– Успокоилась, кариссима?
– Да, спасибо, легат-прим.
– Курсант Марий. Ты знал, как выбираются из корпуса первокурсников?
– Никак нет, мой консул! Виноват!
– Курсант Вителлий Флавиан, кто тебя надоумил вот так выбираться наружу?
– Я сам выбрал дорогу. Что я не соображаю совсем? – пауза, и после короткой заминки, – мой консул.
– Сообразил, молодец. Мамина радость.
– Я больше не буду.
Насупился, обиженный. Конечно: Марию уделили внимание раньше, чем ему.
– Легат-прим позволит задать ему вопрос?
– Позволю.
Хотела спросить, почему детёныши ходят заросшие, как маленькие дикари, вместо этого спросила:
Почему ты назвал начальника Академии «мой легат»?
Детёныши насторожились. Ушки на макушке. Они похожи всё-таки. Хоть каждый – копия отец, но всё равно похожи.
– А как мне называть начальника Академии?
– Вы служили вместе?
– Кариссима, когда я был курсантом, благородный Кассий Агриппа уже был начальником Академии. Он командует ею больше ста пятидесяти лет.
– Благородный, – подчёркиваю интонацией, – Кассий Агриппа?
– Да, кариссима, чистокровный, получивший патрицианство за военные заслуги, в течение двадцати восьми лет бессменный легат-прим Республики, комиссованный по ранению и объединивший разрозненные военные училища в Академию. Мы все его ученики. Ещё вопросы?
Дети сидят, раскрыв рты. Этого им никто не говорил. Что ж, надеюсь, будут уважать руководство…
– Почему они косматые?
Провожу пальцами против шерсти детёныша, который, смеясь, уворачивается. Марий, получив разрешающий взгляд консула, отвечает:
– Потому что курсант Вителлий Флавиан из «мёртвых голов».
– Сам ты! Мышь летучая!
Детёныш разобиделся, прижала его к себе легонько, а он показал язык старшему брату. Консул смеётся. Молча. Смешинки только в глазах.
– Наш сын обучается на контрразведчика, кариссима. Их эмблема – крылатый череп. А твой первенец – флотский. С уклоном в разведку боем. Их эмблема – нетопырь. Отсюда и прозвища. Выбор факультета определяется тестированием в течение полугода после поступления в Академию. А контрразведчики традиционно носят длинные волосы. Естественный терморегулятор, кариссима. Со временем научится убирать их, чтобы они не мешали.
– Я тебя научу. Вот прямо сейчас.
Снимаю шляпку, вынимаю из причёски метательные ножи, вызвав усмешку консула и уважительную улыбку преторианца, распускаю волосы.
– Смотри, как надо.
Достаю из поясного ридикюльчика расчёску, расчёсываю пряди, начинаю плести французскую косу, собирая все волосы. Хорошо, что нас учили ухаживать за собой в абсолютной темноте. Руки действуют автоматически. Заплела, уложила вверх, заколола шпильками, и украсила причёску метательными ножами, поданными консулом. Надела шляпку.
– Понял?
Детёныш кивает задумчиво, потом мотает головой. Лохмы развеваются по ветру. Начинаю его заплетать. Довольный, чуть ли не мурчит. Оторвала от рукава ленточку, вплела в толстую косицу, завязала маленьким бантом. Ну вот… теперь вид приличный. Старший коротко острижен, у младшего тоже головёнка аккуратная. Консул посмеивается. А краулер уже несколько минут стоит возле какого-то корпуса.
– Курсант Марий. Ты можешь идти. Доложишь своему куратору.
– Слушаюсь, мой консул!
Выпрыгнул из краулера. Чёткий поворот кругом, и строевым шагом отправился по дорожке. Я расстроилась, а первенец успокаивающе мне улыбнулся. Надеюсь, на базе увидимся. А то устроят ему курс молодого бойца… Не знаю, что это значит: Зигги всегда произносил эту фразу угрожающим тоном.
Краулер плавно тронулся с места.
– Вителлий Флавиан, я не стал воспитывать тебя при брате. Ты понимаешь, что подставил не только своего куратора, который получил взыскание, но и своего брата?
– Он же не знал!
– Ты думаешь, что самый первый придумал этот способ? Салага, как скажет мой пилот.
Молчит. Опять насупился… Думает.
