Глава IV
Сосуд был пуст. Его наполняла лишь прозрачная дождевая вода. Несколько мгновений Азиз стоял неподвижно, словно не в состоянии осмыслить свершившееся, словно надеясь, что жемчужины вот-вот. найдутся, что они вновь появятся в сосуде.
— Черт побери! — выругался господин Попастратос.
И только после этих слов Азиз поверил своим глазам.
Он бережно, словно от этого что-то зависело, поставил сосуд в сундук и пошел к выходу.
Но у двери он остановился.
— Башир! — крикнул он снова. Голос его звенел. — Башир!
Вокруг стояла молчаливая толпа черных слуг.
— Где Башир? — спросил Азиз, обращаясь к ним.
И слуги склонились ниц, и один из них проговорил:
— Он приказал никому не говорить, где он, но ты наш господин…
— Где Башир? — яростно прохрипел Азиз.
— Он уплыл сегодня в полдень на корабле Саида.
— Куда?!
— Этого он не сказал. Но корабль направился к югу… Азиз ничего не отвечал. Он повернулся и выбежал за ворота. О своем муле он забыл.
Господин Бабелон и господин Попастратос шли за ним. Им ничего не оставалось, как направиться к гавани.
— Если он не найдет себе корабль, он попросит один из наших, — задумчиво произнес господин Бабелон. — Согласимся ли мы?
Попастратос молчал. Он в ожесточении грыз ногти.
— Башир безумец! Как Азиз сможет найти его, если тот уплыл неизвестно куда, — промолвил он в конце концов.
Господин Бабелон кивнул. Он держал зонтик в руке и вращал его. Зонтик напоминал пропеллер первого самолета, который недавно опустился в Массауа.
— Лучше иметь дело с безумцем, чем с этой выжившей из ума обезьяной, — сказал он.
— Значит, вы считаете, что не стоит давать корабль? Но на вопрос Попастратоса можно было не отвечать; берег открылся их взору, и они увидели фигурку Азиза, спешащую к небольшой парусной лодке, качающейся на волнах рядом с «Эль-Сейфом». Это был «Эль-Рих» — «Ветер». Али Саид часто пользовался им для поездок в Массауа. Пяти матросов достаточно для нее, и она была очень подвижной.
— Гм, — произнес господин Бабелон. — Значит, он сможет обойтись без нас. К сожалению, мы не сможем обойтись без него…
Они остановились, глядя, как Азиз кричит на матросов.
— Черт бы его побрал! — выругался Попастратос.
— Успокойтесь! — обратился к нему господин Бабелон. Он уселся на большой камень. Солнце склонялось в море, и его диск, похожий на большой апельсин, отражался в голубых стеклах. Казалось, что у господина Бабелона огромные огненные глаза.
— Садитесь! — пригласил он своего соперника. — То, что должно случиться, то случится — такова воля аллаха. Господин Попастратос уселся.
Солнце село, но в полумраке можно было еще видеть, как мчался по волнам «Эль-Рих» — «Ветер». Потом опустилась темнота, но тут же на небе показался серебряный серп месяца, и паруса «Эль-Риха» дрожали в лунном свете, как платочек, которым машут прощаясь. «Эль-Рих» мчался на юг.
Оживленно о чем-то беседуя, Бабелон и Попастратос подошли к пристани.
Господин Бабелон, не поднимаясь на палубу «Ямиле», приказал своему нахуде ждать здесь до утра, а утром плыть в Массауа. Сам же он поднялся на палубу «Эль- Сейфа» — «Меча».
«Эль-Сейф» вышел из гавани и направился к югу в погоне за «Ветром», паруса которого все еще белели вдали. У руля встал Саффар — Эль-Сейф.
— Ты можешь пока отдохнуть! — обратился к нахуде господин Попастратос; он стоял на корме рядом с господином Бабелоном, который вглядывался в туманную даль моря. — В полночь ты будешь нужен.
Нахуда кивнул. Он понял хозяина: сейчас плаванье безопасно, а в полночь месяц зайдет, и корабль будет вблизи Ханфилы, на мелководье. Он показал Эль-Сейфу звезду, по которой надо ориентироваться, и спустился вниз. Остальные матросы тоже улеглись у себя в кубрике, и Саффар один остался у руля.
Ночь была величественная. Ветер дул порывами, поднимая множество мелких волн, которые называются «дикими»; это не те волны, которые катятся прямыми длинными рядами, нет, они поднимаются то тут, то там, вздымая тучи брызг. Нрав у них буйный, и поэтому у рулевого должны быть крепкие руки и зоркие глаза.
