Пробовать не стал, полностью доверившись стряпухам. А вот бокальчик вина опрокинул для храбрости.

— Так, девочки, все замечательно. Берите подносы и становитесь в холле вдоль стен. Посты не покидать, гостям ничего не предлагать — пусть сами берут что захотят.

Пока все идет хорошо. По крайней мере, к мероприятию мы готовы. Странно только, что посетитель заявился столь рано. Край солнца еще не успел коснуться горных вершин.

Как и полагается радушному хозяину, я вышел на крыльцо и натянул на физиономию приветливую улыбку. Как вы думаете, кто прибыл на аукцион первым? Догадались?

Калас собственной персоной. В ослепительно белом костюме — тройке, широкополой шляпе и своим любимым хлыстом под мышкой. Рука все еще висела на ремне, лиловые синяки слегка припудрены.

Соседушка определенно задался целью меня позлить. В паланкин он "запряг" только женщин. Все они были в железных ошейниках и скованы общей цепью. Судя по ссадинам и характерным следам, Калас всю дорогу погонял рабынь. Сильно сомневаюсь, что они упирались подобно ослицам и отказывались идти.

Что же, своей цели садист добился. Но спровоцировать меня у него не вышло.

— Добрый день, Джен, — вежливо поздоровался гость и протянул руку. Пришлось ответить. — Я не рано?

— Немного. Я планировал начать после заката.

Калас поджал губы и оглядел плантацию. Все, что удалось спасти, уже убрали. А остатками кустов питалась Свинья по ночам. Хонто зарылась в землю по кончик ирокеза и спала, тихо похрюкивая. Как бы не пришлось ее оттуда силком тянуть. Ох и нелегкая это работа — из болота тащить бегемота. М — да…

— Хорошо, что ты до сих пор не пустил животину на студень.

Я пожал плечами.

— Глупо отрываться на скотине за собственную глупость. А что? Хотите купить хрюшку?

— Хрюшку? — Калас приподнял левую бровь.

— Ну да. Она же хрюкает.

— Интересное наблюдение. Мне всегда казалось, что хонто утробно трубят. Впрочем, какая разница. Покупать ее я не собираюсь. Она вам пригодиться больше.

— Да? И зачем?

— Для переезда, — старик лукаво улыбнулся.

Я насторожился. Видя мое замешательство, сосед продолжил, с каждым словом все сильнее раздуваясь от злорадства. Калас умело манипулировал голосом, но вот блеск в заплывших свинячьих глазках говорил о многом.

— Поймите, аукцион не спасет вас, а лишь отстрочит банкротство. Два — три месяца, и с молотка придется пустить уже всю плантацию. И уверяю вас — вы не получите и трети ее реальной стоимости. Поэтому я предлагаю вам… десять тысяч золотых за все. Этих денег вполне хватит на переезд в Герадию, где полным — полно ваших единомышленников.

— Объяснитесь, — хмуро произнес я, чувствуя в животе неприятное кручение. Будто жирный холодный удав пытался устроиться поудобнее в моих кишках.

Калас вздохнул и покачал головой.

— Джен, когда‑то мы тесно дружили. Регулярно играли в "крепкого эльфа". Отпускали рабов, а потом охотились на них. Устраивали оргии и истязания… Но недавно тебя словно подменили. Вместе с мозговой хворью пришли навязчивые идеи о том, что так обращаться с невольниками — плохо. Я не знаю, почему ты решил отречься от былого. Возможно, приближение смерти заставляет думать о душе. Возможно, под напором обстоятельств ты сломался и решил раскаяться. Не знаю и не хочу придумывать. Но…

— Но что?

— Никто из местных тайров и дардов не разделяет твоих убеждений. После вызова меня на дуэль ты стал… почти что неприкасаемым среди городской знати. Ты стрелялся с лучшим другом из‑за того, что он ударил рабыню. А ударить раба — это все равно что повредить вещь. Например, опрокинуть стул или разбить тарелку. Джен, ты мог убить соседа за то, что он разбил твою тарелку.

Калас выдержал многозначительную паузу. Не найдя отклика с моей стороны, продолжил:

— Никто не придет на аукцион, Джен. Но я, как бывший друг и ближайший сосед, хочу выкупить плантацию. До границы два дня пути верхом, а хонто очень быстры, ты знаешь. В Герадии вовсю идут разговоры об отмене рабства. Пара лет — и император пойдет на поводу у толпы. Быть может даже раньше. А здесь… Здесь тебя не ждет ничего хорошего.

