Она оглядела углы стола, а затем запустила пальцы под стол, ощупывая каждую трещину. И она таки нашла ее, даму червей, засунутую между ножкой и столешницей. У Элизы оставался всего миг до появления Веллингтона, лишь одно мгновение, чтобы взглянуть на эту карту. Она узнала ровный почерк Гар­ри, и пульс у нее начал зашкаливать. Она быстро сунула карту за корсет, прямо напротив сердца. Самое ей место.

Теперь она получила ответ.

Чувствуя где-то внутри острую боль воспоминаний о Гар­рисоне Торне, она быстро взяла у Веллингтона протянутый ей стакан и одним махом осушила его.

Глаза у него испуганно округлились, а она рассмеялась:

—А теперь давайте-ка я вам покажу, как пьют у нас в ко­лониях.

—   Ииииииии НЕТ... ниииикогдааааа бооолыие не стануууу я играааать в свирепых пирааатов. Нииикооогда боооольше...

Женщина вопила настолько громко, что ее крики могли бы пробудить даже мертвого. Причем в Америке.

Он остановился на лестничной площадке и передвинул ви­севшую у него на плече женщину, пока она не встала ногами на землю. Это движение вызвало у нее приступ хихиканья, совер­шенно неуместного для леди. Веллингтон тяжело вздохнул и по­смотрел наверх. Еще один пролет лестницы. Его ноги тяжело шаркали по ступеням дома, где жила Элиза. Да, она предпри­нимала определенные усилия, чтобы самой карабкаться вверх, но это скорее мешало ему, чем помогало. Никто не спорит, что пить она умеет. Это было настоящее чудо Господне, что она еще сумела самостоятельно встать, забрать свою шаль и привет­ственно приложить руку к шляпке, прощаясь с немногими по­сетителями, еще остававшимися в «Старом чеширском сыре» в этот долгий и какой-то сюрреалистический вечер.

—   Я доберусь сама, а вы позаботьтесь лучше о себе, прия­тель, — невнятно пробормотала она.

Запах смеси виски с пивом из ее рта просто валил с ног. Ес­ли повезет, то желудок у нее окажется таким же крепким, как и телосложение.

—   Ну, — как можно более непринужденно сказал он, — я был бы счастлив все-таки еще раз предложить вам свою по­мощь, мисс Браун. — Внизу ему показалось, что тут нужно под­няться всего на несколько ступенек, но теперь выяснилось, что ступенькам этим не видно ни конца, ни края.

—   Элиза! Мое чертово имя — Элиза! — настаивала она. — Бросьте, Велли! Мы должны узнать друг друга получше, верно, приятель? — Она коротко хохотнула. — Любите подраться?

—   Сейчас уже немного поздновато, мисс...

—   Ииииии гроооог для меееня всеее, моой весееелый, весеееелый грог... — Ее голос эхом отзывался на лестнице, а они тем временем поднялись на последний этаж, где находилась всего одна квартира. — ДЛЯ МЕНЯ ВСЕЕЕ — ЭТО ПИИИИВО И ТАААБАК!!!

Он нащупал в кармане ключ и успел открыть дверь в квар­тиру Браун как раз перед окончанием припева.

—   ...Иuuuu доооолжен я плыыыть через Атлааантику, через окееааан!..

—   Да, да, да, мисс Браун, я почти уверен, что весь ваш дом был бы просто счастлив, если бы вы сейчас находились бы где-нибудь за океаном, о котором вы поете. А теперь будьте хоро­шей девочкой, пойдемте, — сказал он, снова взваливая ее на плечо.

Внезапно смех прекратился, и в воздухе повисла подозри­тельная тишина.

—   Мисс Браун? — позвал Веллингтон.

Сначала ее рыдания были едва слышны, но затем, переведя дыхание, Элиза издала тихий скорбный вопль.

—   Атлантический океан, — сквозь всхлипывания пробор­мотала она.

—   Мисс Браун, — заикаясь сказал Веллингтон. — Вам плохо?

—   Атлантический океан... Атлантический океан... — хлюпая носом, засопела она, а затем добавила: — Я хочу домой.

—   Но вы уже и так дома.

—   Я хочу домой, — всхлипнула она, — в Новую Зеландию.

