— Кто сбежал? — спросил я чуть слышно.

— Черная пантера. Но, к счастью, ее уже поймали и привели обратно. Так что никакой сенсации, молодой человек.

Я готов был расцеловать его. Но все-таки надо было убедиться окончательно.

— Простите, — сказал я, — а дрессированный кот наверное не сбегал у вас?

— Дрессированный… кто? — поднял брови директор.

— Кот.

Вместо ответа директор захохотал. Хохотал он раскатисто, так что зазвенела ложечка в стакане с недопитым кофе.

— Не понимаю, — заметил я. — Чему вы смеетесь?

Он замолчал и принялся вытирать побагровевшее лицо клетчатым носовым платком. Потом он громко высморкался и сказал:

— Вы оригинал. Страшный оригинал. Хо-хо-хо. Дрессированных котов не бывает.

— Как «не бывает»?

— Так, не бывает. Коты — самые глупые животные на свете. Никто не берется их дрессировать. Бесполезно. Кошек — еще можно, но только трехцветных…

— А если бы я показал вам дрессированного кота?

— Все равно бы не поверил.

— А если бы этот дрессированный кот даже умел разговаривать?

— Не поверил бы…

— Даже и поговорив с ним самим?

— Даже и в этом случае… То есть с кем это я должен поговорить?

— С котом. С котом, который говорит по-русски не хуже нас с вами.

— Слушайте, вы, — повысил голос директор. — Бросьте ваши идиотские трюки. Говорите, что вам надо, или до свидания.

— Хорошо, — сказал я. — Если у вас никто не убегал, до свиданья.

Я повернулся, чтобы уйти, но он остановил меня.

— Подождите-ка! — закричал он. — Зачем вы придумали эту штуку с котом?

— Я ничего не придумал.

— Значит, у вас есть дрессированный кот?

— Предположим.

— Есть или нет?

— Ну, есть.

— И он произносит слова?

— Целые фразы. Может даже сделать доклад о международном положении.

— Послушайте, — сказал директор, — а вы сами, молодой человек, ниоткуда не убежали?

— Ну, раз вы мне не верите…

— Конечно не верю. И все-таки, если вы покажете мне кота, которого вы научили мяукать так, что его мяуканье хотя бы отдаленно напоминает человеческую речь, я…

— Что вы сделаете?

— Что я сделаю? Ничего не сделаю… Но я сильно опасаюсь, что один из нас сошел с ума.

— До свиданья, — сказал я.

— Нет, подождите. Где этот кот?

— У меня дома.

— А, черт, была не была. Едем. Если этот кот может произнести хотя бы три слова, я возьму его. И разумеется, вас вместе с ним.

— Но позвольте…

— Нет уж, теперь вы позвольте. Едем… Об условиях потом. Если кот разговаривает, вы не будете на меня в обиде.

— Но я не думаю…

— Меня не интересует, что вы думаете. Я должен посмотреть вашего кота. Девушка, машину к подъезду.

«Пожалуй, даже лучше, если он посмотрит Сократа, — рассуждал я сам с собой, спускаясь вслед за толстяком по крутой лестнице запасного выхода. По крайней мере, проверю свои вчерашние впечатления».

Всю дорогу, пока машина медленно ползла по людным улицам центра, толстяк не давал мне покоя:

— Значит, говорит? Десять слов?… Хо-хо, подумать только!… Пятнадцать?… Ай-я-яй! Двадцать? Нет-нет, быть не может… Не верю… нет…

Когда мы подъехали к дому, лифт оказался выключенным. Это называлось «санитарный день». Мы побежали наверх по бесконечным лестницам. Я чувствовал, что у меня подгибаются колени. Наконец — площадка моей квартиры. Наружная дверь была распахнута настежь. Соседка что-то жарила на кухне, и в коридоре было полно чаду. Мы с директором ворвались в коридор и, тяжело дыша, остановились перед дверью моей комнаты. Я прислушался. За дверью все было тихо. Я принялся шарить по карманам в поисках ключа. Когда я волнуюсь, я никогда не могу сразу найти его.

Вдруг я услышал, как за дверью что-то щелкнуло. Щелчок был очень явственный. Толстяк-директор тоже слышал его. Он сразу насторожился. Я приложил ухо к двери, и директор последовал моему примеру. До нас донеслись обрывки разговора.

— Видишь, что ты натворил, нехороший мальчик, — произнес мягкий, удивительно приятный женский голос. — Счастье еще, что мы сразу нашли его. Скорее, Сократ!

