— По каким это по своим? — спросил танкист. К счастью, он говорил по-русски. — Ты из какой истребительной бригады?

Ответить на подобный прямой вопрос было невозможно. И Филипп Костелюк не стал отвечать, он просто присел, где стоял, на землю и, подостлав сумку, разложил на ней, как на брезентовой скатерти, свой НЗ. Противогазом он так и не воспользовался, воздух был достаточно чист, хоть и теснило со всех сторон запахом горелой резины. Платочком он вытирал губы после каждого глотка пива.

Беглец старался не смотреть в сторону танка, справедливо предполагая, что голодный солдат не выдержит, вылезет из своей машины, сам подойдет. В таком случае можно будет получше узнать, куда это он попал. А если совсем плохое место окажется, то за банку тушенки узнать: где здесь можно найти подержанный рефрижератор для ремонта машины времени?

— Семена жрешь? — плотоядным голосом спросил танкист, подкравшись к Филиппу сзади.

— Почему семена? — с набитым ртом отозвался тот. — Булку. Пива хочешь? Оно, правда, не свежее. — Он прочитал на этикетке: — «Выпущено 30 сентября 2036 года», но еще холодненькое.

Танкист послушно опустился рядом на землю и вскрыл банку.

— А Москва-то где? Куда делась? — откусывая бутерброд с сыром, как бы между прочим, безразличным голосом спросил Филипп Костелюк. — Давно вы ее? Я в том смысле — давно ее нету?

— Почему же нету? — Кадык танкиста судорожно подергивался. Он, жадно глотая, обливался пивом. — Она там. — Он похлопал ладонью по земле рядом с собой.

— Под землю ушла? — догадался Филипп.

— Туда! А ты не знал? — Танкист отнес банку от глаз на расстояние вытянутой руки, опять всматриваясь в этикетку с датой. — Так ты, парень, из прошлого, что ли? — Филипп покивал. — Ну, дурак. Что тебе там не сиделось? Ты думаешь, здесь лучше? Ты думаешь, здесь светлое будущее? — Он одним глотком добил пиво. — Было, конечно, светлое будущее, еще три года назад было. А теперь нет его.

— А куда делось-то? — полюбопытствовал беглец из прошлого.

— Сожрали, — объяснил танкист. — Ты смотри. — Он показал толстый палец. — Во-первых, семена, от них спасения нет, во-вторых, Всемирный Банк… А в-третьих, мы уже второй год в космосе воюем. Понимаешь ты?

— Почему же? Ясненько. Но если война, то, по крайней мере, вопрос с перенаселением решен. Слушай, а где у вас можно разжиться небольшим рефрижератором?

В небе что-то неприятно и сильно свистнуло, дымную голубизну будто перечеркнула белой линией.

— Перенаселение говоришь? А вон, смотри, летит, — криво усмехнулся танкист. — Может, и рефрижератор, а может, и еще что.

В памяти еще держались фигуры в черных плащах, готовые изрешетить его из автоматического оружия, и Филипп Костелюк принимал происходящее как неизбежную, необходимую плату за спасение. На ходу вытаскивая большие, наверное противотанковые, гранаты, его собеседник вскочил, пробежал метров десять, крикнул: «Ложись!» — и сам упал на живот, точным броском двух связанных гранат атакуя цель.

Поразили не взрывы, поразила сама цель. Прежде чем она растворилась в дыму, Филипп Костелюк заметил, как, оставив за собою в воздухе белую растаивающую черту, упало на землю большое круглое семечко, как стянулась немножко почва и на глазах, как бывает только в кино при специальной съемке, стал подниматься и ветвиться, круто взбираться вверх, тянуться к солнцу обычный зеленый дуб. Когда дым рассеялся, только щепки и листья слоем покрывали почву.

В тишине что-то скрипнуло. Краем глаза Филипп Костелюк отметил, что башня одной из боевых машин лениво шевельнулась и замерла. Без сомнения, вся эта боевая техника вокруг, в первую минуту показавшаяся ему безжизненной, была нашпигована людьми. Танки, вот таким диким образом расставленные по квадратам, просто ожидали противника. Он попробовал представить себе противника, к которому можно было бы применить столь странный боевой порядок, и не смог.

— Ты зачем растение истребил? — полюбопытствовал Филипп, разбрасывая тяжелым ботинком зеленую труху.

— Думаешь, это было дерево? — Танкист сел на землю и отряхнулся. Он, улыбаясь, смотрел на пришельца из прошлого. — Впрочем, конечно, растение, только не наше, не земное. Ты что, не понимаешь ничего? Хотя ты не понимаешь, откуда тебе знать?! Ты что, не видел, как семечко упало?

