— Встань, князь, — отвечал Магомет, — я не желаю, чтобы впредь ты так унижался передо мной: ты не только мой гость, но и мой друг. Твои слова возбуждают моё любопытство. Говори.

   — Магомет, — сказал князь Индии, глядя ему прямо в глаза так энергично, что юноша невольно задрожал, — я знаю, что ты веришь в Бога. Пришло время восстановить единую веру в единого Бога. Если тебе предназначено овладеть столицей христианства, то лишь для того, чтобы водворилась на земле единая вера в единого Бога среди общего мира. Вот достойная тебя идея.

Слова старика произвели такое сильное впечатление на молодого турка, что он не заметил, как князь Индии вышел из комнаты.

Буря продолжалась до утренней зари, но с восходом солнца ветер спал, и наступила мёртвая тишина. Последняя туча исчезла, и лазурное небо осеняло берега Босфора, освежённые недавним дождём.

После завтрака Мирза проводил ещё раз князя Индии к Магомету. Их разговор касался того же предмета, как и накануне, и Магомет сознался, что одно из пророчеств князя Индии осуществилось, и он не спал всю ночь.

Магомет согласился послать Мирзу в Италию и поручить в скорейшем времени вернуться оттуда прямо в Константинополь под видом богатого итальянского аристократа.

После полудня князь Индии и Сергий вышли из замка на берег и, убедившись, что на Босфоре тихо, решили тотчас отправиться домой.

Церемония отбытия высоких гостей из замка была такой же, как и при приёме.

Во дворе замка снова никого не было. Магомет с князем Индии и Сергием провожал паланкин до берега.

   — Мне очень жаль, — сказала княжна, выходя на пристань и не подымая своего покрывала, — что мне придётся уехать отсюда, не зная имени и титула того, чьим гостеприимством я пользовалась.

   — Если бы я имел более высокий титул, чем действительно, — отвечал Магомет, — то с удовольствием поведал бы тебе как об этом титуле, так и моё имя, так как в этом случае я мог бы надеяться, что ты не забыла бы их среди весёлой городской жизни. Титул коменданта Белого замка довольно скромный, но моё самолюбие вполне довольствуется им, и если ты, княжна, когда-нибудь вспомнишь обо мне, то лишь в качестве коменданта Белого замка.

   — Быть по-твоему, — отвечала княжна, — хотя я не знаю, как отвечу на вопросы императора, кто оказал мне гостеприимство. Я боюсь, что он будет недоволен, если не сможет отблагодарить неведомого благодетеля его родственницы.

Магомет покраснел:

   — Лучшая награда для меня — твои добрые слова, княжна.

Девушка также покраснела и, чтобы скрыть смущение, переменила разговор:

   — Во время моего пребывания здесь особенно мне понравились рассказы арабского шейха, и я тебе очень благодарна. Я не хочу спрашивать его имени, но не могу не позавидовать человеку, который путешествует по всему свету, всюду встречает приём и знает столько прекрасных легенд.

   — Его зовут, княжна, Абу-Обеидом, — отвечал поспешно Магомет, — а в пустыне он известен под именем Поющего Шейха. Он пользуется во всём мусульманском мире большим почётом, и ему открыты все двери. Когда он прибудет в Адрианополь, то он прямо отправится к султану, но если ты желаешь, княжна, то я уговорю его отсрочить свой отъезд и посетить тебя в твоём дворце. Скажи только, где и когда ему явиться к тебе, и он не опоздает ни на минуту.

   — Скажи ему, что я жду его послезавтра утром в моём дворце в Терапии.

Обе лодки двинулись в путь, и, когда они пошли рядом в устье речки, княжна Ирина громко выразила своё удовольствие по поводу встречи с князем Индии.

   — Я благодарна твоей дочери за её общество и была бы рада, если бы ты отпустил её ко мне в Терапию.

   — Я сама была бы очень этому рада, — кивнула Лаель.

   — Когда ты прикажешь, княжна, твоё желание будет исполнено, — произнёс старик.

