4

До Волги было больше ста километров, и это расстояние бригада прошла за четыре дня и четыре ночи. Утром пятого дня они въехали на пыльную окраину города. Впереди, как обычно, гнали скот, повозки двигались сзади. Колеса вязли в песчаной дороге, и весь обоз медленно приближался к невидимой пока реке. Но вот спереди донесся чей-то голос:

— Волга!

Алексей выехал вперед и остановился на крутом берегу. Перед ним раскинулась широкая река, посреди нее тянулся длинный, поросший зеленью островок. Вдали — ему показалось, почти у самого горизонта, — виднелся низкий левый берег Волги. Вся река напоминала живое существо, такая сила чувствовалась в быстротекущей воде. Вниз и вверх шли катера, тянули баржи — Алеша насчитал их штук шесть.

У кромки воды стоял у причала буксир с паромом. Тут же на берегу выстроились в два ряда машины, телеги. Неподалеку высились прикрытые брезентом штабеля зеленых ящиков, возле них сновали красноармейцы.

Озабоченный, Антонов заторопился вниз к переправе. Кто-то принес уже известие, что на переправе люди неделями ждут очереди, чтобы попасть на другой берег, а немец бомбит каждый день…

Алеша подъехал к своей повозке, привязал к ней Лыска. Мать сказала с тревогой:

— Одного я, Леша, боюсь: как бы они не налетели!..

В памяти у Алеши на миг возникло воспоминание о пылающей крыше Дома культуры, клубы дыма над нефтехранилищем и рев самолетов с крестами, которые не спеша плыли над их городком… Он с усилием отогнал от себя это видение и постарался успокоить мать:

— Да нет, не похоже.

Неподалеку, на телеграфном столбе, он заметил наклеенную листовку. Подошел поближе и прочитал:

Назад ни шагу! Дело чести

Исполнить боевой приказ!

Тому, кто струсит, смерть на месте!

Не место трусу среди нас!

В это время внизу, на дороге показался бригадир. Лицо его покраснело от напряжения, он тяжело дышал.

— Гоните скот! — крикнул он, переводя дыхание. — Будем переправляться!

Все зашевелились, гонщицы торопливо погнали стадо к спуску. Узкая дорога, петляя, круто падала к реке. Несмотря на тормоза из палок и проволоки, повозки неудержимо стремились вниз, толкали передками лошадей. А навстречу, надсадно звеня моторами, поднимались грузовые автомобили. Алеша, сидя на телеге, изо всех сил натягивал вожжи. Мать шла сбоку, держа лошадей под уздцы.

Когда они наконец оказались у воды, Алеша перевел дыхание, выпустил вожжи из рук и вытер мокрое лицо. И неожиданно услышал жуткий, пронизывающий душу вой сирены пикировавшего немецкого бомбардировщика. Не помня себя, Алеша слетел с повозки, распластался на прибрежной гальке. Вой приближался, наваливался на плечи, вдавливал в землю. Когда раздался оглушительный взрыв, лошади рванули с места, но мать удержала их.

Сразу вслед за взрывом спешно стали стрелять зенитки. Фашистский самолет, выйдя из пике, медленно удалялся. А потом наступила тишина. И в этой тишине все враз заговорили, заскрипели телеги, замычали коровы. Только тогда Алеша поднялся и увидел, что мать стоит рядом, не выпуская из рук повода. Что-то дрогнуло у Алеши в груди, но он промолчал, не сказал ничего.

Самолет сбросил две бомбы. К счастью, одна не взорвалась, а вторая не попала в переправу, и всем стало казаться, что самое страшное уже позади.

Спустя несколько минут началась погрузка. Коров загнали на паром без труда, но лошади никак не хотели вступать на шаткие сходни. Особенно волновался жеребец Турман. Он храпел, косил глазом, несколько раз порывался вернуться на берег сквозь цепь гонщиков. С трудом удалось загнать его на паром, однако он и там неспокойно перебирал ногами, держал уши настороже и храпел, косясь на воду за бортом. Антонов упрекнул неизвестно кого:

— Ну что ж вы? Не могли на него уздечку накинуть, привязать!

