Позже они сидели на постели и пили шампанское. Через открытые окна доносилась музыка и крики. Фальдо глубоко вздохнул.

— Такое впечатление, что у тебя на плечах лежит тяжкое бремя, — сказала Бэлль.

— У меня одна печать — о тебе, — признался он. — Что бы ты ответила, если бы я предложил тебе все бросить и уехать со мной?

Сердце Бэлль подпрыгнуло. Она не ожидала, что подобное предложение поступит так быстро.

— Я бы с радостью, — ответила она, — но меня связывает договор с Мартой. — Девушка пустилась в объяснения, сказала, что не знает, сколько еще денег должна мадам.

— Понятно, — проворчал Фальдо. Чувствовалось, что он злится на Марту. — Но ты не бойся, я все улажу.

— Но, Фальдо, она так просто меня не отпустит, — предупредила Бэлль и прижалась к нему.

Внезапно ее осенило: бордель Марты никогда бы не стал одним из самых процветающих в Районе, если бы она была мягкотелой, честной и заботилась о будущем девушек.

— Я довольно влиятельный человек, — бодрым тоном произнес Фальдо. — Предоставь мне разобраться с Мартой.

На следующее утро Фальдо встал, оделся. Бэлль оставалась в постели. Ее немного тревожило решительное выражение его лица.

— Что случилось? — поинтересовалась она.

Фальдо присел на край кровати и посмотрел на девушку.

— Я все обдумал, — ответил он. — Ты должна делать вид, будто между нами ничего нет. Никому ни слова.

Бэлль кивнула. Она испугалась, что он отказался от мысли забрать ее отсюда.

— Я найду для нас жилье, — пообещал техасец. — Где-нибудь здесь, в Новом Орлеане, потому что только сюда я могу приезжать постоянно. Но подальше от Района. Когда я все устрою, я вернусь и дам тебе знать. На следующий день ты сделаешь вид, будто идешь на прогулку, а сама возьмешь экипаж и поедешь ко мне. Когда тебя здесь уже не будет, я все улажу с Мартой.

По его решительному выражению лица Бэлль видела, что он действительно все обдумал и говорит серьезно. Она обвила его шею руками и поблагодарила.

— Ты же понимаешь, что очень много времени будешь проводить в одиночестве? — спросил Фальдо. — Не сможешь наведываться в Район, встречаться с подружками. Необходимо сжечь все мосты.

— Мне все равно, — ответила Бэлль. — Я хочу быть с тобой.

— Все бесполезно, Джимми. Мы должны смириться с тем, что никогда не найдем Бэлль, — сказал Ной. — Слишком много времени прошло. След утерян, и у нас нет никаких предположений. Больше я ничего сделать не могу, как бы мне этого ни хотелось.

Стоял жаркий сентябрьский день, дышать было нечем. Джимми и Ной ранним вечером сидели на заднем дворе паба «Баранья голова». Лето выдалось сухим и жарким, поэтому Мог пришлось постараться, чтобы задний двор выглядел красиво. Она убедила Гарта избавиться от старых деревянных ящиков и остального мусора, посадила в кадках герань, выкрасила в белый цвет старую скамью и небольшой столик. Вот уже несколько недель задний дворик являлся небольшим благословенным убежищем от суеты и духоты паба.

Длительная засуха и жара сказались на всем Лондоне. Люди стали раздражительными, плохо спали. Канализация дурно пахла, продукты слишком быстро портились. На улицах было грязно. Даже листья с деревьев стали облетать раньше времени. Еще вчера вечером Гарт сказал, что подумывает о том, чтобы на недельку закрыть паб и отправиться с Мог и Джимми к морю.

Но Джимми ответил, что дядя и Мог могут ехать, а он останется здесь на тот случай, если придет весточка от Бэлль. Гарт заявил, что еще не встречал такого упрямца, такого наивного человека, который надеется получить весточку через полтора года после исчезновения девушки.

Ной с Джеймсом трижды ездили в Париж, отчаянно пытаясь найти обитель, о которой говорила девушка из борделя. Ною казалось, что он побывал во всех парижских монастырях, которых больше сорока, но ему не удалось найти человека, который бы признался, что имеет какое-либо отношение к мадам Сондхайм. Некоторые монастыри служили лечебницами, и везде говорили, что у них много больных, которые были проститутками, женщин, которых изнасиловали, и тех, у кого возникли осложнения во время родов. Но там Ноя и Джеймса заверили, что у них не было девушек-англичанок и ни одна из их пациенток не жаловалась на то, что ее принуждали к занятию проституцией.