Эль-Сейф знал это. Чувства его были обострены, и ему не приходилось делать усилий, чтобы заставить себя быть внимательным: его мысли текли ровно и размеренно, а не неслись, как у человека, который много думал, видел и пережил. Он смотрел на путеводную звезду и на нос корабля, который ритмически поднимался и опускался, словно отсчитывая время. Он слышал за своей спиной шепот этих чужеземцев, но он не обращал на него никакого внимания: они говорили на непонятном языке.
Он сросся с кораблем и от этого чувствовал себя счастливым: его душа и тело жили напряженной жизнью, а не дремали, как это было раньше. Вглядываясь в залитое лунным светом море, он увидел невдалеке паруса «Ветра». Они были все ближе и ближе.
— За ним! — шепнул ему сзади господин Попастратос. — За ним, чего бы это ни стоило!
Эль-Сейф засмеялся. У него было пылкое сердце, и быстрый полет судна по волнам опьянял его и радовал больше, чем простое сознание того, что «его» судно лучше другого, что у него нет соперников в этом море.
Он еще крепче сжал штурвал, но так, чтобы «чувствовать» волну. Покачиваясь под ударами волн, «Эль-Сейф», ведомый искусной рукой, несся вперед. И вел его Эль-Сейф, матрос Эль-Сейф и бывший искатель жемчуга Эль-Сейф, который сейчас стоял у руля.
«Эль-Рих» оказался плохим соперником — вскоре оба судна плыли рядом. Их разделяла лишь узкая полоска воды.
— Возьми поближе к ним, мне надо сказать им что-то, — обратился к Саффару господин Попастратос, держа в руке рупор.
Саффар — Эль-Сейф взялся за штурвал. «Эль-Сейф» скользнул туда, где сквозь полотнище паруса просвечивала яркая звезда. Суда медленно сближались, но Саффар был спокоен: судно слушалось руля, а он всегда успеет повернуть. Стоп! Он закрутил штурвал в другую сторону.
И тогда случилось непонятное.
— С ума сошел! — закричал господин Попастратос и страшным ударом свалил его с ног.
А господин Бабелон схватился за руль и стал поворачивать его к «Эль-Риху»; он смотрел вперед, туда, где сквозь парусину мерцала звезда. Все это заняло несколько секунд. Потом донесся крик ужаса с палубы «Ветра», и не успел он смолкнуть, как могучий толчок потряс «Эль-Сейф» и одновременно что-то хрустнуло. Пальцы Бабелона, изо всей силы сжимавшие руль, были синими.
Все было кончено, только за кормой темнели какие-то неясные фигуры. Да еще ветер донес несколько невнятных слов. Все было кончено. «Меч» рассек «Ветер».
Господин Бабелон, с довольной улыбкой вытер вспотевший лоб. И Эль-Сейф видел эту улыбку, как видел и все остальное.
Да, он видел все, потому что, хотя удар господина Попастратоса и свалил его с ног, глаза его оставались открытыми. Он видел движение, которое сделал господин Бабелон, вставая у руля, видел блеск спиц штурвала, видел спокойное выражение на лице господина Бабелона, то спокойное выражение, которое так поразило его, Саффара. Казалось, с лица господина Бабелона спала маска — исчезло выражение участливости и добродушия и обнажился хищный оскал зверя, готового прыгнуть и растерзать…
Да, недаром на носу «Эль-Сейфа» был укреплен меч, тот меч, который разрубил «Ветер».
На палубе появились темные фигуры матросов.
Эль-Сейф поднялся на ноги. На лице его было написано удивление.
— Болван! — набросился господин Попастратос на Эль-Сейфа — Бездельник, ты потопил судно Азиза! Ты пьян?! Сошел с ума?! Свяжите его!
— Так и должно было быть, раз у руля стоял негр, — произнес поучительно господин Бабелон. — Теперь неприятностей не оберешься… Шесть человек утонуло, — обратился он к подбежавшему нахуде. — Неправда! — воскликнул Саффар. — Он сам это сделал…
— Замолчи, негодяй! — вскипел господин Попастратос и ударил Эль-Сейфа по лицу. — Свяжите его, говорю вам! Свяжите его!
— Да, да, я свидетель! — подтвердил господин Бабелон. — Негр виноват, и негр должен быть наказан.
Эль-Сейф поднял голову. Он знал, что ничто не заставит судью усомниться в правдивости двух богатых европейцев. Он посмотрел на господина Бабелона. Было темно, и он видел лишь светлое пятно вместо лица.
Было темно, и господин Бабелон не видел его глаз. Но он уловил движение, которым Эль-Сейф вскинул голову, и испугался. Голова негра всегда должна быть опущена, так велит аллах… И у господина Бабелона были все основания испугаться.