—   Мисс Браун, не забывайте, куда бы вы ни отправились, Но­вая Зеландия никуда не денется. К тому же, — пробормотал он, ведя ее по темному коридору, — не думаю, чтобы дирижабль от­бывал к вашим родным берегам в такой неблагоприятный час.

Где-то в подсознании у Веллингтона крутились мысли, остав­шиеся после базовой подготовки сотрудника министерства. Для агента неразумно входить в любое темное помещение, даже ес­ли это его собственное жилище. Всегда есть вероятность, что в темноте может скрываться некто враждебный, который толь­ко и ждет возможности, чтобы напасть.

Правда, подумал он, проникновенное пение Элизы — не го­воря уже о ее перегаре — вполне могло служить средством устрашения для небольшой армии недоброжелателей:

Бог народов! К твоим ногам,

Любовью связанные, мы припадаем.

Умоляем, услышь наши голоса[6].

Быстро помолившись, чтобы зажженный свет не выявил ни­каких неприятных сюрпризов в прихожей или ведущем к спаль­не коридоре, он потянулся к ближайшей лампе и открыл фор­сунку, чтобы осветить место, где они стояли.

—   Бог мой! — тихо прошептал Веллингтон.

При этом его коллега шумно рухнула на пол.

Апартаменты Элизы Д. Браун, оперативного агента Мини­стерства особых происшествий, были просто сногсшибатель­ными — и это еще мягко сказано. Утонченный изысканный де­кор, внимание к деталям и продуманность выдавали тонкий вкус хозяйки. Здесь собрались статуэтки и резные деревянные фигурки со всего мира, а по обе стороны от окна располага­лись две очень удобные и красивые кушетки. Это вполне мог­ло быть жилищем какого-нибудь не самого знатного дворяни­на или человека из зажиточной семьи с хорошей родословной. То, что он увидел, увлекло его мысли к истокам, к временам, когда он жил в родовом поместье.

Она повернула голову и прижалась лицом к половицам из палисандрового дерева.

—   Велли, напомните мне заказать другой матрас для кро­вати. Этот что-то слишком жесткий.

—   Ох, Элиза, — выдохнул Веллингтон, только сейчас вспомнивший, почему он оказался в этих роскошных апарта­ментах. — Надеюсь, вы не сломали себе нос.

—   Всссе в прррядке, — буркнула Браун. Голос ее перешел в шепот: — Мой пышный бюст смягчил падение. — Она хихикнула и забросила руку Буксу на шею. — А это... — сдав­ленно хохотнула она, постучав костяшками пальцев по корсе­ту, — стандартное снаряжение агентов-женщин. Он пулене­пробиваемый.

«Теперь понятно, почему она такая тяжелая!»

—   Ага, хорошая штука, — тяжело дыша, сказал Веллинг­тон, снова поднимая агента на ноги. — Теперь буду знать, за кем прятаться, если нас атакует вооруженный огнестрельным оружием хор певчих.

Браун нашла его комментарий весьма веселым.

—   Молодец, Велли! А теперь... на чем я остановилась? Ах, да...

И ее песня грянула с новой силой.

От бесчестия и позора

Оберегай незапятнанное имя нашей страны,

Увенчай ее неувядаемой славой,

Боже, защити Новую Зеландию.

—   Вот так? Ваш патриотизм, мисс Браун, должен поддержи­вать в вас уверенность, что во время вашего отсутствия Новая Зеландия все же останется целой и невредимой, — произнес он, пыхтя и волоча ее ногами по полу, — в вашем горячем сердце под этой пышной грудью.

Национальный гимн в ее исполнении был прерван ее исте­рическим смехом.

—   Вы славный парень, Велли, ей богу! Я с первого раза по­няла это еще там, в Анттара... Антана... Аркани...

—   Антарктиде.

—   Нуда, там. На вас тогда была эта неприятная с виду шту­ка, а ваши глаза... ууууу, Велли, на меня еще никогда никто так не смотрел. — Ее голос вдруг стал сюсюкающим, словно она обращалась к лежащему в колыбели младенцу: — Ваш взгляд был таким очаровательным! Как у щенка!

—   У щенка, которого, правда, приковали цепями и подго­товили для допроса с пристрастием, — добавил он, продол­жая маневрировать вместе с ней в направлении, где, как ему казалось, должна находиться спальня хозяйки. — Но все рав­но спасибо, что сказали мне об этом.