Я надеюсь, что мой повелитель не найдёт этого описания скучным, так как, во-первых, я хотел дать ему понятие о том месте, где произойдёт завтра казнь, а, во-вторых, когда совершится то событие, о котором ты жаждешь знать, мой повелитель, то тебе придётся взглянуть на эту местность с военной точки зрения.

Только что явился Али. Как я полагал, его задержал ветер, но он принёс мне удивительную рыбу, и я сожалею, что не могу послать её тебе. Но теперь тебе уже недолго ждать. Скоро всё, что здесь есть, и земля, и вода, со всем находящимся в них, будет принадлежать тебе. Избранному любимцу судьбы нечего обнаруживать нетерпение: его судьба свершится в час, назначенный Провидением».

В десять часов утра на пристани святого Петра появилась женщина.

Густое покрывало и длинная широкая одежда покрывали её с головы до ног. На руках были грубые перчатки, а на ногах — ещё более грубая обувь.

На пристани было много народа, и все торопились переехать в зверинец. Хотя лодочников было немало, но они торговались с пассажирами и громко перебранивались между собой.

   — Я не согласен. У меня лодка на несколько мест, а жена приказала как можно больше выручить сегодня денег. Теперь редко бывает такой праздник, и уже давно не видали, как Тамерлан обедает.

   — Я заплачу тебе за все места.

   — За все пять?

   — Да.

   — Вперёд?

   — Да.

Найдя пустую лодку и договорившись с хозяином, женщина молча уселась на скамью и, когда лодочник отвалил от пристани, загромождённой всякого рода судами, протянула ему золотую монету.

Лодочник взглянул на золото, насупил брови и поднял вёсла.

   — У меня нет сдачи, — сказал он, — и такими деньгами тебе со мной не рассчитаться; давай другие, а то я вернусь.

   — Друг мой, — произнесла спокойно женщина, — доставь меня скорее к первым воротам Синегиона, и монета твоя.

   — Клянусь Пресвятой Богородицей, что моя лодка полетит, как птица, ты только сядь на середину... Вот так... Хорошо.

Лодочник был здоровенный, искусный в своём ремесле парень, и действительно, лодка полетела с неимоверной быстротой, как на гонке.

Женщина в лодке не обратила никакого внимания на движение, царившее в заливе. Она сидела, поникнув головой и закрыв лицо руками.

   — Мы почти доплыли, — сказал, наконец лодочник.

Не поднимая покрывала, женщина взглянула на берег, где в низенькой стене виднелись ворота, перед которыми стояла большая толпа.

   — Высади меня здесь.

   — Берег топкий, ты здесь не выйдешь.

   — Ничего, положи весло на землю, и я по нему проберусь.

Через минуту женщина была на берегу, откуда бросила лодочнику обещанную золотую монету, и, не дожидаясь благодарности, поспешно направилась к воротам.

Очутившись внутри Синегиона, она прошла мимо толпы, обсуждавшей готовившуюся казнь, точно это была новая комедия.

Пройдя галерею, женщина достигла северной части здания. Широкий крытый проход вёл к воротам, которые отворялись прямо на арену. Перед проходом стоял солдат иностранного легиона.

   — Друг мой, — сказала женщина, подходя к нему и говоря умоляющим тоном, — еретик, который пострадает сегодня, ещё здесь?

   — Его доставили сюда вчера ночью.

   — Бедный человек, — произнесла женщина, — он мне родственник, нельзя ли его видеть?

   — Приказано никого не пропускать, и к тому же я не знаю, где он находится.

Женщина залилась слезами и стала в отчаянии ломать себе руки. Неожиданно с арены послышался рёв дикого зверя, и женщина вздрогнула.

   — Это рычит Тамерлан, — объяснил солдат.

   — Боже мой! — воскликнула женщина. — Лев уже выпущен на арену.

   — Нет, он ещё в клетке. Его не кормили три дня.

   — Можно мне постоять у двери на арену?

   — Да, но если ты родственница, то тебе будет тяжело видеть его смерть.

Женщина ничего не отвечала, а вынула из кармана золотой, который положила на ладонь своей руки.

