Глава I

Когда Абдаллах в своих сафьяновых туфлях прибыл в Массауа, что случилось только к вечеру следующего дня, ласковый господин Бабелон, укрываясь от солнца своим зеленым зонтиком, повел его в самую оживленную кофейню. Он усадил сына Саида за столик и улыбаясь стал оглядываться по сторонам. Многие из его знакомых подходили к столику с приветствиями. Некоторые из них знали Абдаллаха, потому что люди «жемчужного мира» часто навещали Дахлак, но большинству он был совсем незнаком, так как лишь немногие купцы удостаивались чести переступить порог дома Саида. И господин Бабелон поспешил представить его:

— Склонитесь перед Абдаллахом, о люди, сыном Али Саида и будущим Господином Жемчугом. Он прибыл в Массауа отдохнуть и развлечься. Постараемся помочь ему.

И знакомые старались. В этот же день был устроен большой праздник, куда были приглашены и танцовщицы, и мелодии арабских песен звучали всю ночь.

Когда Абдаллах пришел в себя, он был в доме господина Бабелона, день клонился к вечеру, а сам гостеприимный хозяин сидел у его постели. И Абдаллах засмеялся, потому что он вспомнил удивительные события минувшей ночи и танец пьяного господина Бабелона со своим неизменным зонтиком. Зонтик был сложен, и господин Бабелон, опоясанный скатертью, вращал его, одновременно выделывая сложные па. За это был награжден аплодисментами тех, которые бывали в Каире и знали широко распространенные там на пирушках танцы с бритвами. Но Абдаллах никогда не был в Каире, и поэтому танец господина Бабелона восхитил его не меньше, чем каирские танцы европейца, впервые попавшего в Египет. Теперь он вспомнил это и засмеялся.

— Плохо танцуешь, старик с зонтиком, — сказал он сейчас язвительно. — Идиот.

— Я действительно всего лишь старик с зонтиком, — согласился господин Бабелон с приветливой улыбкой. — И я действительно идиот, потому что принес тебе много денег и ничего не хочу вместо них, кроме твоей подписи. — С этими словами он подал Абдаллаху деньги, лист бумаги и вечное перо. Абдаллах, не считая, сунул деньги под подушку, не читая, подписал бумагу, которую дал ему господин Бабелон, и долго разглядывал вечное перо.

— Нравится тебе? — спросил приветливо господин Бабелон. — Оно твое. Теперь оно тебе часто будет нужным.

Потом он бережно сложил расписку и удалился, весьма довольный собой, потому что в сумму, которая значилась в ней, входила и отданная наличность, и издержки минувшей ночи и даже это вечное перо. Господин Бабелон был очень предусмотрительным человеком.

Так вошел в местное «общество» Абдаллах бен Али, и вскоре он уже доказал, что недаром его отец — Господин Жемчуг. Песни на улице, где жили танцовщицы, звучали каждую ночь вплоть до первых петухов, и веселье ее прекращалось. Но танцев с зонтиком уже не было, потому что господин Бабелон там больше не появлялся. Он хорошо понимал, что вовсе не обязательно ходить за Абдаллахом, как тень, потому что тот и так придет к нему с вечным пером, зажатым в руке. И в этом он не ошибался; господин Бабелон был очень опытный человек.

И вот, когда Абдаллах уже больше месяца провел в Массауа и уже написал господину Бабелону целую груду расписок, у причалов гавани встал «Эль-Сейф», а в дверях кофейни — господин Попастратос.

Он вошел внутрь энергичной походкой, уселся, подозвал официанта, громко поздоровался со своими приятелями и долго о чем-то разговаривал с некоторыми из них. Вечером этого же дня он нанес визит господину Бабелону и заявил тому, что он, господин Бабелон, самый крупный мошенник на Красном море. Господин Бабелон смеялся до слез, словно это была остроумная шутка. Попастратос был очень обескуражен этим результатом — и вечером он пошел к танцовщицам.

Музыка этой ночью не умолкала. Господин Попастратос исполнил турецкий танец с ножами, и его успех далеко превзошел славу господина Бабелона. Но душе общества, Абдаллаху бен Али, не понравилось лицо господина Попастратоса, и он заявил, что оно напоминает ему зад ослицы Башира.

И господину Попастратосу ничего не оставалось делать, как только уйти домой; всю ночь он грыз себе ногти, что служило у него признаком сильных душевных потрясений.

Когда утром к нему зашел нахуда «Эль-Сейфа», он с проклятьями вытолкал его на улицу. Однако через пару часов он сам пригласил к себе нахуду, потрепал его по плечу, дал ему горсть турецких сигарет и приказал подготовить корабль к отплытию.

Но раньше чем «Эль-Сейф» поднял якорь, небо покрылось черными тучами — обычное явление в Красном море — и в море начался шторм. Господину Попастратосу не помогли ни проклятья, ни размахивания руками. Он был вынужден переждать эту бурю и смог отплыть только через два дня. Местом назначения был порт Ходейда в Йемене.