   — Завтра или на будущей неделе, когда хочешь. Я жду тебя и твою дочь. Прощай, да благословит тебя Господь!

Они расстались, хотя обе лодки направились к Константинополю.

Прибыв туда, князь Индии и Лаель вернулись домой, а княжна с Сергием остались до следующего дня в своём городском дворце.

Утром она представила монаха патриарху, который согласился принять его.

   — Помни, — сказала княжна Ирина, прощаясь с Сергием, — что отца Илариона считают здесь еретиком и что его ученика ожидает или смерть, или пожизненное заточение. Будь терпелив и сноси всё, а когда тебе будет не по силам существование здесь, то приезжай в Терапию.

Возвратясь в Терапию, на следующий день княжна Ирина увидела с изумлением у своей пристани парадную придворную лодку с пятнадцатью гребцами. В ней прибыл один из высших сановников. Она тотчас приняла его с почётом, и седовласый старик произнёс длинную цветистую речь, что император Константин, вступив на престол, решил избрать себе достойную супругу.

Он говорил долго, а закончив, вдруг поклонился и, понизив голос, прибавил:

   — Я указал нашему императору на тебя, княжна.

Побледнев, Ирина вскочила.

   — Да, княжна, я указал ему на тебя, и сам император прибудет завтра к тебе во дворец просить твоей руки.

Преклонив колени, он улыбнулся и добавил:

   — Позволь мне первому приветствовать тебя как невесту императора. Я надеюсь, что ты не забудешь этого, когда сделаешься государыней.

Наступило продолжительное молчание.

Выросшая в монастыре, вдали от жителей Царьграда и слухов, княжна не знала, что греки считали Константина родившимся под несчастной звездой. В молодости, когда ему было двадцать четыре года, он женился на племяннице князя Эпира, принцессе Магдалене, получившей в крещении имя Феодоры. Но через два года Феодора умерла. В тридцать семь лет он женился на дочери владетеля острова Лесбоса, Катерине. Но и Катерина умерла через год. Он пытался Уступить и в третий брак, но все его сватовства оканчивались неудачно. Были сделаны предложения Изабелле Орсини, посланцы в Неаполе собирали сведения об инфанте португальской, посол в Венеции пытался сосватать дочь дожа.

Но никто не хотел делить с императором шаткий трон Византийской империи.

Ирина и представить не могла, что сорокашестилетний император будет свататься к ней, но она была благодарна ему за милости к отцу и потому не могла оскорбить отказом.

   — Встань, — сказала она сановнику. — Я благодарна тебе за эту весть. Передай императору, что я его жду и что мой дворец к его услугам.

На следующий день после полудня ко дворцу княжны Ирины в Терапии пристала парадная трирема с изображением Богородицы на носу, с широким красным парусом и ста двадцатью гребцами. На корме под малиновым балдахином сидел на золотом троне император, вокруг него помещалось значительное число сановных особ в пышных одеждах, а между ними сновали мальчики в белых костюмах и с курильницами в руках, которые распространяли нежное благоухание. Между кормою и носом находился отряд телохранителей с трубачами и герольдами. За триремой двигался целый флот маленьких лодок с зеваками, привлечёнными этим блестящим зрелищем.

Прежде всего вышли на берег телохранители, а затем на украшенной коврами пристани, при звуке труб, появился император со своей свитой. На нём был золотой шлем, такая же кираса, кольчуга, вышитая шёлком нижняя одежда, пурпурная мантия, большие шпоры, великолепный меч и бесконечное число драгоценных камней, сверкающих всюду, с головы до ног.

Громадная толпа, окружавшая пристань, огласила воздух радостными криками:

   — Да здравствует Константин! Да здравствует император!

По-видимому, Константин был очень доволен радушным приёмом, глаза его весело улыбались, и он любезно кланялся направо и налево.

У портика дворца его встретила княжна Ирина, окружённая молодыми девушками поразительной красоты и высокого происхождения. Но всех прелестней и грациозней была сама княжна, державшая себя с благородным достоинством.