Громкая связь, включившись, заставила подпрыгнуть на сиденье… Сглазила! Подумала о ловле на шило… Что скажет консул? Консул включил громкую связь:
– Азиний, это ты буянишь? Сегодня никаких соревнований. Если тебе нечем заняться…
– Понял, мой консул!.. А завтра?
– Посмотрим…
Выключил громкую связь, отключил системы, выпрыгнул из флаера и достал оттуда меня. И опять повёл за ручку.
– Тебя хорошо учили, Воробышек. Возвращаемся. Остальное – завтра.
– Можно мне будет позаниматься на полосе препятствий, благородный Флавий?
– Тебе открыт допуск на перемещения внутри базы, Воробышек. Покинуть базу даже для тренировки ты можешь только со мной. Или с легатом Вителлием.
Вот уж чего не надо, так это общества благородного Вителлия! Но об этом я благоразумно молчу, телепаясь за консулом. Вроде бы медленно идёт, а я не успеваю. Или это я замедляю шаги?.. Мы возвращаемся… В его каюту… Я его конкубина… В горле пересохло и опять нелады с дыханием… Я сегодня утром проснулась в объятиях Зигги. Бегала с ним по лабиринту, а когда взошло солнце, его лучи меня «расплавили». И я оказалась на портальной станции Нового Вавилона. А теперь, спустя несколько часов, я должна исполнять обязанности конкубины консула Флавия… Меня начинает бить дрожь. Старательно загоняю её внутрь. Говорю себе, что если бы не консул, меня бы уже просто не было. И консул – отец моего второго сына… И он всегда был добр со мной… Не помогает! Начинаю дыхательные упражнения. Вдох, выдох. Стараюсь выбросить все мысли из головы и успокоиться. За всеми этими переживаниями совершенно не заметила, как мы дошли до каюты консула. Вошли внутрь, дверь закрылась.
– Воробышек… Ты хотя бы слово слышала из того, что я говорил по дороге?
Жалко моргаю в ответ, потому что я не только не слышала, я и не видела ничего и никого…
– Да простит мне благородный Флавий мою невнимательность.
– Простил.
Взял меня за плечи, начал склоняться ко мне… Я, испуганно отпрянув, прошептала:
– Нет-нет…
Консул мягко улыбнулся мне:
– Не бойся… Тяжёлый день для тебя. Я не буду настаивать… Я понимаю…
Смотрю на консула, ругаю себя: у него «прекрасный год», а я… Всё равно через три года попаду в действующие списки… И кого мне там подберут, неизвестно… Потом всё-таки обратила внимание на последнюю фразу:
– Понимаешь?
– На твоём теле очень характерные синяки, Воробышек…
Начинаю краснеть… Вся… Целиком… У Зигги пальцы железные, я уже и не обращаю внимания на синяки… Консул грустно улыбается:
– Ложись спать, Воробышек. Я ещё поработаю. Не жди меня…
Ушёл в кабинет. А я отправилась в душ, продолжая себя ругать… Но когда я рассмотрела казённую пижаму, в которой предлагалось спать… Настроение моё улучшилось. Надо было её под комбез надеть. Тогда бы консул сбежал в кабинет сразу, едва я разделась. И мне не пришлось бы испытывать чувство вины. Интересно: хоть кто-нибудь из женщин использует этот шедевр военного дизайнера по прямому назначению? Наверное, цвет и фасон придуманы в целях устрашения противника. На случай внезапной ночной атаки. И враг бежит, бежит, бежит!
Отправилась в гардеробную делать себе ночное одеяние. Пижамы я сроду не носила. Сделала себе двенадцать батистовых ночных рубашек. Стандартного фасона: вырез до пупа, кружавчики, длина до щиколоток. Задумалась: зачем столько? Потом вспомнила, что я приняла решение не огорчать консула. К рубашкам сделала ещё пару атласных халатов фасона «кимоно». С драконами и змеями. Драконы получились не очень реалистичными – я их ни разу не видела, зато змеи… Вспомнила экскурсию в лабиринт барона Алека и сатх… Вот и изобразила сатх на халате. Жуть как красиво получилось! Надела одну из рубашек и легла спать, бросив халат на вешалку возле кровати…
Зигги пришёл уже под утро. Осторожно лёг, стараясь меня не разбудить. Обняла его, и была тут же подхвачена сильными руками. А где-то глубоко в мозгу звенел и звенел тревожный сигнал. Хотела спросить, мне закрыли рот поцелуем. А позже стало не до вопросов. Да я и вспомнила, проснувшись, что Зигги остался в своём мире, а я делю ложе с консулом Флавием. Вспомнила также, что именно это я и собиралась сделать. Не портить благородному Флавию его «прекрасный год»… Он это заслужил. Поплáчу я, оставшись одна… А рядом с консулом его конкубина будет улыбаться.