   — Я не прошу, чтобы ты нарушил приказание, но дозволь мне постоять у ворот и посмотреть на несчастного, когда его выведут на арену.

   — Хорошо, — сказал солдат, взяв золотую монету, — в этом нет ничего дурного. Иди.

Женщина быстро подошла к решетчатым воротам, сквозь которые виднелась арена.

Арена была пуста и посыпана мокрым песком, а над окружавшей её, словно колодец, высокой стеной виднелись тысячи зрителей—мужчин, женщин и детей, в праздничных одеждах.

Казнь была назначена в полдень, и до этого времени женщина, стоя у ворот, плакала, вздыхала и молилась. Солдат вскоре совершенно забыл о ней. Она заплатила ему за своё место, и ему нечего было о ней беспокоиться.

Прошёл целый час, и долетавшие весёлые крики и смех толпы наполняли ужасом сердце женщины.

   — Милосердный Боже, — лепетала она едва внятно, — и это творится Твоим именем.

Случайно глаза её остановились» на засове, которым были заперты ворота, и она заметила, что кольцо засова находилось близ неё, так что ей стоило только дёрнуть его рукой, и она очутилась бы на арене.

Неожиданно прямо напротив неё в стене отворилась большая дверь, и из неё выглянул человек гигантского роста. Открывшееся перед ним зрелище, по-видимому, его изумило, и он быстро исчез, захлопнув за собой дверцу; но женщина всё-таки успела заметить, что это был негр, а публика, увидав его, подняла громкий ропот, которому стал вторить какой-то дикий рёв.

   — Тамерлан! Тамерлан! — весело воскликнула толпа и начала неистово рукоплескать.

Женщина в ужасе отскочила от ворот.

Спустя немного времени вышел на арену смотритель и, осмотревшись вокруг, направился к другой двери в стене. На его стук вышли двое: вооружённый солдат и молодой человек. На последнем была чёрная ряса, доходившая до босых ног, с чрезвычайно длинными рукавами, из которых не видно было даже пальцев.

Вся толпа мгновенно замерла, и из уст в уста стало переходить одно слово, произносимое со страхом, не лишённым сожаления:

   — Еретик... еретик...

Это был Сергий.

Солдат провёл его до центра арены и оставил его там. Удаляясь, он уронил свою перчатку, и Сергий, наклонившись, поднял её и подал ему. Потом он спокойно, бесстрашно поднял голову к небу и скрестил руки на груди. Он дышал таким спокойствием, что можно было подумать, не знал ли он о своём помиловании или спасении.

Когда солдат удалился, раздался звук трубы. В ту же минуту отворилась дверка налево от ворот, у которых стояла женщина, и оттуда тихо вышел лев, моргая глазами, не привыкшими к свету. Он остановился на пороге и, медленно поворачивая свою огромную голову то в одну сторону, то в другую, как бы спрашивал себя, действительно ли он на свободе.

Наглядевшись по сторонам и вдохнув свежий воздух, Тамерлан неожиданно заметил человека. Он высоко поднял голову, навострил уши, встряхнул своей гривой и замахал хвостом. Жёлтые глаза его заблестели, как уголья, и он огласил арену громким рёвом.

Через минуту лев медленно вышел на арену и стал подбираться к Сергию.

Толпа с лихорадочной дрожью смотрела то на человека, то на зверя; но в этом зрелище была такая тайная притягательная сила, что никто не мог оторвать глаз.

Лев вдруг остановился и стал озираться с каким-то беспокойством. Сперва тихо, а потом всё скорее он кружил по арене вдоль стены, как бы отыскивая лазейку и не обращая никакого внимания на человека.

В толпе, ещё за минуту млевшей от ужаса, раздался гневный ропот, словно она выражала возмущение, что ожидаемое кровавое зрелище откладывается из-за непонятной трусости зверя.

Неожиданно ворота под императорским ложем отворились, и толпа снова замерла. Через арену быстро шла женщина, направляясь к монаху. Льва ожидала теперь не одна, а две жертвы.

Женщина была вся в белом, с обнажённой головой и босая. Лицо её сияло.

— Боже милостивый! Это княжна Ирина! — раздалось в толпе.