Наоборот, с некоторого времени он начал всячески подчеркивать, что не останется со мной навсегда. Он как будто хочет приучить меня к этой мысли. От этого мне хочется воем выть.

– Я не хочу, чтоб ты страдал, – сказал он мне.

Боже, он в сотню раз увеличивает мои страдания. Невыносимо жить с постоянным предчувствием расставания. Когда я подумаю, как стану жить без него, меня охватывает ужас и безнадежность. Мне хочется все закончить единым махом. Просто сказать Тони, что я отказываюсь переводить дальше, и пусть он убивает меня или уходит, но уходит сразу. В конце концов, я не выдержал и устроил ему истерику. Целых два дня перевод у меня не ладился, я ходил понурый и даже подойти не мог к разложенным на столе записям. Тони заставил меня сесть рядом с собой на диван и спросил, что случилось. Вот тут все и началось. Вот уж не думал, что во мне, взрослом мужчине, накопилось столько слез, хватило бы на два сценария любовных мелодрам. Честное слово, было приятно посмотреть, как напугался Тони. Он пулей рванул в кухню, притащил какое-то успокоительное, накапал в стакан с водой и заставил меня выпить, а потом прижал к себе, и мы долго сидели рядом, откинувшись на спинку дивана, я - все еще пытаясь подавить всхлипы, а Тони - совершенно беззвучно. Наконец он взял меня за подбородок, повернул мою голову к себе и, взглянув мне в глаза, серьезно спросил:

– Все?

– Все, – тоскливо ответил я.

Успокаивающее начало оказывать свое действие. Вокруг меня и во мне все словно погрузилось в полусон. Опухшие от слез веки закрывались сами собой. И все же мне было невыносимо тяжело. Тони не сказал ни слова в ответ на мои истерические вопли. Я понимал, что он и не станет делать этого. Успокаивать меня означало вселять в меня надежду, а это в его планы не входило.

Вдруг он улыбнулся, так странно, как будто это и не он был, и какой-то голос тихо и отчетливо сказал мне: “Не бойся. Он останется с тобой навсегда”. Может быть, все дело в лекарстве. Плакать мне уже не хотелось. Я положил ладонь на затылок Тони и притянул его к себе. Он не сопротивлялся. Мы целовались медленно, как будто пытались получше распробовать друг друга.

Потом Тони уложил меня на диван и еще посидел рядом. Все-таки мне необъяснимо хорошо с ним. Я практически ничего про него не знаю, он за самыми редкими исключениями обращается со мной, как с прислугой, но в нем есть нечто, подходящее ко мне, как недостающее звено. Я могу по-настоящему жить только рядом с ним, все остальное – тоска, прозябание.

Со всеми своими привычками он вселился ко мне в дом так естественно, как будто всегда жил там. Вот один пример, совершенно мистический. Я всегда держал мыльницу в виде зеленого листа на краю ванны. Мылом я вообще-то не пользуюсь, предпочитаю гели для душа, а мыльница стояла вроде как для украшения, поскольку уж больно хорошо подходила к узору из цветов и листьев кувшинок на кафельной плитке. Зачем она на самом деле понадобилась мне, выяснилось, когда Тони начал класть туда свою зубную щетку, принимая душ.

Или эти злосчастные блинчики. Я мечтал о них с утра, но Тони ничего говорить не стал. И так он исполняет у меня в доме обязанности прислуги. Мне даже слегка неудобно, хотя я прекрасно понимаю, что сам-то работаю на него день-деньской, следовательно, и он вполне может что-то для меня сделать. Сразу после завтрака я засел за перевод. Мой возлюбленный возился на кухне, дверь он закрыл, а вскоре я так углубился в работу, что совершенно потерял способность воспринимать действительность. Вывел меня из этого транса только аромат, от которого у меня чуть только с языка слюна не побежала. Прямо у себя под локтем я увидел блюдо горячих блинчиков, с творогом и клубничным джемом. Улыбающийся Тони следил за выражением моего лица. Но это еще не все. Тони придвинул поближе кресло для себя, и мы устроились перекусить. Съели по несколько блинчиков и вдруг ни с того, ни с сего Тони взял блюдо за стола и поставил себе на колени. Я, увлекшись своим рассказом, не совсем понял, зачем ему это понадобилось, а спустя мгновение так размашисто махнул рукой, что он наверняка сбросил бы на пол блюдо, и так стоявшее на самом краю стола.