– Гауптвахту никто не отменит. И ещё, сын: когда ты нарушаешь правила Академии, с тебя спрашивают строже, чем с других. Ты наследник Императора и сын консула Империи. Твоя ответственность выше. Тебе предстоит отдавать приказания тем, кто сейчас обучается рядом с тобой. Ты должен быть надёжен. Чтобы люди знали: ты не погонишь их на верную смерть по своей безалаберности. Это понятно?
Кивок опущенной головой. Неужели устыдился? Притягиваю к себе, заглядываю в глаза: виноватый, расстроенный взгляд. Краулер стоит теперь на подъезде к корпусу первогодков. Площадка пуста.
– Я люблю тебя, Вителлий Флавиан.
Прижала ребёнка чуть крепче, потом отпустила. Он заулыбался, довольный. Уже всё забыл. В одно ухо влетело, в другое вылетело. Выскочил из краулера, отсалютовал и побежал в корпус.
Легат-прим не выказывает намерения покинуть краулер. Сидит молча… На меня не смотрит.
– Теперь меня будешь воспитывать?
– А надо?
– Я не подумала… Мне не пришло в голову… – продолжаю шёпотом, – Я испугалась, Вителлий.
Быстрый взгляд исподлобья и ответ.
– Я заметил. Дети тоже. Надеюсь, это их удержит на какое-то время. Чтобы ты не беспокоилась, кариссима: антигравитационное поле включается автоматически, как только датчики улавливают приближение к окнам. Разное бывало…
Начинаю впадать в бешенство…
– Ты видел, как я испугалась, и ничего мне не сказал?!
– Важно, чтобы твои дети видели, как ты испугалась. Чтобы прочувствовали… Не целься мне в глаза когтями, кариссима. Я понимаю, тебе сложно, находясь рядом со мной, сдерживать свою страсть ко мне, но всё же постарайся.
Я задохнулась от такой наглости, а консул осторожно сжимает мои пальцы, распрямляя их. Преторианцы ухмыляются, отслеживая нас на экране кругового обзора.
– Я тебя убью, Вителлий Север! Слышишь?!
– Держи себя в руках, кариссима. Ты конкубина Императора…
И продолжил насмешливо:
– Или я буду тебя целовать. Прямо в краулере. Чтобы прекратить начинающуюся истерику.
Смотрю с опаской на легата-прим. От него можно ожидать абсолютно всего. Пытаюсь отодвинуться… Легат выпрыгивает из краулера, обходит его и, открыв дверцу, подаёт мне руку, чтобы я тоже могла выйти.
– Погуляем, кариссима. Пусть Император пообщается с сыном.
Склонила голову, выражая согласие. Так грустно… Опираясь на руку легата-прим, иду по аллеям небольшого парка. Ожидаемое озеро с лебедями… Большой ручей или крохотная речушка, ажурные мостики, продолжающие дорожки, и бревенчатые настилы, на которые сходят с тропинок. Можно найти всё на этом пятачке. И лес, и парк. Обошли озеро, консул усадил меня на скамью в беседке. Усевшись рядом, какое-то время смотрел на лебедей, скользящих по водной глади…
– Ты хорошо воздействуешь на детей, кариссима. Я доволен.
– Ты нарочно меня злишь, Вителлий Север?
– Я предупредил, чем закончится твоя истерика?
– Поцелуями.
– Тогда почему ты спрашиваешь, кариссима? Конечно, я нарочно тебя злю.
– Не дождёшься.
– Как это печально, кариссима. Ты не оставляешь мне шанса оправдать свои действия…
Уставилась на легата-прим, пытаясь понять, что он сейчас сказал. Он развеял мои сомнения: перехватив руки и завернув их за спину начал меня целовать. Я честно пыталась увернуться. Вначале. Безуспешно. Потом рассмеялась… Никакой реакции, если не считать лопнувшей губы. А потом я начала на эти поцелуи отвечать. Понадеялась, что легат устыдится, но он увлёкся… Теперь уже моё платье стало мешать. Легату-прим. Лично я радовалась, что на мне платье, а не сари. Какое счастье, что его женщины носили форму, и благородный Вителлий Север совершенно не разбирается в застёжках!
Спас меня лёгкий стук в перегородку беседки. Легат разъярённо повернулся к стучащему и вскочил, демонстрируя безупречную выправку.
– Не буду спрашивать, знаю, что помешал.
Смотрю на начальника Академии и заливаюсь краской. Чувствую, как горят уши, щёки, шея… на глазах – слёзы. Стыдно. Я не провоцировала легата-прим, но и не сопротивлялась. А перед появлением благородного Кассия Агриппы вообще отвечала на поцелуи консула и мне это нравилось.