На паром завели повозки. Кроме бригады Антонова погрузились еще какие-то телеги, стало тесно, негде повернуться. Убрали трап. Все враз почувствовали себя оторванными от берега, тревожно ожидали отправления. Застучал мотор буксира, и паром стал отдаляться от берега. Совсем рядом за низким бортом шлепала волжская волна.

Паром уже отделяла от берега широкая полоса воды, как вдруг Турман взвился вверх, перепрыгнул через борт и тяжело плюхнулся в воду. Кто-то вскрикнул, кто-то бросился к борту. Алеша вскочил на телегу. Он видел, что Турман плывет к берегу и расстояние между ним и паромом все увеличивается. И тогда Алеша схватил уздечку и, не раздумывая, тоже прыгнул в реку.

Стремительное течение враз подхватило его, к тому же уздечка мешала плыть, и он с внезапной тревогой понял, что до берега совсем не близко. Но Алеша знал, что доплывет. Он видел впереди себя, чуть левее, Турмана: тот уже выходил из воды неподалеку от сложенных под брезентом ящиков. Несколько бойцов готовились поймать его.

Алеша с трудом двигал руками, преодолевая течение. Наконец почувствовал под ногами дно, встал и побрел к берегу. Мокрая одежда липла к телу, ноги у него дрожали то ли от усталости, то ли от волнения. Навстречу ему спешил пожилой боец, с рыжими усами, в выгоревшей добела гимнастерке.

— Жив, малый? — спросил он.

— Жив, — с трудом шевеля губами, ответил Алеша.

— Еще немного — не выбраться бы тебе: там течение — не дай бог какое!.. Жеребец твой, что ли?

— Наш. Колхозный.

Вместе они подошли к группе красноармейцев, которые успели набросить на Турмана уздечку. Мокрая шерсть на жеребце лоснилась, он то и дело порывался встать на дыбы.

— Вот зверь! — восхищенно произнес коренастый молодой боец.

Его простодушные голубые глаза остановились на Алексее.

— Хороша скотинка! Возить будет ящики — любо-дорого!

Алеша испугался: выходит, ему не хотят отдать Турмана?.. Но рыжеусый красноармеец подошел к Турману, взял у молодого бойца повод и передал Алеше. Осуждающе проворчал:

— Дурья твоя башка — ящики возить на таком жеребце! Загубишь животное — вот и вся польза!..

Алеша с благодарностью взглянул на рыжеусого, накинул на Турмана свою уздечку и повел его к переправе.

5

На левый берег он переправился со следующим паромом, но это произошло уже после полудня. То ли он проголодался, то ли повлияло купанье в реке, но Алексей уже не волновался так, как утром, ожидая переправы. Завел Турмана на паром, прочно привязал его к жерди. Пока паром шел от одного берега к другому, он тревожился лишь об одном: как найдет свою бригаду.

Заволжье начиналось низким, шириной в несколько километров займищем. Это была пойма реки, густо поросшая лесом и кустарником, с многочисленными озерками, оставшимися от весеннего разлива. И все это займище было густо населено войсками. Здесь размещалось столько людей, машин, повозок, что найти односельчан было непросто. Но не успел Алеша отъехать от переправы, как навстречу ему кинулся Степан.

— Лexa! — заорал он еще издали. — Живой! И Турман цел! Во, Лexa, красота!

— Степка! — обрадовался Алеша. — Где все наши?

Оказалось, что бригада расположилась примерно в километре от переправы. Там, в лесной чаще тоже было полным-полно военных, рядами тянулись землянки и парусиновые палатки. На полянах торчали чучела для штыкового боя, в другом месте бойцы лежали в цепи, целились в мишени, в третьем — рыли аккуратные окопы: мелкие, поглубже и совсем глубокие.

Алеша вел Турмана на поводу, глядел по сторонам, всему удивлялся и не заметил, как очутился возле бригадного стана. Мать, увидя его живым и невредимым, все ж не удержалась и заплакала. У Алеши тоже защипало в глазах. Его окружили женщины и ребятня, все радовались за него, и только Антонов встретил так, будто ничего не случилось.