Странностям нет числа.

***

Тони постоял в проеме двери, глядя на спящего Стефана. Он был уверен, что Стефан не проснется. Тони дал ему половину дозы снотворного, которую принимал сам, когда хотел выспаться как следует. Лекарство уже растворилось в крови Стефана. Оно посторожит, чтоб Стефан крепко проспал часов пять или шесть, и не подпустит сны к его сознанию.

Не беспокоясь больше о своем любовнике, Тони ушел на кухню, подсел к столу и взялся за телефон. Он по памяти набрал номер. Ответили после четвертого гудка. Это был Стив. Тони расслабился. Если бы к телефону подошел кто-нибудь еще, он бы бросил трубку.

– Привет, – сказал он. – Это Тони. Ты меня узнал?

– Узнал. Привет, Тони, – ответил немного удивленный голос Стива. – Что-нибудь случилось? Где ты?

– В городе. Мне нужна твоя помощь.

– Конечно. Ты не хочешь приехать?

– Пока нет, Стив. Мне надо, чтоб ты выслушал меня и сделал все так, как я скажу. В этом нет ничего противозаконного.

Тони поговорил еще минут десять, потом повесил трубку и снова пошел в гостиную. Стефан лежал все в той же позе, подобрав под пледом ноги и спрятав руки под подушку. Тони, ступая бесшумно, обогнул спящего любовника и подошел к письменному столу, на котором лежала раскрытая Книга. Он сел в кресло и включил маленький настольный светильник. На желтоватые страницы, испещренные рунной прописью, упал яркий свет. Тони внимательно смотрел на них. Он не притрагивался к запискам Стефана, которые тот делал в большом блокноте. Ему не нужен был перевод. Только сама Книга могла ответить, чем она является и каков на самом деле смысл того, что содержится в ней.

Тони наугад перелистнул несколько страниц. Книга не пугала его, как раньше. Он чувствовал, что каким-то образом приобрел право делать с ней все, что заблагорассудится. Тони не очень задумывался, каким образом это право находится в связи со спящим на полу Стефаном.

Его гипнотизировали рунные знаки. Тони перелистывал страницы все быстрее и быстрее. Он механически просматривал текст. Вдруг его глаза остановились на одной строчке. Зрачки расширились. Тони понимал смысл написанного, как будто кто-то внятно прочел ему: “Найди, но не то, что спрятано”.

Он откинулся на спинку стула. Свет был слишком ярким, отражаясь от пергаментных страниц, он неприятно бил в глаза, и Тони, протянув руку, выключил светильник. Книга разговаривала с ним. Тони не был так близорук, чтоб не понимать этого. Он испугался. Он невольно обернулся на спящего Стефана, как будто ища у него поддержки. Стефан не пошевелился. Он спал слишком крепко и даже если чувствовал что-то, не мог вырваться из тенет сна.

Тони резко отодвинул стул и поднялся. Не спуская с Книги глаз, он сделал несколько шагов в сторону. Постепенно наваждение оставило его. К его разуму прикоснулось нечто бесконечно чуждое человеку, но это ощущение постепенно стиралось. Тони решил, что поступил совершенно правильно, позвонив Стиву. Он чувствовал, что и без того позволил всему происходящему зайти слишком далеко. Стефан с самого начала кудахтал и размахивал руками вокруг Книги, но ему и положено было вести себя именно так. Ведь он был специалистом по древностям, а значит, немного тронутым. Тони поначалу пытался сохранять трезвый взгляд на вещи, но очень быстро сдался. Он не был приучен лгать самому себе. Его вера в могущество Книги росла с каждым днем. Та жуткая тварь в кафе. Тони не думал, что она была галлюцинацией. Сны, бесконечные, разнообразные, яркие. Тони мог поклясться, что никогда в жизни он не видел столько снов. Многие из них при пробуждении забывались, но от каждого оставался осадок. Каждый раз, просыпаясь, Тони испытывал горестное разочарование. Он рвался назад в свои сумрачные долины, к тернистым зарослям, где заплутала его душа. Но постепенно яркое солнце и повседневные заботы возвращали его в привычный ритм бытия.