— Уходи, Калас…

— Пятнадцать тысяч.

— Пошел вон, — выдохнул я. Кричать и угрожать не было никакого настроения.

Старик усмехнулся и взгромоздился в кресло паланкина.

— Большая ошибка, Авелин. Скоро плантация уйдет в счет погашения долгов, а ты получишь шиш. Подумай над моим предложением, пока есть время!

Я сплюнул и вернулся в кабинет.

Прошел час, второй, но никто так и не появился. Быть может газета отказалась печатать письмо? Я прогулялся в лазарет и попытал Тарсиэля на этот счет. Доктор заверил меня, что главный редактор очень обрадовался посланию и пообещал непременно напечатать его на первой полосе.

— Как‑то легко он согласился, — хмыкнул я.

Эльф поправил очки и кашлянул в кулак.

— Господин редактор добавил, что после новости о вашей дуэли спрос на "Светскую хронику" вырос вдвое. Городок небольшой и события подобного, кхм, уровня происходят редко. Поэтому редактор заверил, что опубликует любую строчку, лишь бы в ней мелькала ваша фамилия.

— Да уж. Черный пиар — тоже пиар.

Тарсиэль не стал уточнять, что такое пиар. Или сам догадался, или уже привык к незнакомым словцам из моих уст.

Попрощавшись, я направился к выходу. По дороге велел девочкам не стоять как статуям, а оставить подносы на столах. Взял себе горсть сдобных кубиков, бокал вина и вышел на плантацию. Несколько шагов по скрипящему помосту и радостный всхрюк.

Я присел и закинул ноги Свинье на спину. Она ничуть не протестовала против столь фамильярного обращения. Унюхав еду, хонто зашевелила хоботом и открыла пасть. Я метнул в нее печенье, а сам отпил из бокала.

— Кажется, моя задумка провалилась, Свинья.

— Хрю.

— Не стоило забывать, что любые действия имеют последствия. Особенно в чужом, незнакомом мире.

— Хрю.

Я кинул еще одну печеньку. Скотина вмиг схарчила ее и высунула язык.

— Теперь нам всем конец. Придется бежать в какую‑то Герадию, сдохнуть там и никогда не вернуться домой.

— Хрю — хрю.

В голосе Свиньи не слышалось ни капли сожаления. А ведь это все из‑за нее!

Ох, блин, я пытаюсь что‑то расслышать в свинском хрюканье. И обвинять тупое животное в собственных косяках.

Затылок стрельнуло острой болью. Я скривился и обхватил голову рукой. К счастью, боль быстро прошла. Интересно, что начнется через месяц или два?

— Джен?

Я обернулся. Рядом стояла Триэль. Девушка сцепила пальцы на животе и с испугом смотрела на меня. И как она умудрилась незаметно приблизиться по старым, скрипучим доскам? Ох уж эти эльфы.

— Вам плохо?

— Если ты имеешь в виду болезнь — то уже хорошо. Если все остальное — то да, плохо.

— Меня послали рабы, чтобы передать вам — не стоит отчаиваться. Вызвались пять десятков добровольцев, готовых уйти на невольничий рынок. Вырученных денег хватит продержаться до следующего урожая. Если же не хватит… Среди нас достаточно умелых ремесленников. Будем шить одежду, починять дома, подметать улицы… Что‑нибудь придумаем. Главное, чтобы вы были с нами. А не какой‑нибудь Калас.

Я невесело усмехнулся и отпил вина.

— А если моя доброта — лишь помешательство? Сегодня есть — а завтра пройдет?

Триэль улыбнулась. Так улыбаются несмышленому ребенку, сморозившему очередную глупость.

— Мы верим, что Владыка Леса услышал наши молитвы. И ниспослал Тахина.

Я попытался связать услышанное с запиской, найденной на пузе четыре дня назад. Если ее оставил оный Владыка, то и подписаться должен был В. Л., а не Г. П. Ну или хотя бы Г. П.Л. — Главный по Лесу. Впрочем, лучше не забивать голову вопросами, на которые невозможно найти ответы. А то еще сильнее заболит.

— Верь не верь, но я обычный человек. Просто в моем мире рабство — пережиток прошлого. Но почему‑то именно меня послали разруливать здешние проблемы.