— Да будет по-твоему, князь, — согласился император и продолжил: — Сегодня вечером крестный ход из святых обителей нашего города и окрестных островов выйдет из города при закате солнца, и я его встречу здесь, у двери храма Влахернской Божией Матери. Они проведут ночь в молитве. Хотя я не знаю, какую веру ты исповедуешь, князь, но полагаю, что тебе будет интересно присутствовать при этой службе, а потому я приказал приготовить тебе место, с которого ты мог бы видеть процессию, когда она поднимется по террасам, окружающим дворец. Всякий, кто видал это поразительное зрелище, уносил с собою убеждение, как тверда власть Христа над человеческими душами.

   — Государь, ты слишком любезен. Меня очень интересует эта процессия. Если мы никогда не можем надеяться увидеть Бога нашими земными глазами, то наиболее подходящей заменой этому невозможному лицезрению будет зрелище толпы, ясно выражающей свою любовь к Богу.

Константин пристально взглянул на князя, который всё более и более возбуждал интерес.

   — Князь, — сказал он, — ты останешься здесь, пока ход дойдёт до больших ворот, и тогда я отправлю тебя на отведённое тебе место, с проводником и телохранителем. Нам остаётся ещё около часа, а потому скажи мне, к какой вере ты принадлежишь? Если ты не брамин, не мусульманин, то ты, значит, или еврей или христианин?

Хотя князь Индии знал, что рано или поздно император задаст этот вопрос, он не ожидал его так скоро. Он слегка побледнел и стал нерешительно озираться вокруг себя:

   — Ты, государь, задаёшь вопрос, будто бы я представляю какую-нибудь особую церковь или признанную религию, но моя вера — моя собственная.

   — Говори и не бойся ничего, — отвечал Константин.

Старик бросил на императора взгляд, полный благодарности, и продолжал:

   — Да, государь, я должен говорить без боязни, хотя вопрос, заданный тобою, уложил в кровавой могиле большее число людей, чем погибло их от войны, огня или наводнения. Конечно, подробно излагать мою веру я теперь не могу, на это не хватит времени, а потому я только определю в нескольких словах, в чём заключается моя вера.

   — Я не буддист, — продолжал князь Индии, — потому что я не верю, что душа после смерти обращается в ничто. Я не последователь Конфуция, потому что не могу низвести религию до философии или возвысить философию до религии. Я не еврей, потому что верую в Бога, который любит все народы одинаково. Я не мусульманин, потому что, поднимая глаза к нему, я не могу допустить, чтобы между мною и Богом находился человек, хотя бы пророк.

Император молчал, предчувствуя, к чему логически должен был прийти князь Индии.

   — Я не христианин, — произнёс старик среди мёртвого молчания, — потому что я верую в одного Бога.

Все в зале как бы замерли и тревожно смотрели на императора, но тот спокойно произнёс:

   — Значит, твоя вера очень проста, но вместе с тем она возбуждает множество вопросов. Не правда ли, отец? — повернул император голову к своему духовнику, сидевшему у трона.

   — Мы веруем во многое другое, — сказал духовник, — но было бы любопытно выслушать дальнейшие объяснения твоего гостя.

   — В таком случае, посмотри, любезный логофет, когда у нас будет свободный день.

   — Ровно через две недели, государь, — отвечал человек среднего роста и красивой наружности, подходя к трону и переворачивая несколько страниц толстой книги, которую он держал в руках.

   — Так запиши этот день для выслушивания дальнейших объяснений князя Индии. Ты согласен, князь?

   — Для меня все дни равны, — отвечал старик, опуская голову, чтобы скрыть улыбку удовольствия, показавшуюся на его лице.

   — Значит, через две недели мы продолжим эту беседу. А теперь, князь, позволь мне задать несколько вопросов. Ты сказал, что ты государь. Где же твоя столица, как тебя величают, зачем ты пожаловал в наш город и почему ты, оставив государство, странствуешь по миру?