— Милый мой, хороший, дорогой мой Сократ, — послышался прерывающийся детский голос. — Никогда-никогда я больше не сделаю так. Прости меня, Сократик.

— Быстрее, Ксан, быстрее. Если папа догадается, что мы с тобой опять трогали его машину, он будет очень сердиться. Бери на руки Сократа, нам пора…

— Подождите, — отчаянно закричал я через дверь. — Подождите, пожалуйста! Одну минуту! Мне обязательно надо поговорить с вами… Пожалуйста… Боже мой, куда я засунул этот проклятый ключ!…

Наконец я нащупал ключ в кармане джемпера. Руки у меня тряслись, и я не сразу попал в замочную скважину. Еще не успев распахнуть дверь, я уже знал, что опоздаю. Наверно, они очень торопились — ведь в квартире было полно чаду. А может быть, просто не хотели встречаться с нами… Кто знает?…

Комната, разумеется, оказалась уже пустой. И Сократа на диване не было.

Я позвал его, уверенный, что он не откликнется. И Сократ, разумеется, не откликнулся. Они должны были находиться где-то совсем близко — и мама, и Ксан, и Сократ. И в то же время никакое самое гигантское межгалактическое расстояние не могло отдалить их от меня более надежно и безвозвратно. Когда, через сколько десятков или сотен лет они снова появятся в этой комнате?…

«Какой же я болван! Вместо того, чтобы сразу догадаться, в чем дело, и сидеть здесь возле Сократа, отправился шастать по городу… Пошел в цирк! Конечно они должны были явиться за своим Сократом. Не могли же они покинуть его в беде. И он знал об этом. Знал, что его непременно выручат. Поэтому спокойно улегся спать…»

Я сел на диван и обхватил руками голову. Мне хотелось кричать от тоски и досады.

Кто-то тронул меня за плечо.

Толстяк директор стоял рядом и сосредоточенно покачивал седой головой.

— Ну ладно, — сказал он. — Кончайте! Очень-очень неплохо. Это может иметь успех. Кое-что мы, — пожалуй, изменим, но в принципе я согласен. Ново и оригинально. Надо было сразу сказать, в чем дело. Незачем было выдумывать всю эту дурацкую историю с котом. Что я, не артист? Хорошего номера от халтуры не отличу?

— О чем вы? — тихо спросил я.

— Еще спрашивает! Обо всем в целом. Иллюзия была полной: и ваше волнение, и эти голоса за дверью, даже иллюзия запаха: какая-то удивительная смесь озона и необычайно тонких духов. Если эту иллюзию передать всему зрительному залу, успех будет необыкновенный. У нас мало хороших иллюзионистов. Можно сказать, почти нет. Номер будет иметь успех.

— Никакого номера не будет, — устало сказал я. — Все кончилось, не начавшись. Простите меня, пожалуйста, и оставьте одного.

— Бросьте ломаться, — сказал он. — Договоримся.

— Никогда.

— Но почему?

Что я мог сказать ему? Как объяснить? Мой взгляд упал на магнитофон.

— Вот, — я указал на магнитофон. — Видите? Ничего не было. Я обманул вас. Это всего лишь магнитная запись.

Он не поверил. Покачал головой, потом заявил:

— Ладно, я подожду. Я понимаю — реакция. Это не легко, после такого напряжения. Вот телефон. Позвоните потом. А насчет магнитофона — зря… Он ведь был выключен, когда мы вошли в комнату. Я посмотрел. И главное, этот запах. Я-то знаю: таких духов в действительности не бывает…

Он положил листок бумаги на стол и тихонько вышел, притворив за собой дверь.

Да, он был настоящий артист, этот толстяк директор. И он умел ценить прекрасное. Жаль, что обману его надежды. Он не ошибся… Это были удивительные духи. Их запах — единственное, что осталось мне на память о моих гостях. Наверно, мама очень красива. Такими чудесными духами может пользоваться только очень красивая женщина. И безусловно, она очень смелая. Наверно, они все смелые. Даже Сократ… Как жаль, что вчера я не догадался сфотографировать его…

Впрочем, у меня осталась еще магнитная лента. Запись ночного интервью. А осталась ли?… Мама выключила магнитофон при своем появлении. Но эта штука, на которой они прилетели, могла испортить запись… Я торопливо перемотал ленту и включил магнитофон. Ну ясно: ничего — ни слова… Запись полностью исчезла… Ваша предосторожность оказалась излишней, мама: вы могли бы и не выключать магнитофона. Все равно мы не узнали бы ничего…