— У меня есть сердце, — сказала она. — Можешь не беспокоиться. Просто до него трудно добраться, а ты к тому же слишком спешишь, и меня это пугает.

В первый момент ты ей улыбнулся, а потом поцеловал в щеку, и она не отвернулась, напротив, подалась вперед, чтобы получить бис. Нет, положительно, вы не были похожи на брата и сестру. Вы были похожи на влюбленных, решивших отметить первую годовщину помолвки. Вы казались счастливой парочкой, у которой масса проектов на будущее. На самом деле вы оба и были парочкой, хотя и не такого рода, как тебе хотелось бы. И несмотря на создаваемое впечатление, вы вовсе не были счастливы. Дома вы сбрасывали маски. Иногда вечерами, оставаясь одни, вы рассказывали друг другу о той боли, что испытали в жизни. Сельваджа говорила тебе о своем одиночестве, о проблемах в отношениях с матерью, об увядших любовных историях и историях не любовных, о парнях, которых имела вовсе не желая того, в объятия которых бросалась, не уважая себя.

Ты тоже рассказывал ей о своем одиночестве, о проблемах подростка, растущего без матери. Что до остального, ты больше говорил о твоих страхах перед будущим, а не о теперешних невероятных мечтаниях, спрятанных в дальнем уголке души. Вы становились сильнее, узнавая друг друга, каждый идентифицируя себя с сидевшим рядом двойняшкой. Под конец, пытаясь переварить и переосмыслить все разговоры и, увы, грустные выводы, к которым вы обычно приходили, обессилевшие, вы засыпали. А потом приходилось расставаться. Это было болезненно. Вы сознавали, что постепенно становились хранилищем тайн друг друга, и это сближало вас еще больше! Вы бы предпочли продолжать в том же духе, лелея надежду однажды докопаться до истины.

Иногда вы делали вид, что ничего не происходит, и не говорили о грустном, не вытаскивали его на свет божий из пыльных погребов вашего сознания. Однако вы знали, что оно есть, верно? И что вас, вероятно, это отметило навечно, превратив одного в зеркальное отображение другой.

Однажды, уже после полуночи, вы шли по дороге к дому отца. Вы снова хотели провести ночь в палатке, родителей не было в тот вечер дома. Впрочем, с некоторых пор они почти перестали для вас существовать.

Вы пришли к мосту Скалиджеро, пустынному в такой час, и на середине моста Сельваджа остановилась, будто парящая между правым и левым берегом Адидже. Она перегнулась через парапет и стала смотреть вниз в темные воды реки, и ты последовал ее примеру. Вы любовались ночью, звездами, их отражением в воде. Она оперлась на камень и снова посмотрела в темную глубину реки, сосредоточившись, как тебе показалось, на каком-то важном решении.

— Тебя что-то беспокоит? — спросил ты, немного растерявшись.

Она отрицательно покачала головой, но мысли ее были далеко, это было слишком очевидно.

— Ничего, — сказала она немного грустно. — Просто задумалась.

— О чем?

Она пожала плечами.

— Если не хочешь говорить, неважно.

— О тебе, — выдохнула она.

— Неужели я вызываю такую меланхолию? — пошутил ты, чтобы разрядить обстановку.

Но ты слишком хорошо ее знал, чтобы понять: она действительно испытывает какое-то затруднение. Ты привык к ее решительной натуре и небрежному ко всему отношению, ну, разве что иногда она вдруг становилась хрупкой, но не теперь. Ты никогда еще не видел ее такой сосредоточенной или подавленной, может быть, как сейчас. Она полностью ушла в себя, и, если только ты не ошибался, какие-то смутные сомнения терзали ее. Обычно даже самые критические ситуации она превращала в обыденность и преодолевала их шутя, зачастую играя с огнем, например когда усмиряла с невероятной легкостью твою вспыльчивость.

— Ну, что же ты? Ответь. Это я навеваю на тебя тоску-печаль?

— Напротив, — ответила она. — Я анализировала тот простой факт, что я люблю тебя. Люблю как никого другого. И потом думала, насколько отличается то, что я испытываю к тебе, от других чувств.

— Хочешь знать, что я думаю? — спросил ты, опершись спиной о парапет и скрестив руки на груди.

О боже! Вы так долго смотрели друг другу в глаза!

