсеньор.

   - Вот как? Что это - подозрения или ревность? Что она знает?

   - Ничего. - Я никогда не рассказывал Франческе ничего такого, что могло бы вызвать у нее даже тень сомнения в моей преданности. - Она просто хочет быть со мной почаще.

   - Что ж. Выбор за тобой. Я не против.

   В ту ночь Франческа действительно пришла спать со мной в маленькую комнату для охранников. Она со смехом вспомнила, как я впервые овладел ею, и почти сразу же потянула меня в постель. Я устроился у нее за спиной, одной рукой лаская ее плечи и грудь, а другой приводя в готовность собственный орган. Откликаясь на ее настойчивые просьбы, я проник в нее, мы задвигались, пытаясь попасть в единый ритм. Я старался быть нежным, но знал, что все же причиняю ей легкую боль. Вскоре ее движения ускорились, она насаживалась на меня с исступленным упорством и стонала, чувствуя приближение конца. Я не торопился, уверенный, что она, как обычно, достигнет высшей точки наслаждения раньше меня. Она всегда просила меня продолжать, и иногда кончала подо мной три, а то и четыре раза, прежде чем я сам выбивался из сил. Порой меня пугала ее ненасытность в любовной игре, но меня всегда выручала Эвлалия, готовая заменить меня, если я не мог больше доставлять Франческе удовольствие, которого она так жаждала.

   Сегодня Эвлалии с нами не было, и я старался сдерживаться как можно дольше. Франческа выгибалась и стонала, потом ее тело напряглось и забилось в спазмах наслаждения. Повернувшись ко мне, она заставила меня улечься на спину и села на мои бедра верхом, так что мой член снова оказался внутри ее лона.

   - Сейчас я сделаю так, что тебе будет хорошо, - пообещала она и стала скакать на мне, как на лошади. Мне нравилось, когда она выбирала такой способ соития. Лаская ее грудь, я ощущал гладкие влажные мышцы внутри ее тела, принимающие меня. Где-то там, внутри, уже жило наше дитя, и может быть, проникая в нее так глубоко, я касался его своим членом... Она снова кончила на мне, запрокинув кверху лицо и сжимая мои пальцы с неистовой силой. Казалось, в этот раз ее наслаждение было еще большим.

   - Ох, Джованни! Как же я люблю тебя! - счастливо выдохнула она. - Подумать только, я никогда не узнала бы, как чудесно делать это с мужчиной, если бы не ты!

   - Ты хочешь еще? - спросил я, и она засмеялась.

   - Нет, сегодня я устала и хочу спать.

   Соскользнув с меня, она аккуратно вытерла меня и себя чистым полотном, с сожалением посмотрела на мой еще крепкий орган и стала ласкать его пальцами.

   - Не надо, любовь моя, - сказал я, - я могу сделать это сам. Спи.

   - Джованни, ты такой заботливый... Трудно поверить, что ты охраняешь монсеньора и если что, должен пустить в ход меч против его врагов!

   - Спи, - повторил я, погладив ее по голове. Она свернулась клубочком у меня под боком и почти тут же уснула, как ребенок. Я закрыл глаза и прикоснулся к своему члену, намереваясь завершить то, что начала Франческа. Моя рука рассеянно поглаживала и неспешно двигалась, пока я не почувствовал, как на нее уверенно легли знакомые пальцы. Открыв глаза, я увидел перед собой монсеньора. Подняв подол его ночной рубашки, я немедленно взял в рот его плоть. Мы ласкали друг друга, не издавая ни звука, и все это время, пока я не содрогнулся в пароксизме страсти и Ченчо не кончил мне в рот, Франческа мирно спала возле меня, касаясь согнутой рукой моей спины. Потом он присел рядом, так же молча поцеловал меня и ушел к себе. Я почувствовал, как из моих глаз катятся слезы.