Эти вопросы быстро следовали один за другим, но так как князь Индии заранее подготовил на них ответы, то он быстро отвечал:

   — Я убеждён, что не одно любопытство побуждает тебя, государь, задавать мне вопросы, а потому спешу ответить: самый древнейший из индейских титулов — раджа, и я по рождению имею право на этот титул. Ты, вероятно, слыхал, что существует в Радж-Путане город Удейпур у подножия Аравальских гор. Вот в этой-то жемчужине всей Индии я родился первым сыном раджи Мейварского, столица которого Удейпур. Таким образом, я ответил на два твои вопроса, а что касается до остальных, то позволь мне, государь, отложить ответ до следующей аудиенции: теперь на это не хватит времени.

   — Хорошо, — отвечал Константин, — но я желал бы, чтобы ты хоть намекнул, зачем ты приехал сюда.

   — Государь, — произнёс князь Индии после минутного молчания, — самые несчастные те люди, которые пропадают под гнетом великих неосуществимых для них идей. Я один из таких несчастных. Удейпур не только красивейший из городов, но он славится веротерпимостью. Там одинаково свободно исповедуют свою веру брамины, индусы, таинги, магометане и буддисты. По смерти моего отца я сделался раджой, вступил на серебряный трон и в продолжение десяти лет чинил правосудие в зале дурбаров. Но мало-помалу я пришёл к мысли проповедовать во всём мире веру в единого Бога.

Все слушатели притихли, как бы ожидая чего-то необыкновенного.

   — Я странствую по всему свету, отыскивая сильных мира сего, которые были бы готовы исповедовать веру в единого Бога. Вот зачем я приехал в Константинополь.

   — А где ты был, прежде чем приехал сюда? — спросил Константин.

   — Легче было бы тебе, государь, спросить, где я не был. Я был везде, кроме Рима.

В это время к декану подошёл один из придворных и что-то сказал ему на ухо, а тот произнёс, обращаясь к императору:

   — Прости, государь, но ты приказал напомнить тебе, когда настанет время отправляться навстречу крестного хода. Уже пора.

Сойдя с трона, император протянул руку князю Индии. Но когда князь, преклонив колени, поцеловал его руку, то Константин как бы неожиданно вспомнил:

   — Твоя дочь тоже была в Белом замке?

   — Да, государь, княжна удостоила мою дочь чести быть принятой в свою свиту.

   — Если бы она осталась в её свите, то мы могли бы надеяться увидеть её когда-нибудь при нашем дворе.

   — Униженно благодарю тебя, государь, за твоё милостивое внимание к моей дочери.

Константин удалился, а князя Индии проводили снова в приёмную комнату, где стали по-прежнему угощать лакомствами и напитками.

Он принялся за то и другое с удовольствием, так как находился в прекрасном настроении духа.

Князь Индии и сам хотел побывать на церковной службе. Он не раз слыхал, что эта служба производила сильное впечатление.

Место, отведённое для князя, находилось на дороге он третьей террасы к часовне, и его туда отнесли в паланкине, а там он увидал особо устроенную платформу, на которой под высоким балдахином стоял мягкий стул, а подле него жаровня с горевшими углями, чтобы защитить его от холода и сырости ночной поры. Перед платформой был установлен высокий шест с прикреплённой к нему корзинкой, которая была наполнена горючими веществами для освещения местности. Наконец, заботы о князе Индии шли так далеко, что на маленьком треножнике рядом со стулом были приготовлены вино и вода.

Прежде чем занять своё место, старик подошёл к краю террасы и бросил взгляд на видневшуюся у его ног часовню. Но среди наступившей темноты он не мог ничего разобрать. В эту минуту со стороны города послышался глухой шум вроде рокота морских волн.

   — Идут, — произнёс рядом с ним какой-то суровый голос.

Князь обернулся и произнёс: