— Разумнее всего все-таки ехать, — сказал Лукас, — чтобы поскорее выбраться из этого проклятого не знаю чего.

И они ехали дальше. Но выехать за пределы этого не могли. Наоборот, все становилось только запутаннее. К примеру, они увидели громадный айсберг, плывущий по небу. Это было тем более удивительно, что любой айсберг растопился бы в такой жаре.

Вдруг перед ними появилась Эйфелева башня, которая вообще-то находится в городе Париже, а ни в коем случае не в пустыне Край Света. Слева возникло множество индейских вигвамов, посреди лагеря горел костер, а вокруг него кружились в ритуальном танце воины, украшенные перьями. Справа оказался город Пинг с его золотыми крышами. Потом все это исчезло так же загадочно, а вокруг простиралась лишь голая пустыня.

Лукас надеялся, что после полудня они найдут северное направление по положению заходящего солнца. Но, оказалось, об этом нечего и думать. Потому что даже солнце светило то слева, то справа, а то и разом с обеих сторон. Оно просто раздвоилось. Казалось, все в мире свихнулось.

Наконец, все вообще перепуталось. К примеру, возникла церковь, стоя вверх ногами на своем шпиле, над нею парило озеро, а на его волнах паслись коровы.

— Это самый большой кавардак, какой только может примерещиться! — сказал Лукас, уже почти веселясь.

Тут появилась большая ветряная мельница, которая стояла на спинах двух слонов.

— Все это было бы смешно, — сказал Лукас, — если бы не было так непонятно.

В это время на небе появилось огромное парусное судно, с которого низвергался водопад.

— Не знаю почему, — сказал Джим, покачав головой, — но мне все это не нравится… Скорей бы выбраться отсюда.

Перед ними возникло колесо обозрения, какие бывают в луна-парках, оно резво передвигалось по пустыне.

— Мне бы тоже этого хотелось, — заметил Лукас, почесав за ухом. — Ничего, когда-нибудь это все равно кончится. Я думаю, с полудня мы проехали миль сто. Да, зря мы не прихватили компас.

Некоторое время ехали молча, наблюдая за возникающими то и дело видениями. Только хотел Лукас указать Джиму, что солнце теперь светит сразу из трех мест, как мальчик издал радостный крик.

— Лукас! — воскликнул он. — Посмотри! Да ведь это же — это же Ласкания!

И правда! Они совершенно отчетливо увидели Ласканию посреди моря. Была тут и большая вершина, и маленькая, а между ними замок короля Альфонса Без-Четверти-Двенадцатого. Блестели рельсы железной дороги, и все пять тоннелей были тут как тут и даже дом господина Рукава. И маленькая станция, и дом госпожи Каак с магазином! А по морю отплывал от острова почтовый корабль.

— Скорей! — закричал Джим вне себя от радости. — Скорей, Лукас! Едем туда!

Но Эмма и сама уже взяла курс на Ласканию, видимо, тоже заметив родной остров. Тут они увидели, что король подошел к окну. А перед дворцом стояли господин Рукав и госпожа Каак с письмом в руке. Все трое казались очень печальными. Госпожа Каак то и дело вытирала глаза кончиком своего передника.

— Мы здесь! — закричал Джим, открыл окно кабины и высунулся наружу, невзирая на палящий зной. — Вы видите нас? Подождите, мы едем!

Он кричал и махал руками и чуть не вывалился из окна. Лукас едва успел поймать его за большую пуговицу на его штанах.

Но когда Эмму отделяло от острова не больше десяти метров, он вдруг исчез так же загадочно, как и все остальные видения. И снова вокруг простиралась лишь бесконечная пустыня.

Джим никак не хотел примириться с этим. Ведь только что здесь была Ласкания! Но ничего не поделаешь. Две большие слезинки катились по его черным щекам. У Лукаса тоже подозрительно заблестели глаза, и он завесился густым облаком дыма из своей трубки.

Дальше они ехали молча. И самое удивительное было у них впереди.

Вдруг они увидели другой паровоз, очень похожий на Эмму. Этот паровоз ехал параллельно с ними метрах в ста.

Лукас, не веря своим глазам, высунулся из окна, и машинист того, другого паровоза, тоже высунулся из окна. Лукас махнул рукой, и тот сделал то же самое.

— Кажется, я схожу с ума! — сказал Лукас. — Надо поглядеть на это поближе.

Они свернули к другому паровозу. Тот паровоз тоже свернул к ним, и они понеслись навстречу друг другу.

Наконец Лукас остановил Эмму. Другой паровоз тоже встал. Джим и Лукас вышли из кабины, и одновременно с ними вышли из своего паровоза другой машинист и другой черный мальчик.

— Да ведь это!.. — Лукас поскреб в затылке.

И они пошли навстречу друг другу, Лукас к другому Лукасу, а Джим к другому Джиму. Оба Лукаса и оба Джима протянули руки для приветствия, но тут подул легкий ветерок. Другой Лукас, другой Джим и другая Эмма стали прозрачными и исчезли… просто растаяли в воздухе.

Джим стоял, вытаращив глаза, не понимая, куда же девался другой Джим. Вдруг Лукас присвистнул и сказал:

— Кажется, я понял! Да, конечно, это оно самое!

— Что? — спросил Джим.

— Ты что-нибудь слышал о проделках Фата-Морганы и о ее волшебных зеркалах?

— Нет, — ответил Джим. — Какой такой фатер?

— Не фатер! — засмеялся Лукас. — Фата-Моргана! Идем назад к Эмме, и я объясню тебе. А то здесь жарко, как на сковородке.

Они снова поднялись в кабину, тронулись с места и, пока ехали, Лукас рассказывал Джиму про Фата-Моргану и ее волшебные зеркала.

Такие зеркальные комнаты бывают иногда в луна-парках. Войдешь туда, и все запутается, потому что никогда не знаешь, что реальность, а что лишь зеркальное отражение. Но в луна-парке это весело, потому что всегда кто-нибудь есть рядом, кто в случае чего выведет тебя оттуда. А в пустыне — это совсем другое дело!

Фата-Моргана состоит, конечно, не из обычных зеркал. Разве напасешься зеркал на громадную пустыню! Фата-Моргана — это так называемый мираж. Когда солнце раскаляет песок, воздух над ним сильно нагревается. И начинает от зноя дрожать, мерцать и отражает наподобие зеркала. Отражает не только то, что рядом, но и то, что очень далеко. И вдруг возникают видения, которые в действительности удалены отсюда на тысячи миль. Бывает, путешественники в пустыне вдруг видят перед собой автомат с газированной водой. Но если они, изнемогая от жажды, подбегут поближе, все бесследно исчезнет.

Конечно, от такого разочарования недолго и свихнуться.

— А под конец, — завершил Лукас свои объяснения, — под конец мы видели собственное зеркальное отражение. Когда же подул ветерок, воздух слегка остыл и перестал отражать.

Джим немного подумал, а потом с восхищением спросил:

— Лукас, а есть на свете что-нибудь, чего бы ты не знал?

— Есть, — ответил Лукас и засмеялся. — Очень много всякого есть на свете, чего я не знаю. Например, я не знаю, что это там впереди.

Они напряженно вгляделись.

— Кажется, какая-то колея в песке, — сказал Джим.

— Верно, — согласился Лукас. — Похоже на след от колес.

— Если только это опять не мираж, — озабоченно сказал Джим.

Они подъехали ближе, но на сей раз картина не исчезла. Это, действительно, был след от колес.

— Похоже, нас кто-то опередил, заметил Джим.

Лукас остановил Эмму, вышел и как следует рассмотрел следы.

— Проклятье! — сказал он и почесал в затылке. — Кто-то, действительно, проехал здесь до нас. И знаешь, кто?

— Кто?

— Мы сами. Это след Эммы. Мы сделали большой круг и вернулись на собственный след.

— О, боже мой! — в отчаянии воскликнул Джим. — Надо как-то выбираться из этой чертовой пустыни!

— Еще бы! — согласился Лукас. — Вопрос только — как?

Он огляделся по сторонам.

Справа от них по небу как раз проплывал пароход, из трубы его поднимались громадные мыльные пузыри.

Слева стоял старый маяк. На верхней площадке кит делал стойку на голове. Позади себя Лукас увидел большой универмаг, из окон и дверей его росли деревья. А впереди тянулся целый ряд телеграфных столбов. По проводам прогуливалось семейство бегемотов. Лукас глянул в небо. Солнце стояло в трех разных местах, и неизвестно было, какое из них настоящее, а какое лишь зеркальное отражение.