Зачем?

Противоречивые эмоции, захлестывающие Чео, не доставляли ему никакого удовольствия. Он нарушил основной закон пан спехи. Он взял себе все эго, предоставив своим партнерам безмозглое существование. В институте космической хирургии ему удалили орган, который возвышает пан спехи над всеми расами Вселенной. Хирургическое вмешательство оставило шрам на лбу и глубокий след в душе, но он никогда не думал, что будет так доволен результатами операции.

Никто и ничто не могло теперь повлиять на его «эго».

Конечно, теперь он был одинок, однако это была наименьшая цена, и этой ценой было то, что в конце его цикла существования ждала смерть, и это объединяло его со всеми другими формами жизни во Вселенной.

А Млисс помогала ему найти безопасное место, где его не сможет отыскать ни один пан спехи.

Эбнис вышла на обзорную террасу позади него. Уши, такие же чувственные, как и глаза, различили отзвук эмоций в ее шагах — скука, озабоченность, страх, который в последнее время постоянно угнетал ее.

Чео оглянулся.

Он видел, что она побывала у косметологов. Волосы, теперь уже красные, обрамляли ее миловидное лицо. Она бросилась на одну из кушеток и вытянула ноги.

— Эти косметологи! — сердито сказала она. — Они хотят вернуться домой!

— Оставь их, — сказал он.

— Но где мне найти других?

— Да, это, конечно, проблема, не так ли?

— Ты смеешься надо мной, Чео. Не делай этого.

— Тогда скажи им, что они не должны уезжать.

— Я уже сделала это.

— Ты сказала им почему?

— Конечно нет! Что за вопрос?

— Ты говорила с ними так же, как с Фурунео.

— Я прочитала им лекцию. Где мой адвокат?

— Уже ушел.

— Но я хотела с ним еще кое о чем посоветоваться!

— Ты не можешь подождать?

— Ты же знаешь, что он нам еще нужен. Почему ты позволил ему уйти?

— Оставь, Млисс. Это не так и важно. Не обременяй себя лишним свидетелем.

— Наша версия состоит в том, что виноват калебан, и никто не сможет доказать обратное, — сказала Эбнис. — Но я эту сторону дела могу взять в свои руки до тех пор, пока кто-нибудь что-то не выяснит.

Чео вздохнул.

— Как хочешь. Но мне не дает покоя то, что ты не можешь спать спокойно. Бюро Саботажа поручило ка-лебану потребовать от нас выдачи головы Фурунео.

— Его… — она побледнела. — Но откуда они знают, что мы…

— При сложившихся обстоятельствах это был естественный маневр.

— Ты дал им какой-нибудь ответ?

— Я сказал нашим людям, что они должны объяснить, что калебан закрыл прыжковую дверь именно тогда, когда Фурунео направился в ее отверстие.

— Но ведь они знают, что монополия на использование этой прыжковой двери принадлежит нам, — сказала она.

— Все не так плохо. Калебан транспортировал Мак-Кея и его друзей, — сказал Чео. — Это доказывает, что мы не обладаем такой монополией. Одновременно это дает прекрасную возможность использовать тактику умалчивания и затягивания. Калебан отправит голову куда-нибудь, и мы не будем знать, куда. Я ему, конечно, сказал, что он должен отвергать их требования.

— Но если они допросят калебана?

— Тогда, очень вероятно, они получат весьма путаные ответы. И того, что они получат, будет недостаточно, чтобы нас найти.

— С твоей стороны это очень умно, Чео.

— Но не прибавляет мне желания остаться с тобой.

— Зато мне прибавляет, — сказала она, улыбаясь.

После труднейших переговоров Мак-Кею удалось уговорить калебана открыть входную дверь в шар. Теперь он сидел в потоке холодного свежего воздуха; вдобавок одна из групп охранников снаружи могла поддерживать с ним прямой контакт. Он надеялся, что Эбнис клюнет на приманку. Новая стратегия казалась бесспорной.

Яркий свет солнца проникал в отверстие в шаре калебана. Мак-Кей подставил руку лучу солнца, ощутив его тепло. Он знал, что пока двигается, он представляет собой плохую мишень, да и присутствие охранников делало нападение маловероятным. За ночь он с охранниками предотвратили еще пять бичеваний; и теперь в лаборатории Тулука находилось уже шесть рук паленок с бичами. Может быть, Эбнис поняла, что калебана не так легко убить, как она надеялась. Ее стратегия теперь, похоже, нуждалась в коррекции.

Мак-Кей устал и был раздражен. Он все время вынужден был принимать возбуждающие средства. Его раздражение выражалось в том, что он, как зверь в клетке, бродил в шаре калебана. Если Эбнис хочет его убить, она попытается сделать это. Смерть Фурунео — подтверждение тому.

Мак-Кей чувствовал смесь гнева и сострадания, думая о смерти Фурунео. В этом агенте было что-то добродушное и надежное, располагающее к доверию. И он нашел здесь печальный и бессмысленный конец, совсем один, запертый в ловушке. Его поиски Эбнис не продвинули дело вперед, а только подняли конфликт до уровня неприкрытого насилия. Это означало неопределенность и причиняло вред одной-единственной жизни — а вместе с ней стали уязвимыми и все остальные жизни.

Он почувствовал волну ярости, направленную против Эбнис. Это же бессмысленно!

Он поборол нервную дрожь. Через отверстие он мог видеть лавовый блок, на котором покоился шар калебана, и торчавшие за ним скалы. Большинство из них были замшелыми, покрытыми водорослями. Теперь, в отлив, они привлекали тучи насекомых. В соленом воздухе смешивались запахи гнили и тины.

— Может быть, вы мне сможете сказать, — обратился он через плечо к калебану, — находится ли Эбнис где-нибудь поблизости или остается на своей планете. Это не должно противоречить вашему договору.

— Это поможет вам найти Эбнис?

— Не знаю.

— Эбнис заняла относительно постоянную позицию на определенной планете.

— Но при всех наших измерениях и подсчетах мы не можем найти единственно правильное направление, не можем обнаружить источник, из которого она совершает нападения на вас.

— Вы не можете видеть связи, — сказал калебан.

Мак-Кей вздохнул и встал, чтобы выглянуть наружу. В этот момент в воздухе мелькнула серебристо-белая петля и упала на то место, где он только что стоял. В ту же секунду он обернулся и увидел, как петля мгновенно втянулась назад, в маленькую трубу прыжковой двери.

— Эбнис, это вы? — крикнул он.

Он не получил никакого ответа, а прыжковая дверь щелкнула и исчезла.

Охранники снаружи устремились к входному отверстию.

— Все в порядке, Мак-Кей? — крикнул один из них.

Мак-Кей махнул им рукой, вытащил из кармана излучатель и слегка сжал его в руке.

— Фанни Мей, — сказал он, — вы помогаете ей найти меня и убить, как она это сделала с Фурунео?

— Наблюдающая личность, — ответил калебан. — Поскольку Фурунео перестал существовать, намерения наблюдающего неизвестны.

— Вы видели, что здесь произошло? — спросил Мак-Кей.

— Эта личность с помощью зейе-контроля получает сведения о возрастающей активности других индивидуумов. Активность возрастает.

Мак-Кей потер левой рукой шею. Он спросил себя, сможет ли использовать свое оружие достаточно быстро, чтобы на лету срезать брошенную петлю.

— Это тот способ, с помощью которого она захватила Фурунео? — спросил он. — Она набросила ему на шею петлю и втянула в зейе-дверь?

— Прерывистость удаляет личность из существования, — сказал калебан.

Мак-Кей пожал плечами и сдался. Это был один из тех ответов, которые он получал, когда спрашивал калебана о смерти Фурунео. Но они должны разрешить эту проблему. Он раздраженно покачал головой, когда получил вызов от тапризиота, но не прервал контакт. Это был Сайкер. Лаклак принял эмоцию беспокойств Мак-Кея и решил подключиться.

— Нет! — в ярости вскричал Мак-Кей. Он почувствовал, как его тело застыло в трансе. — Нет, Сайкер! Отключитесь!

— Но что случилось, Мак-Кей?

— Отключитесь, вы, идиот, или со мной все будет кончено!

— Хорошо… что с вами все в порядке. Но вы были так…

— Отключитесь!

Сайкер прервал контакт.

Снова почувствовав свое тело, Мак-Кей обнаружил, что болтается в петле, которая, перехватив его дыхание, подтягивает его к маленькой прыжковой двери. Он слышал скребущие и царапающие звуки, доносящиеся из отверстия, его люди звали его, но он не мог ответить. Его легкие готовы были лопнуть, паника захлестывала мозг. Он обнаружил, что во время транса выронил излучатель. Он был беспомощен. Руки напрасно царапали петлю.