Честно говоря, я крепко задумался о том, не поискать ли его. Может, я не прав, может, происходит что-то действительно страшное и мне надо быть рядом с ним? Или это просто мой измученный мозг ищет любого оправдания, только бы опять увидеть его?

30 марта, вечер.

Плохо дело. Со мной плохо. Я почти весь день провалялся на диване слушая один и тот же диск U-2. Плакать я уже не мог, только смотрел в потолок в каком-то тупом оцепенении. Трижды звонил телефон. Но я к нему не подходил. Один раз звонил Аарон, два – Рози. Они знают, что со мной нехорошо. И черт с ним. Я знаю, что это гнусно, но у меня нет сил принимать ничью помощь. Я хочу сдохнуть. Я – не Тони, который будет цепляться за жизнь всеми силами. Я просто хочу умереть.

Вечером внезапно обнаружил себя в ванной. Не помню, как пришел туда и зачем. Я просто смотрел на себя в зеркало, уставясь в собственные зрачки и когда осознал, что делаю, то понял, что на лице у меня выражение, словно у ребенка-дебила: рот открыт, глаза стеклянные. Может я просто схожу с ума?

31 марта, утро.

Надо ехать в студию. Снился тот же сон. Только теперь, когда я попал на поляну и увидел тело Тони, там было еще кое-что. Огромная птица, черный гриф-падальщик, терзавший его тело. Он заклекотал на меня и распустил крылья, когда я сделал шаг по направлению к нему. И я тут же проснулся. Едва успел добежать до туалета, как меня вырвало.

30 марта, вечер.

Неужели меня никогда не оставят в покое? Он пришел сегодня на студию. Он хочет все того же, а я когда его увидел, чуть не потерял сознания от волнения, ужаса, отчаянья, боли и – чего уж там скрывать – вожделения. Хотя он и выглядел черт знает как: пьяный, в темных очках, небритый. Но он все равно сиял как солнце. И самое главное, что если бы он пришел не за тем, зачем обычно. Если бы он хотел меня. Я бы все сделал. И перевел бы эту чертову Книгу, ботинки бы ему чистил, если бы он пришел за мной. Я бы умер, переводя этот ужасный текст, но мне бы это было безразлично, потому что я знал бы, что ему нужен именно я, я, а не портативный переводчик. Почему я еще живу? Тони, Тони, почему ты не любишь меня?

Раньше я думал, что все дело в сексе. Просто у меня ни с кем никогда такого не было, и вот я поплыл. А теперь я понял, что, по большому счету, плевал я на это дело ядовитой слюной. Мне нужно что-то другое. Просто видеть его всегда, когда захочется. И быть рядом. И знать, что он хочет того же. И никогда у меня этого не будет.

1 апреля, утро.

Все еще ужасней. На этот раз птицы не было. Но когда я подошел к мертвому телу, я даже не решаюсь произнести имя в таком контексте, я увидел, что все руки его покрыты порезами, словно от бритвы, из них течет кровь, черная, густая, как мазут. Я, не знаю почему, попытался смыть эту кровь водой из ручья, но когда плеснул на него, он внезапно поглядел на меня своими страшными матовыми глазами и попытался приподняться. “Это твоя вина, – говорили эти глаза, – ты выгнал меня, бросил, и вот я гнию здесь, потому что ты, видишь ли, хотел равноправия и любви, а я хотел жить. Ты не рисковал ничем, кроме своей глупой гордости, а я рискнул всем. И ты меня убил”.

Я не просто проснулся, я вылетел из сна, как пробка. Я понял, что сойду с ума, если он будет смотреть на меня еще хоть секунду. Как мне найти его? И жив ли он еще?

***

В семь утра Тони поднялся с дивана, на котором провел в хрупкой дреме несколько часов после рассвета. Желудок ныл, протестуя против вчерашней непомерной порции спиртного. На столике стояла наполовину пустая бутылка виски, еще две валялись на полу. На ночь Тони не раздевался. Он сорвал с себя грязную рубашку и пошел в ванную. Принимать душ Тони не стал, ограничился тем, что смочил под краном полотенце и обтер верхнюю часть тела. В зеркало было видно, до чего он похудел. Повсюду выпирали кости. Постоянный стресс пожирал его заживо. Тони опасался приглядываться к своему отражению, в особенности к глазам. Эти яркие лучики не исчезали, они понемногу распространялись, норовя захватить даже постоянно суженные зрачки.

Покончив с мытьем, Тони забрал из коридора сумку и унес в комнату. Он принял решение. На самом дне сумки лежал пистолет. Тони достал его и сунул за пояс джинсов.

"Сегодня будет наш последний танец", – подумал он, ни к кому персонально не обращаясь.

Он надел темные очки, взял сумку и вышел из номера. У портье Тони расплатился за проживание и сдал ключ.

Начался час пик. Улицы были забиты транспортом, и Тони с трудом удалось поймать такси. Усевшись на заднее сидение, он назвал водителю адрес Стефана.

Дорога заняла три четверти часа. Тони ни о чем ни думал и ни о чем не беспокоился. Он чувствовал себя, как перед самым серьезным заданием. Никаких планов на случай возможного проигрыша Тони не строил.

Поднявшись на второй этаж к квартире Стефана, Тони вытащил пистолет и один раз надавил на кнопку звонка. Ждать ему пришлось совсем недолго. Загремел замок, и Стефан приоткрыл дверь. Увидев Тони, он замер.

В один момент Тони не только увидел его, но и почувствовал, что происходило со Стефаном все эти дни. Страдальческое, потерянное выражение лица, грязные волосы, синяки под глазами. Никакие расспросы не смогли бы дать Тони больше. Ему стало жаль Стефана, но не настолько, чтоб отказаться от выполнения своего плана. Жалость была строго изолирована от того участка сознания, который отвечал за действия. К тому же Тони подспудно был уверен, что поступает правильно.

Громко щелкнул предохранитель. Глаза Стефана метнулись к пистолету в руке Тони.

– Дай мне пройти, – велел тот.

Стефан молча отошел в глубь прихожей. На пистолет он больше не смотрел. Лицо его приняло странное при таких обстоятельствах скучающее выражение, но Тони заметил, как дрожат у него губы.

– Книгу я все равно не буду переводить, – проговорил Стефан. – Если ты принес пистолет, чтоб меня заставить, то лучше сразу стреляй.

Тони вернул предохранитель в исходное положение и убрал пистолет в сумку.

– Мне просто нужно, чтоб ты меня выслушал, – сказал он. – Это действительно касается Книги. Прости, что я угрожал тебе, но мне больше не к кому идти.

Стефан стоял, прислонившись к стене прихожей. Из под его опущенных ресниц выкатилась слеза и поползла по щеке.

– Почему вы не можете оставить меня в покое? – прошептал он. – Почему бы вам всем не убраться ко всем чертям?

Тони сделал шаг к Стефану. Тот стремительно отвернулся, прижался лбом к стене и заплакал. Тони положил руки ему на плечи. Стефан не пытался вырваться. Тони считал, что это уже хорошо. Он заставил Стефана повернуться к себе лицом. При этом дужка очков соскочила с переносицы. Мотнув головой, Тони стряхнул их на пол.

Стефан прижимал руки к лицу, изо всех сил сопротивляясь попыткам Тони обнять себя как следует. Он плакал горько и жалобно, а Тони от нервного напряжения разбирал смех. Как бы там ни было, Тони был счастлив, что они со Стефаном снова вместе. Ему казалось, что и Стефан, несмотря на свои слезы, должен чувствовать облегчение. Ему хотелось унести его в комнату, уложить в постель, лечь рядом и приласкать, как больного ребенка.