А когда уже все узнают, придётся ещё съездить: привезти Дулме, бабке Долсон, деду Егору, дяде Косте. Да и школе бы неплохо подарить кусочек солнца.

Сегодня к вечеру Нянька и Катя стали наконец дружнее бежать в упряжке. Значит, завтра Андрейка и поедет.

Утром он просыпается, когда в степи ещё темно, а отец с матерью спят. Тихонько выходит из юрты, ставит чугунок на нарты, кладёт в него топорик, а потом уже идёт за Нянькой к хотону. Овцы лежат на земле, прижавшись друг к другу, все в белом мохнатом инее, точно их засыпало снегом. Холодно, наверно, им на земле. А вот если бы в середину положить кусочек солнца, то в хотоне ночью стало бы как днём, и зимой — как летом. Может быть, в чугунок войдёт три кусочка?..

Нянька молча подходит к Андрейке, она тоже за ночь поседела от инея, и при виде её Андрейке самому становится холоднее.

Уже вместе с Нянькой он идёт за Катей. Катя не спит.

С тех пор как Андрейка стал запрягать Катю в нарты, она разлюбила его. Вот и сейчас она не радуется, всё пугливо посматривает туда, где стоят нарты. Ей тоже холодно — вон как скрючилась! Если бы Катя была поумнее, она поняла бы, что это не простые санки, а нарты, на которых можно доехать до самого солнца. А стоит доехать до солнца — и сразу станет тепло. Вообще, если разобраться, то солнца надо очень много, и всё равно в один чугунок оно не войдёт. Но доехать бы хоть раз, а там Андрейка узнает дорогу, и можно будет навозить солнца для всего колхоза…

Катя опять упирается, не хочет подходить к нартам.

— Ты пошто упрямая, как козёл? — голосом бабки Долсон спрашивает Андрейка.

Но Катя ничего не слышит и не видит: в такие минуты Катя упрямее козла и её надо бить бичом.

Несколько раз Катя убегает от нарт, и Нянька возвращает её. Несколько раз Андрейка замахивается бичом, грозится побить Катю, а потом не выдерживает и бьёт. Только тогда Катя разрешает надеть на себя хомут.

И вот наступает счастливая минута: Андрейка садится на нарты и едет прямо к Крестовой сопке. Но не тут-то было! Катя опять останавливается, хомут соскакивает с её шеи, и всё начинается сначала. Нянька догоняет Катю, приводит её к нартам. Андрейка очень зол на непослушную козу.

— Пошто дура такая? — спрашивает он со слезами в голосе.

На какое-то время Катя становится послушной, но это совсем ненадолго.

Андрейка устаёт уговаривать, ругаться и бить козу. Зря он так скучал по ней в школе! Оказывается, она очень вредная.

Но вот нарты поднимаются на сопку, и Андрейка видит, что над степью занимается заря. Всё вокруг становится весёлым, и даже Катя перестаёт упрямиться, бежит рядом с Нянькой. Андрейка тревожно смотрит по сторонам. Где же солнце? Вон впереди что-то чернеет. Неужели солнце? Сердце у Андрейки стучит так громко, как мотор «Тимоши». Если это солнце, то почему оно не светится? Но Андрейке некогда раздумывать, его охватывает такое нетерпение, что он готов соскочить с нарт и бежать впереди Няньки и Кати.

Свет над степью всё разгорается, а солнце сидит на месте, тёмное и неподвижное. Сегодня ему уже не убежать от Андрейки!

В порыве великодушия он решает, что, пожалуй, и на долю Кати отрубит хоть самый маленький кусочек солнца.

— Давай, давай! — подгоняет Андрейка.

Катя больше не выпрягается и не отстаёт от Няньки. Всё-таки она неплохая, эта Катя! И солнце тоже сегодня необыкновенное: стоит себе на месте и совсем похоже на юрту. Андрейка придерживает одной рукой чугунок, а другой цепляется за передок нарт.

Нос у него начинает пощипывать, глаза видят плохо, потому что на ресницах намерзает лёд.

И всё же Андрейка видит, что около солнца находится человек: кто-то опередил Андрейку. Вот ведь беда с этой Катькой! Из-за неё Андрейка так долго задержался. А человек что-то там делает. Вот нагнулся, у него что-то блеснуло в руке… Ну конечно, он отрубает кусочки солнца! Андрейка в ярости настёгивает Катю и Няньку, хотя и так они бегут теперь хорошо. В это время чугунок соскальзывает с нарт, и Андрейка в растерянности оглядывается назад: очень ему не везёт сегодня. Во что он положит теперь солнце? Повернуть разве нарты назад и найти чугунок? Тогда совсем худо будет: опять Катя начнёт упрямиться. И так по её вине Андрейка опоздал. Ух, как здорово мчатся нарты! Ветер свистит, снежную пыль поднимает. Нянька радостно лает. Катя кричит так, как будто увидела Андрейку, когда он приехал на большое воскресенье.

Нарты остановились, и вначале Андрейка ничего не понял.

— Да это же Андрейка Нимаев! — сказал кто-то голосом бабки Бутид.

— Ну да, Андрейка! — подтвердил голос Дулмы.

Вот, значит, кто успел доехать сюда и отрубал кусочки от солнца…

— Э, да он нос и щёки отморозил! — вскричала бабка Бутид. — Давай, Дулма, снег — оттирать надо.

Андрейке ничуть не больно. Бабка изо всех сил трёт ему щёки, нос, а он даже не чувствует. Но вот лицо начинает гореть. Бабка всё ещё не выпускает Андрейку и трёт так, что он не выдерживает.

— Больно! — кричит он и вырывается.

Первое, что он видит, — это лицо Дулмы. Она ехидно улыбается.

— А мы сюда скочевали, — говорит она, посмеиваясь.

Это Андрейка знает и без неё. Постой, постой… а где же солнце?

Вот стоит юрта, вот лежат дрова, возле них топор.

— Зачем так рано ехал? — спрашивает бабка. — Заблудиться мог. Мы бы сами к тебе приехали.

Андрейка низко опускает голову. Дулма теперь будет думать, что Андрейка ехал к ней.

Бабка вдруг замечает, что Катя высвободила голову из хомута, а Нянька покорно стоит в упряжке.

— И как это ты научил их санки возить? — спрашивает она.

— Это не санки, а нарты, — поясняет Андрейка.

— Беда выдумщик! — Бабка качает головой и принимается рубить дрова. — Идите в юрту, — говорит она Андрейке и Дулме. — Я сейчас дров принесу — чай варить будем.

Андрейка подходит к нартам, выпрягает Няньку, смотрит на свой топор и вздыхает. В юрту они входят целой компанией: Дулма, Нянька, Катя и Андрейка.

— Хорошо, что приехал, играть будем, — говорит Дулма.

— Не, я не к тебе, — к немалому удивлению Дул-мы отвечает Андрейка.

И в это время они слышат, что к юрте кто-то подъехал на коне. Маленькое оконце покрыто льдом — сквозь него не видно.

Открывается дверь юрты, входит с охапкой дров бабка Бутид, а за ней Андрейкин отец с чугунком в руках.

Андрейка очень обрадовался.

— Дай мне! — Он протягивает руки к чугунку.

— Я вот тебе дам! — строго сказал отец. — Ты это что ещё выдумал? Слова никому не сказал, собрался ночью в такой мороз и уехал. Мы с матерью просыпаемся, а его и след простыл. Недавно из больницы и снова в больницу захотел?

— Ай-яй! — Бабка Бутид укоризненно качает головой.

— Я на коня сажусь, — отец уже обращается к бабке, — скачу по следу, чугунок нахожу. Думаю, замёрз парень или волки уже задрали.

— Волки! Я бы их топором, — говорит Андрейка.

— Вот тоже герой какой! — ухмыляется отец. — А чугунок зачем взял? Волчатину, что ли, варить?

— Это он с Дулмой играть хотел, — говорит бабка.

Андрейка отворачивает лицо: ему очень смешно. Пусть думают, что он хотел играть с Дулмой.

Бабка поспешно добавляет:

— Ладно, ладно, он больше не будет… Не плачь, Андрейка.

И тут Андрейка не выдерживает и смеётся: с чего это бабка взяла, что он плачет!

— Ишь, мать там беспокоится, а ему смешно! — стараясь сдержать улыбку, говорит отец. — Иди дров ещё принеси! — не глядя на сына, приказал он.

Андрейка выходит из юрты, за ним следом Дулма. Нянька и Катя.

— А ты как в чугунок хотел играть? — спрашивает Дулма.

Несколько секунд Андрейка молчит в нерешительности, а потом всё же открывает Дулме свою тайну.

С опаской поглядывает он на юрту и шёпотом рассказывает, как он захотел поехать к солнцу, как думал привезти в чугунке кусочки солнца в интернат и для своей юрты. А вместо солнца здесь оказались юрта, Дулма и бабка Бутид.

— А солнце вовсе не здесь! — Дулма звонко рассмеялась. — Солнце — вон оно!