– Боже, вытащи его, Тони, пожалуйста! Умоляю, вытащи! – кричал Стефан.

Вместо этого, Тони положил свободную руку на член Стефана. Ему показалось, что он напряжен даже больше прежнего. Тони ухмыльнулся.

– И не думай, мальчик, – нежно сказал он и сжал член Стефана. – Будь умницей, раздвинь ножки пошире. Если бы ты только видел, как он торчит из твоей задницы.

Стефан обречено застонал. Он дрожал, голова падала на подушки, Стефан пытался поднять ее и ронял снова. Руки, с трудом выдерживая тяжесть тела, тряслись так, что ходуном ходила постель.

Тони поменял положение и оказался точно позади Стефана. Ему хотелось превратить руку в рычаг, посмотреть, как глубоко любовник сможет впустить его. Пальцами свободной руки он ласкал яйца Стефана, раздвигал пушок, покрывающий их.

– Я собираюсь забраться в тебя поглубже, – нежно сказал он. – Будь хорошим мальчиком и помоги мне. Тебе же на самом деле нравится.

Он снял руку с промежности любовника и заставил его приподняться, стоя на коленях. Стефан повиновался ему. Он уже не казался таким обессиленным. Стефан больше не кричал, только стонал, закусив губу.

– Садись, – шепнул ему Тони. – Только осторожно. Я тебя подержу.

Стефан очень медленно начал опускаться на его руку. Тони поддерживал его, страхуя от резких движений. Как бы ни был возбужден Тони, он понимал, что если Стефан сейчас потеряет силы и опрокинется назад, ему не миновать жестокой травмы.

Но все шло как надо. Когда Стефан не мог уже принять Тони глубже, он глухо застонал и вздрогнул. Тот и сам чувствовал, как туго его рука почти до середины запястья обхвачена обжигающей, нежной плотью. Он дал Стефану передохнуть, лаская его член, потом начал сперва осторожно, потом все сильнее двигаться в нем взад и вперед. Густой слой крема на руке служил отличной смазкой. Вскоре Стефан уже стонал и вскрикивал от удовольствия, смешанного с болью. Тони заставил его расслабиться. Стефан стоял на коленях, наклонившись вперед и чуть касаясь ладонями постели. Тони упер локоть в постель, и Стефан сам приподнимался и опускался, насаживаясь на нее. Тони снял руку с пениса Стефана и начал мастурбировать, внимательно следя за движениями Стефана. Тот постепенно заводился. Он яростно вскрикивал, на спине выступил пот, короткие волосы на затылке слиплись в темные косички.

– Сильней, сильней! – просил Стефан.

От близости оргазма, этих криков, зрелища любовника, сидящего на его руке, у Тони закружилась голова. Он набросился на Стефана и принялся трахать его, резко отводя руку назад и вгоняя ее на место.

И тут жуткое ощущение нахлынуло на него и поглотило целиком. Сначала он почувствовал тело Стефана, как свое собственное. Он знал биение каждого его нерва, словно они прорастали сквозь его собственную кожу. Наслаждение Стефана было его собственным наслаждением. Но это состояние проходило, перерастая в нечто новое. Он и Стефан сливались. Их существа входили друг в друга, наслаивались, точно два фрагмента фотопленки. Они поглощали друг друга, что-то в них стремительно разрушалось, и тут же рождалось что-то взамен, чуждое обоим, но и содержащее их двоих.

Тони ослеп и оглох, на миг он перестал существовать, погрузившись в беспросветные муки и блаженство обоюдного рождения.

Он закричал и тут же что-то дернулось, разрываясь. Их со Стефаном отшвырнуло друг от друга. Тони увидел брызжущую на подушки и простыни струю любовника, и от этого зрелища кончил сам. Спазматический, животный оргазм был мучителен. Вырвавшаяся наконец наружу энергия едва не разорвала тело Тони, но когда это ощущение прошло, он почувствовал себя очищенным и умиротворенным. Сперма залила сзади бедра Стефана и лужицей стекла между его ног. У Тони едва хватало сил, чтоб не свалиться, но он еще придержал Стефана и осторожно извлек из него руку. Стефан сразу же лег прямо на испачканные простыни. Тони обеспокоено подполз к нему, положил руку на лоб. Лицо Стефана был белым, зубы постукивали. Тони метнулся на кухню, принес стакан воды, приподнял Стефана и дал ему попить. То сделал глоток и со стоном откинулся назад.

– Ну-ну, только давай без обмороков, – Тони похлопал его по щекам.

Стефан мучительно дернулся, проглоченная вода выплеснулась наружу и потекла по подбородку. Тони обеспокоено подумал, что на этот раз они, похоже, перестарались.

– Стефан, тебе больно? – спросил он, краем простыни отирая лицо Стефана.

– Нет. Холодно.

– Сейчас.

Тони подобрал с полу одеяло, сброшенное туда еще в самом начале любовной игры, завернул в него Стефана и перенес на кресло. Предварительно он, уложил его ничком и раздвинув любовнику ягодицы, убедился, что кровотечения нет. Тони вышел на кухню, поставил чайник и, вернувшись, принялся перестилать постель. Стефан время от времени открывал глаза, но был слишком слаб, чтоб долго держать их открытыми, и снова смыкал веки. Покончив со своим делом, Тони перенес его обратно на постель, напоил с ложечки горячим сладким чаем, лег рядом с ним и, укутав до подбородка, велел спать.

29 марта.

Все, я его выставил. До сих пор не могу поверить, что я это сделал. И до сих пор не понимаю, то ли я полный идиот, то ли очень умный. Единственное, что точно – я ужасно несчастен. Настолько, что я теперь понимаю, почему не покончил с собой до сих пор – ждал именно этого случая.

Но я просто уже не могу. Все, что происходило между нами, говорило об одном – ближе его у меня никого нет, мы просто созданы друг для друга. Все, что говорил он – ни на что не надейся, я скоро тебя брошу. Я не могу ждать, пока это произойдет. Я понимал четко только одно: чем дальше все это заходит, тем тяжелее мне будет расстаться с ним. А после того, что было вчера, тем более. Я даже описывать это боюсь. Одно странно, я думал, что сидеть не смогу, однако у меня ничего даже не заболело. Мистика какая-то.

В общем, сегодня утром все и произошло. Я был еще в тумане после вчерашнего, а он поглядел на меня за завтраком и говорит что-то вроде того, что не надейся милый, все было потрясающе, но это ничего не значит, я все равно тебя оставлю. Причем с такой злобой говорит, с таким удовольствием, мол, ты думал, ты меня скрутил, ни фига. Видно его самого здорово зацепило, и струсил он, мой Тони. Конечно, он же свободная птица, орел в полете, а тут его заставляют испытывать какие-то чувства. А я и говорю.

– Тогда уходи сейчас.

Он аж побледнел. Видно, не ожидал, рассчитывал, что так и будет, как говорила моя бабушка: стой там – иди сюда. Встал и говорит:

– Тогда я пошел собирать вещи.

– Иди, – говорю. И остался сидеть. Так из кухни и не вышел. Он пошебуршился там минут пятнадцать, потом вошел ко мне. Я велел ему убираться. Он ничего не сказал, а потом я слышу, дверью хлопнул. И тут я зарыдал.

***

Всю жизнь Тони жил по железному правилу – не позволяй собой завладеть. Никто не должен контролировать тебя, как бы он это ни делал – шантажом ли, любовью, слезами, или просто деспотической волей. Первой, кто пытался это сделать, была его мать. Но уже у десяти годам Альма Брайт поняла, что ее умный, удивительно красивый сын живет сам по себе, отдельно от нее. Он корила себя за развод, за то, что мальчик рос без отца, только зря она это делала. Тони был бы таким в любом раскладе, во всяком случае, сам он думал именно так. Он не хотел, чтобы им командовали. И очень рано понял, что командовать – не обязательно означает приказывать. Мама плакала, и он делал то, что она хотела, только бы ее не беспокоить. Если он на что-то не соглашался, ему обещали игрушку или кафе-мороженое, и он делал то, что от него хотели. Поэтому, когда ему исполнилось двенадцать, он научился отказываться от всех взяток. Да, он мечтал о гоночном велосипеде, но свободу он ценил больше. В каком-то смысле, он был неуправляем и это не было слишком заметно лишь потому, что некоторые вещи он делал, ибо они были нужны ему самому. Например, танцевал. Правда, ему это быстро надоело. Особенно, когда он понял, что менеджер клуба, в котором он получал приличные деньги, норовит подпихнуть его богатым стареющим женщинам, а иногда и мужчинам. После пары таких свиданий он стал отказываться от них. Когда же Стив стал его уговаривать и объяснять, какие деньги он с этого может иметь, Тони просто сказал «нет». “Я тебя выгоню”, – пригрозил Стив. “Выгони”, –сказал ему семнадцатилетний Тони и так посмотрел, что Стив отступил.