– Ну, хватит, – нежно прошептал он, поглаживая плечи Стефана. – Прости, что я так поступил с тобой. Не плачь.

Стефан вырвался из его объятий, решительно утер лицо рукой и буркнул:

– Ладно, пошли в кухню.

Если бы ни его комичное, несмотря на слезы лицо, на котором несчастное выражение боролось со счастливым, Тони расхохотался бы во все горло.

На кухне Стефан сейчас же достал сигарету из лежащей на столе вскрытой пачки и закурил. Тони обратил внимание, что повсюду стоят грязные пепельницы. Он тоже машинально взял себе сигарету.

– Что произошло? – спросил Стефан.

– Трудно сказать.

Тони был совсем не готов рассказывать о последних нескольких днях. У него буквально слова не шли с языка. Он курил, откинувшись на спинку стула и глядя в потолок. Стефан молча ждал.

– Ну, во-первых сны, – решился Тони. – То есть, даже не совсем сны. Я же говорю, мне трудно объяснить тебе. Я никогда в жизни не был так напуган. Мне и до сих пор не по себе, как вспомню.

– Но что? – настойчиво спросил Стефан.

Вместо ответа Тони быстро закатал рукав рубашки. Множество шрамов осталось на внутренней стороне рук. Тони надеялся, что ему легче будет рассказывать об ужасах тех дней, если он сначала продемонстрирует Стефану и себе самому вещественные доказательства. Он и вообразить не мог, что это произведет такое впечатление на Стефана. Тот побелел и спросил, на первый взгляд, совершенно абсурдную вещь:

– Откуда они?

– Я сам, – ответил Тони.

В противоположность Стефану, он слегка покраснел. Стефан пристально смотрел на него. На его лицо вернулось страдальческое выражение.

– А что такое? – осторожно поинтересовался Тони. Он бы рад немного потянуть перед тем, как начать рассказывать о безумной сцене в ванной. Мало того, что это было стыдно, Тони даже сейчас испытывал страх, вспоминая о ней.

– Ты знаешь, мне снился один и тот же сон, каждую ночь. Я шел через лес, потом выходил на поляну и видел, что ты лежишь там мертвый с ранами на руках.

Тони поежился. Он полагал, что сполна познал меру страха и уже не способен бояться. Как оказалось, в нем еще осталось достаточно от человека, чтоб какие-то вещи продолжали ввергать его в трепет. Тони начал рассказывать. Он выворачивался перед Стефаном наизнанку, как будто тот был врачом, а он сам – тяжелобольным. Тони велел Стефану заглянуть себе в глаза. Тот нахмурился и пристально вгляделся в них. Тони вдруг увидел, какие густые и длинные у Стефана ресницы.

– Книгу я принес, – в заключение сказал Тони. – Хотя, кажется, лучше бы я вообще не брал ее. Что мы теперь будем делать?

Если бы он знал, какой вихрь надежды и восторга пронесся в душе Стефана при его словах. А причиной было всего-то крохотное словечко "мы".

– Хорошо, я попробую перевести ее дальше, – сказал Стефан, успешно демонстрируя сдержанность и рассудительность. – Думаю, мы уже не можем остановиться и бросить всё.

Тони кивнул. Его донельзя обрадовало согласие Стефана. Он не представлял, что стал бы делать, если бы Стефан выгнал его. А Тони предчувствовал, что Стефан мог бы сделать это, несмотря на пистолет. Тони думал, что Стефан гораздо сильнее, чем кажется. Он мог бы воспринимать Стефана, как равного.

– Я привез свои вещи, – сказал Тони. – Они остались в коридоре.

– Книгу тоже?

– Да.

– Давай я сразу возьму ее. Ты очень плохо выглядишь, Тони. Тебе надо отдохнуть.

– Тебе бы тоже не помешало, – улыбнулся Тони.

Он поднялся, чтобы забрать сумку, но, проходя мимо сидящего Стефана, не удержался и обнял его. Стефан уткнулся носом ему в живот и неловко обхватил руками его поясницу. Они ничего не говорили. Потом Тони легко высвободился из объятий Стефана и, рассмеявшись, ушел в коридор.

Он чувствовал себя очень усталым, и когда Стефан взял у него из рук Книгу, попросил позволения прилечь отдохнуть.

– Конечно, – сказал Стефан. – Если хочешь, можешь пойти в спальню.

Тони настоял на том, что ляжет на диване в той же комнате, где Стефан будет работать. Он ни за что не признался бы, что не хочет терять Стефана из виду. Так ему казалось безопаснее.

1 апреля, вечер.

Тони вернулся. В глубине души я всегда знал, что это произойдет, и даже скорее рано, чем поздно, что, однако, не мешало мне страдать и оплакивать свою несчастную жизнь. Он ворвался ко мне с пистолетом, требовал, чтоб я его выслушал, и я, конечно, не мог указать ему на дверь. Вот уж не предполагал, что дело зашло настолько далеко. Сейчас, думая об этом, я не могу удержаться от улыбки. Еще можно вообразить, чтоб от тебя уходили, угрожая пистолетом в случае, если ты попытаешься воспрепятствовать, но чтоб рвались обратно? Ни в каком любовном романе такой коллизии не найти. Свежий и оригинальный сюжет для сценария, боюсь только, Ник не одобрит.

Тони рассказал мне, что творилось с ним в течении этих дней, и тут смех смехом, но перепугался я до смерти. Не сомневаюсь, что Тони мог погибнуть, протяни он еще совсем чуть-чуть. Может быть, не в физическом плане, но гибель души еще страшней, чем распад тканей. Теперь, вроде бы, все позади. Похоже, Книга не имеет над нами власти, пока мы вместе. Этого я совсем не понимаю, но Тони говорит, что ему гораздо лучше, когда он со мной. Нехорошо так говорить, но за это я готов благословить Книгу листьев.

Загадочное существо человек. Еще вчера мне свет был не мил, я готов был роптать на Творца за то, что он вообще сотворил мир, а сейчас меня так и распирает от вульгарной радости жизни. Жаль, что нельзя сходить с Тони опять в "Башню". Там привыкли к моей унылой физиономии. Хочется теперь на глазах у всех беспечно распивать коктейли и обниматься с Тони.

Тони тоже счастлив. От него, конечно, не добьешься признания, но я и так все вижу.

Он был жутко измотан, когда объявился у меня. В черных очках выглядел он, как тень из преисподней. Не хочу думать, что, возможно, он на самом деле уже являлся ею. Мы поговорили. Он показал мне шрамы на руках, я чуть не упал в обморок, когда увидел их. Что еще можно испытывать, когда ночной кошмар заявляется к тебе средь бела дня? Я сразу же схватился за перевод. Я должен был знать, что такое Книга делает с Тони и со мной. Я уверен, что где-то в ней содержится объяснение происходящему.

Тони лег на диване в той же комнате. Я несколько раз отрывался от перевода и подходил к нему. Он спал с приоткрытым ртом и дышал совершенно бесшумно. Меня пугают люди, которые так спят. Невольно хочется кидаться к ним и срочно делать искусственное дыхание. Кожа на лице у Тони была сероватого оттенка и выглядели нечистой. На щеках кое-где осталась щетина, словно он брился второпях и очень плохой бритвой. Волосы блестели от сала. И это мой Тони, который ходит в душ дважды в день и которого никакие силы не могут заставить надеть рубашку, если она не самой первой свежести. Я был потрясен едва ли меньше, чем когда увидел шрамы у него на руках. Мне захотелось немедленно разбудить его и потащить в ванную, чтоб вернуть прежний облик и, не исключено, прежнюю сущность.