— Привел? — спросил он. — Ну хорошо, можешь отдыхать, сейчас нет срочных дел.

Алеша был немного разочарован словами бригадира: все же он надеялся, что Антонов хотя бы похвалит его… Впрочем, он скоро забыл о бригадире и обо всем пережитом.

За Волгой люди чувствовали себя в безопасности. Женщины стирали, чинили одежду.

Прошлое, даже самое близкое, даже утренняя бомбежка, теперь казалось дурным сном.

Не успел еще Алеша поесть как следует, а мать не успела еще порасспросить его обо всем, как пришел Степан и стал упрашивать:

— Тетя Аня, можно мы с Лешей к озеру пойдем?

Мать колебалась, должно быть, думала: их отпусти — сразу пойдут к военным!.. Потом разрешила:

— Идите, только чтобы не очень долго!

Степка с Алешей тотчас же скрылись в чаще. По пути к озеру Степка рассказывал:

— Пока тебя не было, мы в нашу бригаду приняли еще одну семью эвакуированных. Чудной такой дед! У него сети есть, он здесь рыбу ловит. Тут знаешь сколько рыбы?

Они вышли на берег лесного озера Алеше показалось, что это не озеро, а большая лужа, заросшая осокой. На берегу сидел худой костистый старик в синей косоворотке, с лицом в морщинах и с живыми веселыми глазами. Он возился с бреднем, и Алеше показалось сперва, что он нарочно запутывает сеть. Но старик, совершив какие-то ему одному известные действия, будто фокусник, развернул бредень на берегу. После этого подмигнул ребятам:

— Хороша рыбка, да крут бережок, верно?

Алеша и Степка переглянулись, Степка произнес неуверенно:

— Мы не знаем…

— И я не знаю, — живо подхватил старик. — Дай, думаю, пойду невзначай к озеру, закину бредень ненароком! Хотите помочь?

Ребята сразу согласились.

— Ну, так милости прошу к нашему грошу со своим пятаком!

Степка и Алеша сняли одежду, остались в трусах. Разулся и старик, при этом он продолжал шутить, сыпать поговорками. Не прошло и нескольких минут, как ребята уже знали, что звать его Дмитрий Дмитриевич Пономарев, а проще — дед Митя, что у него на фронте два сына, а здесь с ним внучка и жена, разбитая параличом. Старуха не поднимается с постели, но когда-то была боевая, в гражданскую войну спасла деда Митю от верной гибели. Еще он сказал, что решил с бригадой Антонова в колхоз податься. Можно было и в район поехать, земляки звали, но дед не решился: колхоз — дело привычное, а в районе кто знает, что будешь зимой жевать…

Рассказывая все это, старик закатал брюки выше колен и осторожно полез в воду. Степка последовал за ним, они растянули бредень на всю ширину озерка, после чего дед Митя велел Алеше:

— Беги-ка, Алексей, на ту сторону, лезь в воду и пугай рыбу! Мути воду сильней, мы пойдем навстречу.

Алеша выполнил его приказ. Палкой колотил изо всех сил по воде, а старик подбадривал его:

— Так, так! Бей своих, чтобы чужие нашего духу боялись!

Они со Степкой завели концы бредня к берегу и поволокли его наверх. Алеша глазам не поверил, когда увидел, что в бредне кишмя кишат окуни, щучки, лини. Мелкая рыбешка ушла сквозь ячейки, но той, что осталась, было так много, что Алеша не сдержал восхищения. У Степки рот до ушей растянулся, да и дед Митя был доволен.

— Доброе начало полдела откачало! — сказал он. — Эту рыбку в ведро, и еще раз зайдем!

Они были охвачены азартом, и Алеша не сразу приметил, когда на берегу озера появилась девушка, чуть постарше его, лет, наверное, семнадцати, в голубом, выгоревшем платье. А когда увидел ее, подумал: «Ничего особенного…» Две рыжеватые косы, конопушки на лице, ноги в синих парусиновых туфлях. И только зеленые, какие-то прозрачные глаза, серьезные по-взрослому, удивили его. Не успел Алеша подумать, кто она такая, как дед Митя крикнул издали:

— Опоздала, внучка! У меня уже нашлись помощники.

Девушка молча кивнула ему.

Пока дед и Степка собирали бредень, Алеша оделся и заговорил с девушкой, спросил, как ее зовут. Она сказала — Аня, и Алеше понравилось, что имя у нее такое, как у его матери. Должно быть, оттого Аня сразу показалась ему своей, будто бы давно знакомой.

— Я видела, как ты в Волгу прыгнул, — сказала она.

Алеша смутился. А девушка стала доверительно рассказывать, что случилось с ними в эти последние два дня. Оказывается, позавчера фашисты потопили паром, на котором переправлялись односельчане Ани. Уцелели только две семьи: они да еще Звонцовы. Им не хватило места, потому и остались живы, а лучшая подруга Ани, Люся, была на том пароме. И вот сейчас Люси нет в живых, а она, Аня, здесь…

Алеша мысленно представил, как разлетелся в щепки деревянный паром, как быстрая вода несла обессилевших людей, как водоворот неудержимо потянул их в темную глубину… С усилием отогнал он от себя это видение, встретился с глазами Ани, полными слез, и подумал: «Хорошо, что она не поехала на том пароме!..»

6

В сентябре, когда стояли сухие, солнечные, но уже холодные дни, бригада Антонова получила распоряжение влиться в колхоз имени Ворошилова, остаться на зимовку в Заволжье. Жить им предстояло в маленьком хуторе, в котором было пять пустующих деревянных домов и несколько глинобитных мазанок. Еще в хуторе был полуразрушенный скотный двор и не было ни одного забора.

Алешиной матери выделили половину дома с высоким крылечком, потемневшим от времени и непогоды. Четвертую часть большой комнаты занимала громадная русская печь с вмазанным в нее котлом. Стекол в окнах не хватало, в полу просвечивали щели, отчего по ногам гулял ветер. Осмотрев все это, мать вздохнула:

— У нас хоть котел цел, а у Тамары и котла нет, и печка вовсе развалилась!

Потом деловито повязала передник и приказала Алеше:

— Накопай глины, будем стены обмазывать! И поищи, чем бы окна заколотить.

Так они начали обживать новое место.

Через день Антонов, прихватив с собой Алешу в качестве ездового, поехал в правление колхоза. Всю дорогу бригадир рассеянно молчал: видно, беспокоился, как пройдет передача скота и имущества.

Центральная бригада, в которой располагалось правление колхоза, была видна с их хутора, хотя находилась она километрах в шести. Сидя с Антоновым в повозке, Алексей видел по обеим сторонам дороги безрадостную степь, бурую от пожухлой травы. Справа стеной вставали заросли полыни, которую здесь называли чернобыльником. Вдали виднелись скирды прошлогоднего хлеба, еще дальше — россыпь домов центральной бригады.

Когда повозка остановилась возле правления, Антонов спрыгнул на землю, отряхнулся и нарочито не спеша направился к крыльцу. Алеша разнуздал коней, дал им сена. Осмотрелся: центральная бригада отличалась от их хутора только тем, что домов здесь было в два раза больше да стоял под навесом трактор «универсал».

Не зная, чем заняться, Алеша поднялся на крыльцо, зашел в коридор, толкнул неплотно прикрытую дверь. В обширной комнате сидел за столом невзрачный мужчина в рубахе с горошками, он неумело передвигал заскорузлыми пальцами костяшки на счетах. За вторым столом возвышался бритоголовый широкоплечий мужчина в годах. Левый, пустой, рукав его пиджака был пришпилен к карману булавкой. Это и был председатель колхоза Лобов. Рядом с таким громадным мужчиной Антонов казался совсем низкорослым.

На скрип дверей все трое повернулись к Алеше, и ему захотелось податься назад, в коридор.

— Дал коням сена? — спросил бригадир.

Алеша молча кивнул.

Мужик со счетами снова принялся передвигать костяшки и листать бумаги. Время от времени он бубнил себе под нос:

— Что деится, что деится!..

Председатель, неласково глядя на Антонова, заговорил:

— Зря вы надеялись, что вас ждут дармовые хлеба! И сена у нас нет для вашего скота.

— Это теперь не наш скот, а ваш! — возразил Антонов и, как бы между прочим, поинтересовался: — Кому я могу передать бригаду?

— Что? — переспросил председатель.

Он был туговат на ухо и говорил излишне громко. Антонов повторил свой вопрос: