В архиве хранились личные дела всех, кто работал в секретной службе. Вельнштейну было интересно узнать про Клаза хоть что-нибудь.

         Он быстро нашел папку «Личное дело доктора Августа Клаза». Он открыл папку. Он внимательно читал всю биографию доктора Клаза, через минут двадцать он увидел кое-что интересное. В 1930-м году, когда от Клаза убежала вся семья, у него случился жуткий нервный срыв. Два года он пробыл не в особом секторе, а в психиатрической клинике! Еще в личном деле была и его больничная карта из психиатрической клиники. Согласно карте, у Августа Клаза были сильные проблемы с общением. Его психиатр Марк Роундлер лечил его полтора года. Последние полгода Клаз находился под постоянным наблюдением врачей. Только Роундлеру удавалось успокоить Августа Клаза.

В канун Рождества в 1931-м году Клаз заколол вилкой своего соседа по комнате из-за того, что этот сосед начал рассказывать про свою покойную жену.

И тут Эрик понял, что ему придется общаться с Августом.

Значит, Август боится снова попасть в психиатрическую больницу и поэтому ищет общения! Но как психиатр мог отпустить Клаза! Он по-прежнему легко впадает в ярость, у него часто бывают истерики, он невменяемый! Надо как-то найти этого психиатра.

Эрик закрыл папку и положил ее на место.

* * *

"17 марта 1939 года германское правительство известило весь мир об успешном установлении протектората над Богемией и Моравией. Словакию Адольф Гитлер не берет. А закарпатскую Украину подарил Венгрии. Гитлер не берет Украину потому что он уже ведет тайные переговоры со Сталиным и не хочет пока войны с СССР. На этот момент для Запада Гитлер стал наглым агрессором!.."

Арн Риппар писал это все, не понимая, что он вообще делает. Ему доверили написать отчет обо всех событиях в Германии и Третьем рейхе, обо всех тайных и нетайных поездках и переговорах Гитлера! Неужели агент секретной службы Германии, возглавляемой лично Гитлером, не сможет сделать этот тупой отчет!

После того, как Арн написал уже пятьдесят  страниц текста он на секунду остановился.

Интересно, когда Гитлер воевал в Испании, издевался над евреями, мерял черепа своих граждан, на западе его считали респектабельным политиком. Но едва он решил не нападать на СССР и отказался нападать на Закарпатскую Украину, сразу стал "наглым агрессором".

         Арн откинул папку, ручку и откинул голову назад. Хотелось уйти домой. Он работает здесь только два года, до сих пор не привык к этой работе.

         Арн Риппар родился в 1905-м году. Его родители Мари и Грегори Риппар умерли во время Первой мировой войны. Его воспитывала няня по имени Роуз Каристон. Няня из Америки очень хорошо воспитывала Арна. Никогда не кричала на Арна, еще не говорила ему о его родителях. Только в шестнадцатый день рождения Роуз рассказала ему правду о смерти родителей. В тот день Арн сказал:

         — Я буду работать на правительство, чтобы предотвратить войны! Я лично прослежу, чтобы воин больше не было!

         Роуз заплакала. В 1926-м году погибла  Роуз. Арн остался один. Одиночество сломило его дух. Но он не бросил свою идею. И вот, ему уже 34 года, а он идет к этой цели.

Глава третья

«Предзнаменование»

Москва, СССР

Мамонтов сидит за своим столом. В его глазах был страх. Зачем? Зачем он пошел туда?

         Он с ужасом вспоминал, как вошел в тот подвал, как застал там эту женщину, как ее усадили в грузовик и увезли. Во всем виноват только он.

         Сейчас Анатолий Павлович сидит в своем кабинете и не может найти себе прощения.

         «Нет, из-за нее умирали люди! Она виновата и должна понести наказание!» — убеждал себя Анатолий Павлович.

         Но даже эти масли не успокаивали его.

         Вдруг в его кабинет вошел Вячеслав Молотов. Лицо у него было безразличное, но с небольшим налетом осуждения.

         — Вячеслав Михайлович, чем могу помочь? — переполошился Мамонтов.

         — Анатолий Павлович, вам срочно нужно идти в комнату для допросов. Там сидит женщина, Вера Роянская, вы должны ее допросить.

         Молотов вышел из кабинета. Анатолий Павлович откинул голову, а затем встал и нехотя вышел из кабинета. Он поднялся на третий этаж и, открыв железную дверь, вошел в комнату для допросов. Там было темно, не было окон. Светила только лампочка, которая висела на потолке.

         На железном стуле, за железным столом сидела Вера Андреевна Роянская в белом халате и в грязной юбке.

         — Здравствуйте, Вера Андреевна, — с трудом выговорил Анатолий Павлович.

         Она молчала и даже не пошевелилась.

         — Лучше вам говорить со мной, — грозно проговорил Мамонтов.

         — А то что? — нагло поинтересовалась Вера  Андреевна.

— Я не шучу, — все тем же грозным тоном проговорил Мамонтов.

— Я тоже.

— Сейчас. Прямо сейчас решается вопрос.

— Какой еще вопрос?

— Расстрелять вас или просто сослать в Сибирь.

— Не пытайтесь меня напугать. Я вас не боюсь.

— А стоило бы. Что вы делали в подвале 19-го дома на Московской улице? — четко и со злобой в голосе произнес Анатолий Павлович.

— Вы же и сами все знаете. Наверняка, ваши специалисты уже выяснили, что я пытаюсь сделать, — все так же спокойно произнесла Вера.

Анатолий почесал левую руку и швырнул папку на стол. Затем он сел за этот самый стол, а потом открыл папку, которую швырнул.

Немного почитав какие-то записи, Мамонтов злорадно спросил:

— А ваш муж? Он тоже умер в подвале 19-го дома? Вы его убили, сделав подопытной мышью?

Боль заколола в сердце, как нож. Ее глаза уже начали слезиться. Душевная боль подступала комом в горле. Вера понимала, сейчас у нее начнется очередная истерика. Нельзя, чтобы он увидел ее слезы. Она вытерпит и расплачется где-нибудь в другом месте, в тюремной камере, перед расстрелом или по пути в Сибирь, но не сейчас. Нужно сдержать эту боль. Но как?

— Отвечайте! — грубо крикнул Мамонтов.

Та грубость, с которой он говорил была ему противна. Он никогда не был груб, всех пытался понять. Даже на допросах он пытался понять мотивы преступника. Именно это и позволило ему узнавать самую разную информацию. Он не был добор или милосерден к преступникам, но он был справедлив и слушал обе стороны конфликта.

Такая грубость агенту Мамонтову не свойственна. Что с ним произошло? Почему он так груб с этой женщиной. Он прекрасно знал, что муж Веры Андреевны Роянской повесился через год после рождения Димы, он знал, что в этом нет никакой  вины Веры.

— Извините, я не хотел, — мягко сказал Анатолий Павлович.

— Нет. Не извиню.

— Но... Семнадцать лет прошло. Почему для вас это такая больная тема? Время лечит.

— А время — оно не лечит. Оно не заштопывает раны, оно просто закрывает их сверху марлевой повязкой новых впечатлений, новых ощущений, жизненного опыта… И иногда, зацепившись за что-то, эта повязка слетает, и свежий воздух попадает в рану, даря ей новую боль… и новую жизнь… Время — плохой доктор… Заставляет забыть о боли старых ран, нанося все новые и новые… Так и ползем по жизни, как ее израненные солдаты… и с каждым годом на душе все растет и растет количество плохо наложенных повязок.

— Ого. И откуда такие мысли?

— Эрих Мария Ремарк. Это чистая, правда. Время не лечит.

— Это точно, — задумчиво пробормотал Анатолий Павлович.

         — Вы понимаете? Рада за вас. Но то, что вы это поняли, не делает вас хорошим человеком, — проговорила Вера.

         Затем пошло молчание. Ни Вера, ни Анатолий Павлович не понимали, что говорить дальше. Мамонтов не мог, почему-то, по-человечески допросить Веру Андреевну Роянскую. Он не желал с ней говорить. Он рос, и был уверен только в одном — он хороший человек. А сейчас какая-то наглая преступница и предательница смеет говорить, что он плохой человек. Это она никто! Почему ее слова так его беспокоят?