Хищно оскалившись, перебросила боевой нож в правую руку. Метательный тихо скользнул из рукава в левую. Бросок вперёд и вбок. Скрежет отбитого клинком лезвия… И звон, отмечающий поражение жизненно важных органов. Если не можешь победить честно – просто победи…
– Кариссима, ты меня поражаешь! Кто тебя учил?
– Легат Вителлий с моим учителем незнаком. Он из другого мира. (Не буду плакать… Зигги придёт за мной. Он обещал!)
– Напишешь отчёт о своём пребывании там.
Мои пальцы вновь ощутили холод стали, а легат-прим, останавливая моё негодование, вскинул руку:
– Личные аспекты меня не интересуют. А вот мир, в котором ты была, – очень даже. Ты не забыла, что проходила испытание, кариссима?
Вот гадство! Я же действительно должна написать отчёт. И что писать? А почему легат-прим этим интересуется?..
– Ты – конкубина консула, кариссима. Твоё личное дело передано в его канцелярию. Все сведения о тебе убраны из архивов. Из всех архивов. Тебя нет. Поняла, кариссима?
– Нет. Это обычная практика? В отношении конкубин?
Молчание. Вежливая холодная улыбка. Захотелось нарисовать ножом ещё одну, под подбородком легата. Вспомнила, что около сорока лет назад, во время кровавой вакханалии «Освободительного движения» Луций Вителлий Север был консулом. Это потом уже, после предотвращения переворота. спасения городов, жители которых оказались заложниками, он получил негласное прозвище Луций Кровавый. А на трёх планетах его зовут Освободитель. В благодарность за блистательную операцию его разжаловали в рядовые легионеры. И отдали было под трибунал. Но армия пригрозила, что устроит такие беспорядки, что сенату этот, предотвращённый им переворот, покажется детским утренником. Поэтому ограничились разжалованием. Даже имущественные интересы не затронули. Побоялись создать прецедент… А вот жена от него ушла. Благородная Цецилия не пожелала жить с «кровавым чудовищем». Дура! Впрочем, о мёртвых дурно не говорят. Может быть, она просто не захотела стареть рядом с молодым мужем. Тоже версия, имеющая право на жизнь.
– Когда я должна представить благородному Вителлию отчёт?
– Три недели, кариссима. Отчёт должен быть подробный.
– Благородный Вителлий позволит задать вопрос?
– Позволю.
– Если меня нет в списках, то меня не включат в действующий реестр?
– О чём речь?
– Об очереди на рождение детей. Через три года меня должны включить в списки матерей.
– И? Что тебя не устраивает? Такая сложная, изматывающая работа?
Смотрю на легата и думаю: зачем я заговорила об этом? Вот уж, действительно, нашла у кого спрашивать! А слёзы от обиды уже щиплют глаза.
– Сложности морального порядка…
Легат широко раскрыл глаза:
– Мора-а-а-льного… Ну на-а-до же!
Потом, вероятно, ему надоело разговаривать со мной, и благородный Вителлий отрезал:
– Твой долг рожать здоровых детей, чистокровная. За это ты получаешь полное государственное обеспечение. И не говори мне о морали, у тебя её нет. Вас так воспитывают. «Дорогая мамочка»!
Смотрю на любезно улыбающегося легата… Старательно вспоминаю его досье… Да, у «дорогих мамочек» тоже есть досье. Которое пополняется с каждым «выходом в свет». Все разговоры, ведущиеся в нашем присутствии, обрывки разговоров, все события записываются на сложносоставной браслет, обязательный для ношения вне нашей резервации. Я оставила его в камере хранения портальной станции, а сейчас он опять на мне. Эксперты резервации проанализируют эту беседу, а пока что… Имею я право разозлиться? Надоело выслушивать!
– Не надо тыкать мне в нос моей чистокровностью, благородный Вителлий! Ты сам больше чем наполовину чистокровный! И если почти шестьдесят лет назад твоя «дорогая мамочка» не пожелала тебя видеть, я здесь ни при чём! Не срывай на мне свою злость, полукровка!