— Я никогда не могла удобно устроиться на спине, так что вариантов тут немного: либо вы проводите здесь эту ночь, чтобы мы могли немного пообниматься, либо...
— Все, понял, согласен, — сказал Веллингтон, поднимая ее на ноги.
Она немного покачнулась, и грохот упавшего на пол корсета и лифа заставил ее вздрогнуть. Элиза оглядела комнату, потом снова посмотрела на Букса и нежно потрепала его по щеке.
— Вы-таки здорово поднабрались сегодня, Велли.
После этого она, шатаясь, повернулась лицом к кровати и рухнула, словно срубленный под корень столетний дуб.
«Благодарю тебя, Господи!» — пробормотал про себя Веллингтон. Он поднял с пола ее снаряжение и принялся вертеть в руках разрезанный корсаж, пытаясь сообразить, можно ли его как-то починить. «Пустая затея», — горестно подумал он.
На темном паркете отчетливо виднелся силуэт игральной карты. Он поднял ее и поднес к тусклому свету. Дама червей. Еще не успев понять, откуда она могла здесь взяться, он машинально перевернул карту и обнаружил на обратной стороне адрес, написанный слишком знакомым ему почерком.
«Вот чертовка! — мысленно выругался он. — Она спрятала это от меня!»
Веллингтон уже открыл было рот, чтобы высказать все свои упреки, готовые сорваться с его губ. Но затем остановился, услышав мерное посапывание. Она наконец заснула.
Держа карту в руках, он задумался над тем, где ее спрятали. Было удивительно, что карта эта не выпала, несмотря на то, как Браун выставляла напоказ свои формы. Еще раз вздохнув, он сунул ее в карман сюртука и разгладил лацканы. Веллингтон послужил министерству, доставив эту подвыпившую колониалку на ее квартиру. Теперь настал его черед отправляться домой, хотя голова его немного кружилась. Оставалось надеяться, что ему удастся быстро приготовить для себя порцию лекарства от похмелья, чтобы завтра утром проснуться в полном здравии.
Однако та злость, которая поднималась волной у него внутри и теперь уже дошла до точки кипения, тоже действовала на него отрезвляюще.
Он выждал мгновение, глядя на фигуру Браун, раскинувшуюся лицом вниз на просторной роскошной кровати. Она не двигалась, но он мог слышать ее дыхание. Ровное. Хорошо различимое. С ней все будет хорошо.
Один шаг. Второй. Третий...
— Велли?
«Проклятье, — мысленно прошипел он. — Если мне задержать дыхание и оставаться абсолютно неподвижным...»
— Не позволяйте той сучке докучать вам.
Он слегка нахмурил лоб.
— Простите?..
— Ну, вы же сами говорили, та шлюха... в таверне... у которой зеленые глаза. Это все было... ее заданием. — Она снова была готова отключиться. Ее пьяный невнятный голос приглушался постельным бельем, в которое она уткнулась, но сам факт такого усилия с ее стороны крепко удерживал его на месте. Она очень хотела что-то сообщить ему, прежде чем окончательно сдаться действию алкоголя. — Это была ее работа. Ничего личного. Вы ценный кадр, Велли. Ценный кадр. Я тогда поступила правильно. Я поступила... правильно.
Что она хотела этим сказать?
— Очень хорошо, встретимся через несколько часов в архиве. Ровно в восемь. Я приготовлю к этому времени кофе.
— Понимаете? — сказала она; голос ее становился все тише и тише, когда она повторяла снова и снова: — Вы ценный кадр... Ценный кадр... ценный...
— Спите, Элиза. — Веллингтон знал, что она не вспомнит потом этих его слов, но зато их будет помнить он: — Было здорово.
Пройдя по шикарной квартире и спустившись по лестнице ее дома, Веллингтон остановился на ступеньках крыльца и несколько раз внимательно осмотрел улицу в обоих направлениях, пристально вглядываясь во все выходившие на нее переулки. Было очень поздно. Через несколько часов взойдет солнце, и он снова опустится в знакомый полумрак своего архива. Его даже утешало, что на его рабочем месте будет темно. Солнечный свет и похмелье никогда не были хорошими компаньонами или хотя бы даже просто добрыми знакомыми. Так что в мирном окружении всего того, что нуждалось в сортировке и занесении в каталоги, они вместе с Элизой смогут страдать спокойно.
Уголок игральной карты терся о его грудь, и во рту появилось ощущение горечи. Веллингтон подозревал, что небольшая разминка сегодня вечером была своего рода игрой в доверие. Возможно, спрятав от него эту улику, Браун устраивала ему проверку. Элиза убедила себя, что он обязательно пойдет к доктору Саунду и покажет ему эту новую находку. И пока он хранит ее визит в Бедлам в тайне, эта улика гарантирует приемлемые правила поведения. Правила были тут к месту по определенной причине. Может быть, Элизе покажется, что он побежит к начальству сплетничать; но, как бы по-детски это ни выглядело, оба они придерживались одной процедуры, и никто не выходил за рамки. Оба соблюдали порядок министерства.
И все же было неприятно. А он уже начал себе нравиться. Немного. Он думал, что начал завоевывать здесь доверие.
Интересно, как она отреагирует, когда заметит отсутствие карты?
«Они приходили почти каждую неделю, разные люди, мужчины и женщины. На каждом из них был медальон или какой-то значок, чтобы я мог знать, кого приглашать к этому столу. Но уже несколько месяцев никто из них не приходил... возможно, месяцев восемь».
Восемь месяцев назад, как раз тогда, когда исчез агент Торн.
Он помнил, что в то время вся работа архива, казалось, остановилась. Веллингтон даже подумывал о том, чтобы подняться на второй этаж и посмотреть, в чем там дело. Может, они там вымерли? Или какое-то дело полностью вышло из-под контроля? А может быть, министерство вообще закрыли? Учитывая эксцентрическую природу их организации и те тайны, с которыми ей приходится сталкиваться, его бы не удивило, если бы корона внезапно навеки прекратила все их операции.
В конце концов он передумал подниматься наверх в офис, напомнив себе, что агенты относятся к нему просто как к удобному ресурсу, средству, которое помогает им лучше выполнить свою работу. Он смутно припоминал ту неуверенность, с которой Торн обратился к нему, когда пришел в архив за информацией по своему делу. «Интересно, — подумал Веллингтон, — работала ли с ним Элиза, когда Торн склонился над моим рабочим столом, рассматривая меня с покровительственным видом». Он вспомнил, что Торн назвал его аналитическую машину «удивительным устройством», сказал, что она оживила архив. Но для него это была просто очередная игрушка, вроде тех, которые выдают «жестянщики» из отдела научных исследований и разработок. Торн, Кэмпбелл и другие всем своим видом показывали, что агенты посещают архив исключительно по необходимости и никогда не заглядывают сюда, чтобы переброситься шуткой или немного поболтать. Чем эффективнее Веллингтон выполняет свою работу, тем скорее они могут отбыть на свои задания.
Так вели себя все, за исключением агента Брэндона Хилла. Хотя его россказни про поножовщину с участием обезьяны, которыми тот потчевал архивариуса, заставили Веллингтона сомневаться, в своем ли уме этот агент вообще.
И тем не менее агент Торн являлся частью министерства. Они были своего рода соотечественниками, объединенными общим гербом учреждения, они были частью одной большой машины, призванной служить на благо ее величества. Но, даже находясь вдали от кабинетов и офисов, Веллингтон понимал: что-то случилось. Подтверждением послужило появление Кэмпбелла, который принес для каталогизации материалы и записки по делу, которому, казалось, не видно было конца. С точки зрения министерства, это конкретное дело подлежало закрытию в связи с кончиной агента Торна. Веллингтон не знал деталей, но он все понял по растерянному выражению на лице Кэмпбелла.
Букс мог не любить Торна, но он тоже переживал эту потерю. Возможно, не так тяжело, как Элиза, но все же переживал. Торн, видимо, был человеком, завоевавшим ее доверие.
А сейчас в его кармане лежал адрес, который, как он знал, отсутствовал в деле, лежавшем в министерстве. Новый поворот в загадке, и о нем в настоящее время никто не знал.