Ной не верил, что монашки, с которыми он беседовал, хладнокровно помогают тем, кто эксплуатирует молодых женщин. Все обитательницы монастырей были предельно откровенны и страшились одной мысли о том, что человека в рясе могут заподозрить в попытке скрыть подобное преступление.

Исходя из услышанного, Ной предположил, что люди, торговавшие девушками, скорее всего, называли это место «обителью», чтобы отвести от него подозрения, а на самом деле это простой дом, где девушек содержат, пока не переправят в другое место. Но сейчас, не имея ни малейшей подсказки, где находится это место, он понимал, что надежды найти его нет.

Джимми не прекращал поиски. Он вновь залез в конторы к Кенту и к Колму, чтобы порыться в бумагах, опросил половину жителей Севен-Дайлс в надежде, что кто-то из них что-нибудь слышал. Год назад ему удалось кое-что найти: он узнал, где живет Чарльз Брейтвейт, известный под прозвищем Слай.

Юноше сообщили только, что этот человек живет в Эйлсфорде, в Кенте, и Джимми отправился туда, надеясь разузнать о Слае побольше. Ему рассказали, что уже три поколения Брейтвейтов держат здесь ферму, но Чарльза Брейтвейта воспитали так, что он считал себя джентльменом, и, с тех пор как он унаследовал ферму, бóльшую часть времени он проводил в Лондоне.

Вместе с Гартом Джимми наведался на ферму с намерением выбить из Брейтвейта хоть какую-нибудь информацию, но они нашли там только Тэда Коннора, управляющего. Он сообщил, что Брейтвейт уехал месяца три назад и с тех пор от него не было ни слуху ни духу, ни денег. Коннор показался им честным, порядочным человеком, оказавшимся в ловушке: уехать он не мог, потому что имел жену и троих детей, которых необходимо было кормить. Жили они в тесноте. Тэд сказал, что выживает за счет фермы и молока. Если Брейтвейт в скором времени не объявится, ему придется продать коров на рынке.

Джимми спросил, не привозил ли Брейтвейт в январе прошлого года юную девушку. Тэд ответил, что помнит, как однажды поздно ночью приехал его хозяин с приятелем, а на следующий день они уехали — это был их единственный визит в январе. Коннор сказал, что если девушка и была с ними, он лично ее не видел. Но добавил, что раньше здесь девушки бывали. Дат он назвать не мог и самих девушек видел только издали, поэтому не сможет их описать, но припоминает, что ему показалось: Брейтвейт с приятелем затевали что-то недоброе, потому что в дом его тогда не пустили, хотя обычно так не поступали.

Джимми вспомнил, как Колм с Кентом говорили о том, что Слай струсил. Юноша посоветовал Коннору сообщить об исчезновении хозяина в полицию. Похоже, тот посчитал это излишним, но пообещал подумать, если Брейтвейт не объявится через месяц.

Вскоре после возвращения Джимми и Гарта из Эйлсфорда Ной признался юноше, что больше не знает, что можно предпринять, чтобы найти Бэлль. Тогда Ною показалось, что Джимми с ним согласен. Но сейчас создавалось впечатление, что юноша не намерен прекращать поиски.

— Ты отлично придумал написать в газете о пропавших девушках, — сказал Джимми. — Я, если честно, надеялся, что это заставит полицию зашевелиться. Но они ничего не предприняли.

Ной ласково потрепал парнишку по рыжей голове. Его статья, вышедшая в начале года в газетах, была попыткой добиться справедливости и каких-то действий. Однако оказалось, что полиции все нипочем, — там продолжали уверять, что уже сделано все возможное. В газету со всех уголков Англии посыпались сотни писем. История явно не оставила людей равнодушными, поскольку среди писем, в которых выражали сочувствие родителям пропавших девушек, были и такие, в которых люди сообщали о том, что у них тоже пропала дочь. Некоторые давали советы, правда, большинство из них были бесполезными. Пару писем прислали те, кто думал, что знает, кто стоит за этим преступлением; Ной сообщил эти имена полиции, чтобы она провела расследование.