***

“Сегодня ветреная ночь, и ветер дует прямо в наши окна”. Тони проснулся с этой мыслью. Она вынырнула вместе с ним из круговых сумеречных залов сна, из мира, потустороннего, как подводное царство чужой планеты. Во сне ветер обрушивался на дом Тони, выл и свистел на улице, срывал ветви с деревьев и обращал в беспорядочное шелестящее бегство прошлогодние листья, обрывки газет, окурки и смятые жестяные банки. Тони с дрожью слушал могучий голос ветра. Ему стало по-настоящему страшно, когда он понял, что ветру под силу проникнуть в дом. Дуло из всех щелей: из-за неплотно пригнанных оконных рам, замочных скважин, из-под порогов. Невидимые щупальца сквозняка тянулись отовсюду. Крепкие стены были проницаемы для него, как картон. В доме стало так зябко и неуютно, что Тони подумал: естественней было бы обойтись без него.

Он проснулся, лежа навзничь на постели. Одеяло упало на пол. Из экономии на ночь отопление отключалось, и в комнате было довольно прохладно. Тони сделал движение, чтоб встать. Тело одеревенело от долгого сна в одной позе. Ему пришлось буквально заставлять его двигаться.

Он сел в постели, протянул руку и вслепую нашарил на кресле халат. Тони всегда спал совершенно раздетым. Пижамы его раздражали. Было в них что-то, на его вкус, свински добропорядочное, как уик-энд в семейном кругу.

Направляясь в ванную, Тони размышлял о своем сне. Он оставил неприятное ощущение уязвимости и тревоги. Тони остановился перед раковиной и, сдвинув брови, всмотрелся в свое отражение. Его гипнотизировал собственный взгляд. В детстве он как-то поплатился обмороком и разбитой о кафель головой за невинное удовольствие не мигая, пялиться в собственные зрачки.

Тони догадывался, что сон явился просто отражением его угнетенного и нервного состояния в последнее время. А причиной тому была украденная Книга. Тони не мог чувствовать себя в безопасности, пока она находилась при нем.

Он отпустил края раковины, на которую опирался, чтоб приблизить лицо к зеркальному стеклу, и направился к душевой кабинке. Он принял контрастный душ, машинально переключая воду и не переставая размышлять. Не смотря ни на что, страха Тони не чувствовал. Это понятие было ему абсолютно чуждо. Шеф любил повторять: “В тебя, Тони, я верю беззаговорочно”, – имея в виду именно это его качество. Впрочем, оно не только играло на руку руководству, но и превращало Тони в опасного, неконтролируемого субъекта. На это шеф до поры до времени предпочитал закрывать глаза, но теперь, по мнению Тони, Элдинг мог смело считать лимит доверия к нему исчерпанным.

Тони еще раньше решил, что использует Книгу, раз уж она попала к нему в руки. Никакие дурные сны и параноидальные приступы не могли поколебать его решимость. Помимо всего прочего, он испытывал к Книге любопытство. Тони хотел знать, чего можно добиться с ее помощью. Мысль о том, что он владеет могущественной и опасной вещью, горячила его.

“Нужно будет еще раз подробней расспросить Стефана”, – подумал Тони, выходя из душа. Он невольно улыбнулся. Вспоминать Стефана было приятно. Тони он казался чем-то вроде симпатичного песика, который ждет тебя дома, с радостным лаем кидается к двери, приносит тапочки, которого так приятно поглаживать, сидя перед телевизором. Тони еще раз улыбнулся, когда вспомнил об их со Стефаном ночи. Он ни капельки не раскаивался в том, что пошел на это. Стыд вообще был Тони неизвестен, также как и страх. Когда он впервые ложился в постель с мужчиной много старше себя, то волновался не больше, чем во все последующие разы. Он знал, что красив и хладнокровно пользовался этим, не делая из секса проблемы. Тони ложился в постель для того, чтоб получить удовольствие, но гораздо чаще – по расчету. Он считал себя профессионалом. Если никто из его любовников и любовниц не удостоился получить любовь Тони, то уж все остальное им доставалось по первому разряду.

Тони считал, что со Стефаном тоже все получилось, как надо, мальчику не на что пожаловаться. Эта ночь даже удивила его. Он-то полагал, что его ожидает быстрый секс, после которого можно с легким сердцем уснуть рядом со своим удовлетворенным партнером, но Стефан оказался настоящей бомбой. Он предавался любви с таким пылом, что ему удалось заразить Тони своей страстностью. В какой-то момент он ощутил, что между ними возникает какая-то сладостная, до сих пор не испытанная близость. Это случилось, когда они лежали друг подле друга на постели, отдыхая после очередного оргазма. Тони вдруг почувствовал, что ему просто, безо всяких объяснений и рассуждений об обоюдном удовольствии, хорошо рядом со Стефаном. Он испытывал трогательную нежность к его беззащитности и безоглядности, с какой Стефан отдавался ему. Тогда он лег на него и поцеловал в губы, потом бережно отер их пальцами и снова поцеловал. Стефан не дышал в его объятиях. Он казалось, был готов умереть или воспарить над постелью в немыслимых муках блаженства.

У Тони возникло нерациональное желание позвонить Стефану и пригласить его куда-нибудь на чашку кофе. Всерьез он, конечно, не собирался делать этого, но такую возможность следовало приберечь для более подходящего времени.

Тони тщательно почистил зубы и побрился. Зубы были единственной деталью его внешности, за которой он следил очень внимательно. В целом Тони был равнодушен к тому, как выглядит. Он так привык к своей красоте, что не осознавал ее. Только иногда - с возрастом реже и реже он испытывал холодящее упоение восторга и изумления, случайно поймав свое отражение в стекле витрины или вагонного окна.

Пройдя на кухню, Тони принялся за приготовление завтрака. Он включил кофемолку и достал из холодильника остатки плавленого сыра и колбасы.

Тони уже около двух недель жил в маленьком мотеле, хозяин которого сдавал внаем квартирки, где имелось все необходимое, включая посуду и бытовую технику. Мотель предлагал своим постояльцам пансион, от которого Тони отказался, чтоб не быть связанным часами завтрака, обеда и ужина.

В это время года мотель был практически пуст, и это как нельзя больше устраивало Тони. Уединенность, тишина и близость к особняку Густаффсона предопределили выбор именно этого места.

Двухэтажное здание светло-песочного цвета, с широкими лоджиями, по ограждениям которых карабкался плющ, стояло в окружении небольшой сосновой рощи. Со стороны дороги его закрывала вечнозеленая изгородь выше человеческого роста. Она разрослась так густо, ветви были такими колючими и неподатливыми, что изгородь оберегала владения мотеля не хуже каменной стены.

Тони пил свой кофе, сидя у кухонного столика, придвинутого вплотную к окну. Со второго этажа ему была видна лужайка перед домом, вразброс стоящие на ней сосны, от которых на траву ложились длинные утренние тени. По проезжей части время от времени проносились машины.

Встреча с Э* была назначена на два часа дня. Электронные часы над кухонным столом показывали половину десятого. Тони решил, что в такой погожий день не стоит сидеть дома, а лучше пойти побродить по городу. Он скомкал промасленные обертки и прицельно швырнул в мусорное ведро с вращающейся крышкой. Комок попал точно в ее центр, оставив поблескивающее пятно. Крышка обернулась вокруг своей оси и со стуком встала на место.

Тони поднялся со стула, допивая кофе из большой кружки с логотипом мотеля. Он убрал остатки еды в холодильник, тщательно смахнул крошки со стола и помыл посуду. Мотель имел горничных, но Тони ничего не имел против возни по хозяйству. Это было его хобби. Помимо всего прочего, он считал, что домашние дела идеально способствуют мыслительному процессу. Тони специально занимался ими в случаях, когда должен был сконцентрироваться на решении какой-нибудь важной проблемы.