— Ну, допустим, видел. Метеорит упал.

— Балда! — Танкист взял банку пива и на одном дыхании осушил. — Не метеорит, а семечко. Привыкай. От метеорита, от него какой вред? Стукнет по макушке — и гуляй во мраке во веки веков. Никакой разницы, чго тебе помогло: пуля, газ, косяк с перебором или этот камушек с неба. — Он утер пену с губ и очень довольным голосом продолжал: — А семечко, оно плодиться и размножаться станет, если его вот так гранаткой не приголубить. Если бы я этот дуб не грохнул, он бы зазеленел, желуди бы дал. А так — все! Боевая задача выполнена.

— И часто у вас тут дубы прилетают? — осторож- но спросил Филипп Костелюк, покосившись почему- то на один из ближайших танков и отбирая у своего собеседника следующую банку пива.

— Да при чем тут дубы? — вздохнул танкист. — Ты и впрямь, парень, ничего не понимаешь. Видел, как зерно в землю ударило? Видел. Зерна все с виду одинаковые. Но это когда они летят — они одинаковые, а когда падают — они все разные. — Он засунул руку себе под шлем и почесал ухо. — Все, что хочешь, может из зерна появиться. Животные, растения, разумные существа вроде нас с тобой, а то и поумнее. Никогда не угадаешь. Мебели хорошей тоже много. Мой шурин мебелью одно время увлекся. Квартиру себе обставил — блеск! — Танкист поднял грязный большой палец и показал его зачем-то Филиппу. Палец был без ногтя, обожженный, наполовину замотанный лейкопластырем. — Не веришь? — усмехнулся он. — Ну и дурак, что не веришь! Скоро сам увидишь, тогда и поверишь.

В небе больше не мелькали белые полосы, зато на месте падения машины времени опять кипел и дрожал воздух.

Филипп, сидя напротив чокнутого танкиста и оценивая свои собственные впечатления, усомнился в реальности происходящего. Все увиденное здесь слишком напоминало воздействие специального газа, вызывающего продолжительную галлюцинацию.

Небо над головою было совершенно чистым, глубоким, синим. Легкий ветерок шевелил пески пустыни. Со скрипом распахивались люки танков и броневиков. Танкисты лениво соскакивали на землю. Они стояли возле своих боевых машин, сходились в группы по пять — семь человек. Обменивались сигаретами, курили. Кто-то умывался из шланга. Кто-то молился, встав на колени на коврик лицом на запад.

— И вот так с неба может хорошая мебель упасть? — с сомнением спросил Филипп Костелюк, осторожно нащупывая в сумке свой противогаз.

— Все что угодно может упасть с неба, — подтвердил танкист. — Иногда целые кварталы с населением падают, но это, конечно, редко, я сам не видел. Хуже всего, когда военная техника упадет, тогда жарко приходится. Вот месяц назад… — Он сверился со своими большими наручными часами, показывающими не только секунды и минуты, а также месяцы и годы. — Точно, как раз сороковой день сегодня. Упал один такой круглый на суставчатых ногах. Вроде небольшой. Так ты представляешь, всю семнадцатую истребительную бригаду лазером пожег. Думали, в город прорвется. Хорошо, ребята из одиннадцатой авиационной его с вертолетов пустотными бомбами накрыли, а то наделал бы дел. Но это редко такие попадаются. Чаще люди и верблюды.

— Какие верблюды?

Филипп Костелюк вытянул из сумки противогаз и пытался понять, если сейчас же надеть его, не слишком ли испугается словоохотливый собеседник.

— Двугорбые, какие же еще? — Танкист сплюнул в песок. — А эта штука тебе не поможет. — В глазах танкиста появилось даже какое-то злое ехидство. — Ты думаешь, газ? Галлюциноген? Нет! — Голос его вдруг наполнился неизъяснимой тоской. — Если бы так?! Если бы так?!

— Извини!

Больше не озираясь, быстро Филипп Костелюк натянул противогаз. Он чуть не задохнулся. Горячая резина сразу прилипла к щекам и подбородку, при повороте головы гофрированный хобот больно ударил по руке. Почти теряя сознание, Филипп судорожно крутил вентиль кислородного баллончика. Он видел сквозь круглые толстые стекла усмехающееся лицо своего собеседника и на заднем плане собравшуюся возле высокой ржавой бронемашины группку потрепанных танкистов, раскуривших одну сигарету на семерых.