— Да, — наконец сказала Сельваджа. — Хочу.

Ты знаешь, что случилось потом. Вы поцеловались.

Сначала вы колебались, поцелуй получился невинный, лишь легкое прикосновение губ, один из тех, что больше походит на штамп, ставший уже привычным.

Но потом она с силой прижалась к тебе, и ваши тела слились, ваши губы искали друг друга, желая причаститься к чему-то куда более конкретному, чем приобщение к духовному.

Ты даже попытался отстраниться немного.

Но она задержала тебя, взяв твое лицо в свои руки. Она не хотела, чтобы это кончалось, пока вы дышали в унисон и ваши сердца бешено колотились.

Тогда ты набрался мужества и попытался проникнуть ей в рот: это было невероятно, и все же, более чем какое-то другое чувство, ты испытывал удивление от той абсолютной гармонии, которая волной нахлынула на тебя.

Если бы ты раньше знал, что ваш первый поцелуй будет таким завораживающим, то наверняка не стал бы ждать так долго! Она уступила тебе, сняв оборону, если вообще таковая была когда-то, и позволила тебе сделать то, что ты хотел. Ее теплое дыхание обволакивало тебя, и ее нежные губы, ее розовое нёбо принимали тебя, как миниатюрный девственный мир. Сельваджа вздохнула от удовольствия, прижавшись к тебе, и ты ни за что на свете, никому и ничему не позволил бы отобрать у тебя это счастье. Конечно, ты достаточно хорошо понимал, что после этого благословенного мгновения наступило бы другое, стыд и отвращение к самому себе, и оно длилось бы куда дольше. Но в тот момент тебя это не волновало, тебя переполняли тысячи оттенков удовольствия, которые Сельваджа вызывала в твоей душе каждую новую секунду.

Твой язык между ее губами был как рыльце среди лепестков, открывшихся солнцу; и ее полузакрытые глаза, удивительный аромат ее волос, которые ты держал в своих руках, ее щеки, казавшиеся молочными под мягким светом звезд, ее язык, исследовавший твое нёбо, дрожащий и проворный, набравшийся опыта у других поцелуев, — все это приводило тебя в трепет. Ты чувствовал ее тело, готовое ответить любому твоему движению, ты слышал ее едва заметное постанывание, когда она, будто просыпаясь, отвечала на твои импульсы, послушная и чуткая к каждому твоему замедлению перед новой атакой. Разве это не походило на дуэль, ваше противостояние друг другу в предвкушении победы? Она хотела познать тебя, ты намеревался изучить ее, никто из вас двоих не желал сдаваться, хотя перспектива быть похищенным и увезенным прочь пленником представлялась такой сладкой, что даже поражение становилось человечнее, понятнее и ближе любой победы.

Некоторое время ваша тайная битва не допускала уступок, до тех пор пока в самый ее разгар не наступило неожиданное и временное перемирие, в конце которого она раскрылась еще больше.

Ты был потрясен, ты же знаешь. Мыслящая твоя сущность должна была быть уже где-то на Луне. Только тело твое знало, что делать. Все твое существо находило приют в ее губах, а рука твоя сжимала ее кисть, и ты чувствовал ее пульс, чувствовал, как кровь кипела внутри нее.

Сельваджа снова принялась исследовать тебя, не ограничиваясь только твоими губами, и мгновение спустя поймала твой язык, стиснув его прозрачными от слюны губами, задержав во рту, как в теплой, удивительной, головокружительной темнице.

Ты чуть не умер от восторга, но все же, как ни приятны были эти ласки, первым пришел в себя и оторвался от ее губ, крепко сжав ее кисти. Она сдалась, и ты отпустил ее руки. Дыхание ваше восстановилось, и вы медленно отодвинулись друг от друга.

Ты снова погладил ее лоб, лицо и закрыл глаза, чувствуя каждое биение ее сердца и ощущая вкус ее розовых губ на своих губах.

Вам было жарко, хотя от реки тянуло холодком. Вы вздохнули одновременно, будто хотели убедить друг друга, что все закончилось и больше не повторится.

Ты окончательно оторвался от нее, преодолевая сопротивление собственного тела, и тебя охватило глубокое чувство тоски, как если бы ты отказался от чего-то, что по воле заклинания средневекового алхимика стало частью тебя самого. Ты решительно посмотрел ей в глаза и прошептал: